– После обеда я пошел в туалет. Ну, во-первых, алкоголь на меня так действует: почки начинают усиленно работать, во-вторых, хотел посмотреть на Борисова. Боялся я, что он меня опять вломит, с коньяком этим. Хотя я для него уже и не конкурент давно, но кто знает, что у него там в башке. Там очередь скопилась, и Борисов троллил нашего Арамчика. Он у нас такой горячий парень, а вот с юмором у него не очень. Борисов всегда его старался из себя вывести. Тот рубаху на груди рвал, порезать клялся. Но, конечно, так никогда на драку и не выходил. Больше глазами вращал. Вот и в этот раз, смотрю, Арик уже закипает. Но тут Алена пришла, и Борисов сразу заткнулся. Он при ней, странное дело, всегда вел себя аки агнец божий. – Почему? Может, влюблен был? Федулов громко фыркнул. – В Алену? В эту сестру милосердия? Нет, конечно, я не исключаю. Но Кирилл ему бы точно нос в череп загнал. Порошин как медведь: мирный увалень, малину жрет, но не дай бог на его делянку залезть. Заломает. Потом, конечно, пожалеет, но сначала кишки выпустит. Борисов не дурак был. – Какие отношения, прям Шекспир. – А то! Не знаю, если честно, кто Гора на тот свет отправил. Ну, Викторию, допустим, Константин Венедиктович мог. Но Борисова? Нет. Да Усов весь полет просидел на своем месте. Я же тогда не стал в очереди стоять, ушел. Минут через десять смотрю, рассосалось. Пошел. Борисов сидел один уже, что-то мне сказал, но я не понял. Я решил, что он уже наклюкался. Потому что лицо у него было странное такое, как у обиженного ребенка. И речь такая же. Язык у него заплетался, что ли? Если учесть, что он почти один всю бутылку выпил, так неудивительно. – Он ведь умирал в этот момент, может, помощи просил, – сказала Жанна. Федулов развел руками: – Может, и так. Сейчас легко выводы делать. Тогда я решил, что он в зюзю. Вышел из туалета, смотрю, Борисов в отрубе, рядом пустая бутылка, ну, сунул ее под олимпийку. Дальше вы знаете. Это же самое я следаку рассказал. Верьте не верьте… – Да верю. Я тут вообще ни при чем. А чашка была? Обычная коричневая чашка. В таких мы еще чай, кофе разносили. – Что-то стояло на столике. Вроде коробка с обедом. А чашку не помню. – Но коробка точно была? – Была, – Федулов радостно улыбнулся. – Это хорошо помню. Коробка стояла полная, даже не съедено ничего. Я еще удивился, почему Федулов от обеда отказался. «Он и не отказывался, – мысленно объяснила она, – обед Борисов съел. И кто-то принес ему другой. Очень интересно». Она глянула на часики, прошло почти десять минут. Надо идти назад. – Я первая, – сказала она, подходя к лестнице, – вы за мной, минуты через две. – Какие шпионские страсти, – буркнул Федулов. – Ради бога, идите, – она махнула рукой. – Объясните тренеру, что вы тут делали. Мне-то что. Мне на лед завтра не выходить. Федулов вздрогнул, одними губами шепнул: – Ну вас, идите уже. Навязалась на мою голову. * * * Никто, похоже, не обратил внимания на их краткое отсутствие. Следователя не было видно. Чашки он, что ли, до сих пор изучает? Итак, Борисов назначил Виктории свидание в туалете, велел принести коньяк. Виктория пришла. Борисов взял у нее бутылку, вышел, столкнулся с Федуловым и увел его, чтобы тот не увидел Викторию. Но не из-за благородных чувств, не желая компрометировать замужнюю даму, а потому, что не хотел давать Федулову козырь против себя. Он же мог его сдать Усову, а тот друг Мухина, ну и понятно, чем могло кончиться. Борисов усадил Федулова на задний ряд, предложил выпить, Федулов согласился. Они выпили. Виктория прошмыгнула мимо. Когда начали разносить обед, Федулов ушел к себе. Борисов остался. Понятно почему: там было удобнее пить незаметно. И тогда яда в коньяке еще не было. Иначе Федулов бы тоже умер. После обеда Борисов жив, здоров, весел. Задирает коллег. Потом разговаривает с Аленой. Федулов возвращается через десять минут, как он сам говорит, но на самом деле, может, прошло и больше. Время в полете тянется по-другому. Борисов уже отравлен. Перед ним целая коробка с обедом. Он ее не просил. Ни Наталья, ни Майя, ни Антон не помнят, чтобы он брал второй обед. Значит, кто-то ему принес. Кто-то из тех, кто брал второй обед, или тот, кто не съел свой. Ох, она почувствовала, как закипает мозг. Итак, еще раз. Борисов взял рыбу и обед свой съел. Это она помнит очень хорошо, потому что коробку с остатками обеда она потом лично у него забирала. Стол перед ним был пуст. Он даже его сложил. Мешал он ему. Развалился на все три сиденья и потихоньку прихлебывал из горлышка, пряча бутылку под курткой. Как-то так. Тут она снова застопорилась. Все произошло в этот короткий промежуток между обедом и очередью в туалет. Или во время очереди. Во время. Надсадный рев мотора колыхнул стекла, заставив вздрогнуть. Взлет? Нет. Это у нее в голове. Снова дурацкий мотор поет песню. Может, пора сдаваться? Сколько можно испытывать судьбу? Возраст позволяет. Пока еще. Закончить какие-нибудь полезные курсы, найти работу в офисе с десяти до восемнадцати, пятница короткий день, суббота, воскресенье выходной. Тошнота подступила к горлу. – Вам плохо? – крепкая рука взяла под локоть. Она выдохнула и позволила себе чуть обвиснуть. – Немного. Спасибо, Ильяс Закирович. Волнения не идут на пользу здоровью. – Пойдемте, я вас усажу. – Если можно, то вон туда, – указала она рукой и подняла голову. Секунду они смотрели друг другу прямо в глаза. – Вы никогда не сдаетесь? Она слегка улыбнулась: – У меня нет выхода. Как и у вас. Показалось или Камаев чуть вздрогнул? Понятно, решил, что она знает его секрет. Ладно, с Камаевым она разберется потом, сначала дело. Глава 20 Лаврушин и Мухин сидели рядом и тихо беседовали. Вернее, Мухин молчал, понурив голову, а Лаврушин ему что-то объяснял, а может, утешал. Не было слышно. Камаев подвел Жанну к ним. – Степан Андреевич, посмотрите за ней. Что-то мне не нравится, как она выглядит. – Жанночка, что с вами? – Степан Андреевич выглядел озабоченным. Она махнула рукой, села, откинулась на спинку и вытянула ноги. – Устала. Нервы. Что-то голова закружилась. Все нормально. Вы же знаете, мы ваш боевой экипаж. – Эх, девочки мои дорогие, – Степан Андреевич похлопал ее по руке. – Вот, Гена, все же людей надо беречь. Мало их. Вот ты своих бережешь. Я тебя за это ценю. – Плохо, выходит, берегу, – Мухин говорил тихо и как-то обреченно. – И плохо знаю. Кто бы мог подумать… Костя, Костя… – Ну хватит. Сам знаешь, чужая душа потемки. А душа ревнивца – темный лес. – А могло убийство Борисова быть связано с его переходом в другой клуб? – спросила Жанна и выпрямилась. Мухин вытаращился на нее, словно увидел говорящую собаку. – Он же уходил от вас в эту, как ее, высшую лигу. – Ну не в высшую, но в клуб, который может в этом сезоне туда попасть. Вообще-то это не афишировалось. Как вы узнали? – Так это правда? Насколько я знаю, Борисов не делал из этого тайны. Много кому успел разболтать. – Я же его просил как человека… – не договорив, Геннадий Павлович махнул рукой. – Хотя какая теперь разница. Да, мы его продали. С выгодой. Клубу нужны деньги. Хоккей дело затратное. – А когда это стало известно? – Да месяца три назад начались переговоры, потом согласовывали условия. Мы хотели, чтобы Борисов все же доиграл у нас до полуфинала хотя бы. Но не афишировали, чтобы слухи не ползли. Борисов ведущий игрок. Многие бы решили, что без него команда не вытянет. – И что? Опять переходим к теме ставок? – Это не запрещено. Но я не ставлю ни за команду, ни против. Если вы об этом. Не игрок. – Гена, Гена, тихо, – Лаврушин попытался утихомирить друга. – Береги нервы. – А чего она опять? Наверное, еще и следователю напела? – Следователю… да, – повторила она. Встала. Они проводили ее взглядами. Перед дверью Жанна чуть помедлила. Может, она не права, может, не стоит ей лезть в это дело? Но пока она пыталась себя уговорить, кулак сам стукнул по гладкой поверхности. Что ж… Хорхин удивленно поднял голову от стопки бумаг, которую внимательно изучал. – Что-то еще вспомнили? – Нет. Но есть пара догадок. – Догадками сыт не будешь, – проворчал он, но все же указал на стул. – Ой, Стас, простите, Станислав Георгиевич, что вы так невежливы с барышней. Барышня хорошая. Помочь нам желает. Так ведь? – Криминалист оторвался от чемоданчика с пробирками и подмигнул. – Ай, иди ты, – Хорхин усмехнулся. – Не обращайте внимания, его иногда прорывает при виде живых. Его клиенты обычно молчаливы. Жанна бросила мимолетный взгляд на продолговатое нечто, укрытое темной тканью. А ведь это может случиться с каждым, мелькнула быстрая мысль. – Я примерно знаю, как его отравили, Борисова, только не знаю кто. Пока. – Ну-ка, ну-ка… – Хорхин отложил стопку бумаг, в которых Жанна узнала протоколы допросов пассажиров, и подпер щеку рукой. – Интересно послушать. – Значит, дело было так. Некто решил избавиться от Борисова и придумал весьма необычный способ. Так как в самолет практически невозможно пронести бутылку с жидкостью, то есть с ядом…