После завтрака Воронцов вышел из дома и обошел его. Не было видно никаких следов – совсем ничего. В какой-то момент Воронцов поднял глаза и увидел Хельгу – она стояла у стены дома и исподлобья смотрела на него. В ее взгляде не было ни неприязни, ни неловкости, и Воронцову самому впору было растеряться – он не знал, что и думать. – Пойдем на пляж, – предложила Хельга. Длинные языки волн методично лизали белый песок. Воронцов разбежался и нырнул под набегающую волну, вынырнул и поплыл прочь от берега. Устал, перевернулся на спину и только теперь обнаружил, что Хельги рядом нет. Она сидела на песке и смотрела куда-то в сторону, вдоль берега. И даже когда Воронцов вышел из воды и лег на теплый песок рядом с ней, она не повернула головы и ничего не сказала. Воронцов долго так не мог. И поэтому не выдержал первым: – Ты ведь не просто так со мной сошлась, да? Хельга помолчала секунду и спокойно ответила: – Да. – У тебя ко мне какой-то особый интерес? И опять, после паузы: – Да. – Ты любишь деньги, богатых мужчин и еще давно мечтала, чтобы было вот так – океан, пальмы, белый песок… Хельга едва заметно улыбнулась. «Все так и есть», – понял Воронцов. Ему стало немного грустно. Раньше их отношения представлялись ему как-то иначе. Романтично и непредсказуемо. А оказалось – во всем холодный расчет. Он и прежде понимал, что Хельга умна, и даже иногда терялся в ее присутствии, не зная, как расценивать ее слова или поступки, и даже готов был в чем-то признать ее превосходство. Но расчетливого цинизма он никогда не умел прощать. – Кто же ты? – спросил Воронцов. – Проститутка? Лежа на спине, он с прищуром смотрел на Хельгу и снова увидел, как она замерла. Сидела так, не шелохнувшись, некоторое время, потом едва заметно улыбнулась: – Нет. И опять ее ответ был очень спокойным. – А мне показалось, что ты неплохо умеешь пользоваться благосклонностью мужчин. – В общем, да. Хельга наконец повернула голову и посмотрела в глаза Воронцову: – Ты, оказывается, наблюдательный. Не ожидала. Воронцов снисходительно усмехнулся: – Ты меня просто пыталась окрутить. И твои сомнения насчет замужества – это ведь все напускное, так ведь? Все равно к этому шло. В этом твоя цель? Хельга не ответила. – Да ладно, не стесняйся, – вполне дружелюбно сказал Воронцов. – Мне просто интересно, честное слово. – В чем-то ты прав, а в чем-то заблуждаешься, – ответила Хельга. Она смотрела вдаль, туда, где синева океана сливалась с синевой неба. – Я не проститутка. Мне было обидно услышать от тебя подобное. Но, значит, чем-то заслужила. – Ты же из мужиков деньги качаешь. – Когда-то у меня была совсем другая жизнь, – сказала Хельга. – И если бы та, прежняя, жизнь продолжалась, я вряд ли оказалась бы с тобой здесь, на этом острове. Она задумчиво провела ладонью по песку – на песке остался след, неглубокая борозда. – Мне было двадцать лет, я училась в университете, и впереди не предвиделось ничего, кроме счастья. Когда человек молод и живет в тепличных условиях – он непременно глупеет и за свою глупость будет наказан. За первые беззаботные двадцать лет жизнь наказала меня скоро жестоко – мой отец застрелился, нас с мамой выгнали из ведомственной квартиры, еще через год, не выдержав всего этого, умерла мать. Вот так закончилось мое затянувшееся детство. Хельга замолчала. Воронцов смотрел на нее так, словно увидел в первый раз. – А почему застрелился отец? – спросил он после паузы, затянувшейся надолго. – Он был военный, генерал. Его обвинили в растрате. Он не вынес этого. Хельга печально улыбнулась. – Ты только не подумай, что про растрату – это правда. Его оговорили. – Зачем? – Его должность кому-то понадобилась. Возбудили дело. А у него были очень строгие понятия об офицерской чести. Когда он застрелился, дело тут же закрыли, хотя первоначально обвиняли не только его, но и еще нескольких человек. Я же сказала – не было никакой растраты. – Ну а дальше? – А дальше началась моя взрослая жизнь, – опять невесело усмехнулась Хельга. – Один из бывших сослуживцев отца стал помогать сироте, и это продолжалось целых три года. У него была больная жена, она знала о моем существовании, но молчала, боялась, что муж ее бросит. – Ты была у него на содержании? – Да, – спокойно ответила Хельга. – Он так и жил на два дома. Там проводил дни, здесь ночи. Так что у меня и его жены было разделение обязанностей. Каждая по-своему отрабатывала свой хлеб. Она засмеялась. Смех был горький. – А потом появился я, – продолжил Воронцов. – Нет, не ты. Жена моего «благодетеля» умерла, он запил, и я его бросила. – Отважная женщина, – оценил Воронцов. – Я же не в никуда ушла, – пожала плечами Хельга, совершенно не обращая внимания на его иронию. – Был на примете человек помоложе и побогаче. Расчетливость – это было ей свойственно, конечно. – Запасной аэродром, – подсказал Воронцов. – Что-то вроде того. С ним я пробыла целых два года. – А потом? – А потом расстались. – Почему? – Я поняла, что не смогу прожить с ним всю жизнь. – А это для тебя обязательно – на всю жизнь? – Да, – сказала Хельга. Зачерпнула теплый песок рукой, расставила пальцы. Песок просыпался золотым дождем. – Тебе этого не понять. – Ну почему же, – добродушно сказал Воронцов. – Не совсем же тупица. – Я не шучу, тебе действительно сложно будет понять. Женщины о своем будущем задумываются гораздо раньше мужчин, им меньше времени на это отпущено. И я поняла, что еще несколько лет – и уже ничего не будет впереди. Ни семьи, ни счастья. Можно пропорхать, как стрекоза, и вдруг похолодает – наступит осень жизни. Это всегда наступает так внезапно, я видела таких женщин. Вдруг так захотелось разделаться со всем этим… Упала в грязь, но ведь не намертво же она ко мне пристала, да и грязь ли это? Это жизнь. В ней не все так гладко, как хотелось бы. А о том, чтобы было гладко, все же мечталось. – Хельга повернула голову и посмотрела Воронцову в глаза. – И тут появился ты. Это был мой шанс. Я сначала не верила, присматривалась, боялась ошибиться… – Она замолчала и отвернулась. – Ошибиться – в чем? – В тебе, – ответила Хельга. – А я парень ничего, – заметил Воронцов. – Высок, строен и миллионер к тому же. Неплохое сочетание. Воронцов все время пытался поддеть Хельгу, хотелось говорить с ней иронично и насмешливо, но его обескураживало ее спокойствие. И он вдруг понял, что по-прежнему теряется рядом с ней. Хельга задумчиво вглядывалась в океан. – Это все друг твой, Потанин, – сказала она неожиданно. – Да, с него мои сомнения и начались, – согласился, подумав, Воронцов. Он не испытывал ни злости, ни обиды. Одну только растерянность. – Пойдем в дом, – равнодушным голосом сказала Хельга. – Солнце уже высоко поднялось. Воронцов, не выдержав, перевернулся на бок. – Знаешь, что меня бесит больше всего? Твое спокойствие, – признался он.