* * * Февральский мороз тянулся до бесконечности, и парижские тротуары покрылись слоем снега. Начались зимние каникулы, и Люк укладывал свой чемодан. Камилла собиралась провести с сыном несколько дней в «Старых липах», у Матильды и Юбера. Ее муж и Ванесса планировали присоединиться к ним в выходные. Родители Ришара уехали, как всегда, на горнолыжный курорт в Альпах. После того как прошлой зимой Матильда пережила несколько гипотонических приступов, ей пришлось заняться здоровьем. Врачи прописали ей дважды в год двухнедельное пребывание в доме отдыха на Баскских землях, поблизости от Биаррица. Камилла предложила ей провести несколько дней с Юбером, чтобы помочь ему по хозяйству, с которым ему было не под силу справиться в одиночку. Она хотела отдохнуть и отключиться от ежедневной адвокатской рутины, не позволяя себе работать с документами больше двух часов в день – чаще всего вечером, когда Люк, наигравшись и набегавшись за день, мгновенно проваливался в сон. Камилла устраивалась за столом в гостиной, где в камине уютно потрескивал огонь. Юбер сидел в кресле и смотрел телевизор. Иногда он оборачивался, чтобы сказать Камилле несколько слов; улыбнувшись, она ласково отвечала ему и снова погружалась в работу. Камилла чувствовала себя уютно; каждый вечер в десять часов она заваривала травяной чай и садилась рядом с Юбером. Часто они просто молчали, но им было хорошо вместе. В четверг утром почтальон принес посылку, адресованную Камилле; она просила свою секретаршу Клаудию пересылать ей почту два раза в неделю. – Значит, теперь ты будешь вся в работе, – заметил Юбер, водружая на стол тяжелый пакет. – Вовсе нет! – возразила она. – Я начну разбирать почту после обеда, после того, как мы съездим за покупками. К шести часам вечера Камилла устроилась на диване; Юбер заканчивал разбирать с Люком пакеты, привезенные из магазина. Она распечатывала конверты один за другим, находя в них неизменные счета, протоколы судебных заседаний и досье двух дел, которые сама просила прислать. – Мы с Люком до ужина будем в мастерской. Тебе нужна помощь? – спросил Юбер. – Нет, я закончу с почтой и буду спокойно готовить ужин. Камилла быстро пролистала одно из двух досье: она собиралась переписать требования сторон, изменив некоторые формулировки. Когда она встала, чтобы выкурить сигарету на улице, с дивана соскользнул на пол толстый сверток. – Ах, черт, про него-то я и забыла! – вздохнула она. Камилла разорвала оберточную бумагу и достала толстую папку в картонном переплете с пластиковой спиралью. Она накинула пальто, вышла из дома и, выпустив первое облачко дыма, раскрыла папку. На первой странице было только название, напечатанное жирным курсивом: «Неоконченная рукопись». Она удивилась, решив, что Клаудиа послала ей пакет по ошибке. Но из любопытства решила все-таки пробежать текст глазами, притоптывая на месте, чтобы согреться: ледяной ветер свободно гулял по равнине Бос, и холод стоял невыносимый. В папке было две сотни машинописных страниц и еще пятьдесят чистых. Камилла хотела потушить сигарету и уронила папку на землю; она присела на корточки, чтобы поднять ее, и увидела оборотную сторону переплета. Сердце у нее сжалось, когда она узнала почерк Стивена: «Если бы в твоей власти было написать собственное будущее, каким бы оно было?» Камилла полистала папку и обнаружила, что ее имя мелькает на каждой странице. Ее сознание откликнулось на некоторые слова: «Аркашон», «дюна», «ожидание», «тело», «страсть». Она поняла, что держит в руках написанную Стивеном историю их любви. Ноги Камиллы задрожали, и она упала, подкошенная волнением. Слезы душили ее, к горлу подступили рыдания. Шесть месяцев она не получала известий о человеке, о котором думала беспрестанно, и теперь он прислал ей такой бесценный подарок. Камилла чувствовала, как ее отпускает напряжение и разочарование, которые накопились в ней с момента их расставания. Прислонившись к каменной стене дома, она так сильно прижимала к себе тетрадь, что на ней остались следы ее ногтей. Ее глаза, полные слез, уже ничего не видели, и, захлебываясь рыданиями, она подняла голову к темному небу, усыпанному звездами. В ту минуту она была далеко от «Старых лип», она больше не была женой Ришара, матерью Ванессы и Люка. Она была просто Камиллой в объятиях Стивена, в спальне на втором этаже «Слов и словесности», где она отдавалась ему, ласкала его тело, слушала звук его голоса. Не осознавая этого, она без конца повторяла его имя и не могла остановиться. От холода и горячих слез ее щеки покраснели; не замечая ледяного ветра, она почти целый час сидела у каменной стены и взахлеб читала толстую тетрадь. Она то улыбалась, то смеялась, то судорожно всхлипывала, утирая не иссякающие слезы. Каждая страница дышала неприкрытой страстью, вызывая в ее душе прилив нежности и смущения. Было семь часов вечера, когда Камилла закончила первую главу. Она закрыла тетрадь, с силой прижала ее к себе и зашептала, словно Стивен был рядом: – Ты полюбил меня с первого дня, с самого первого дня… Внезапно она услышала, как открывается дверь погреба, ведущая в кухню. Это Юбер и Люк пришли ужинать, но застали кухню пустой. – А где же твоя мать? – Пойду посмотрю в спальне, может, она уснула, – предположил Люк и выбежал в коридор. Юбер заметил, что на крыльце горит свет; он открыл входную дверь и увидел Камиллу с покрасневшими от слез глазами, прижимающую к груди толстую тетрадь. Она посмотрела на него невидящим взглядом, ее лицо выражало глубокое страдание. – Боже мой, Камилла, что ты здесь делаешь? Что случилось? – спросил он, присев рядом с ней. – … – Ты заболела? Не молчи, скажи что-нибудь! – разволновался Юбер. Камилла понемногу приходила в себя. – Люк… Где Люк? – В доме, ищет тебя. – Не хочу, чтобы он видел меня такой! Пожалуйста, не выпускай его на улицу. – Хорошо, я прослежу за ним, вставай и иди в дом, ты же совсем продрогла. Камилла медленно встала и вытерла лицо, все еще прижимая к себе тетрадь. – Поднимись в кухню через погреб, так ты немного согреешься. Я пошел, Люк уже вернулся. – Ты прав, пойду умоюсь, а потом приду к вам. – Ты случайно не заболела? – с тревогой спросил Юбер, подходя к двери. – Нет, просто очень устала… – Ладно… приди в себя. Я приготовлю макароны с ветчиной. Камилла исчезла в темноте. Юбер обратил внимание на тетрадь, которую она так крепко прижимала к себе. – Что с тобой, мам? Ты плакала? – спросил Люк, увидев лицо матери. Она успокоила его: – Вовсе нет, зачем мне плакать, если у меня такой замечательный сын! Я просто слишком долго гуляла и продрогла. – А, ясно, – отозвался Люк без особой уверенности. – Так, а почему на столе до сих пор нет приборов? Макароны почти готовы, – сказал Юбер, притворяясь возмущенным. Ужин казался бесконечным. Камилла думала только об одном: когда она сможет вернуться к тетради. Она заставила себя проглотить несколько кусочков ветчины и две ложки макарон. Юбер бросал на нее тревожные взгляды, она слабо улыбалась в ответ, стараясь его успокоить. Люк с удовольствием съел второй шоколадный мусс, от которого отказалась Камилла, и ушел в свою комнату, где уселся перед экраном телевизора и приступил к уничтожению пришельцев межгалактическими ракетами и лазерными импульсами. Юбер, как обычно, сидел в кресле, пока Камилла расставляла посуду. Они позвонили Матильде, которая сообщила, что после десятидневного курса лечения чувствует себя отлично. Камилла почти четверть часа разговаривала с «мамочкой». Юбер спросил: – Все в порядке? – Да, она в прекрасной форме! – Нет, я о тебе, Камилла! Про Матильду я знаю. – Все нормально, я просто устала. Сегодня вечером не буду работать, лучше почитаю книгу. Юбер помедлил, прежде чем уточнить: – Ту самую, которую ты так крепко прижимала к себе? – Э-э-э… да… это набросок романа, который мне прислала подруга. Она хочет… услышать мое мнение, – импровизировала Камилла на ходу, складывая документы в стопку, стараясь держаться как можно более непринужденно. – Ладно. – Я сяду на диван. – Устраивайся, где тебе удобно. Межгалактическая бойня еще не закончилась, и Люк получил разрешение лечь спать немного позже. Камилла улеглась на диване, а Юбер собирался смотреть свой любимый детективный сериал. – Ты только не обращай на меня внимания! – Что ты хочешь сказать? – спросила она, подкладывая себе под голову толстую подушку.