— Хан, по краю ходишь... Молчит. — Хан... Делает вид, будто уснул? Решил, что самый хитрый? Ну ладно... Осторожно выпутываюсь из его рук, пытаясь подняться. Но его ладонь тут же смыкается на моем запястье. — Ты куда? — Я не могу тут оставаться, дедушка увидит. Он тянет на себя, заставляя снова устроиться рядом с ним. Руки Хана тут же смыкаются на мне. — Нет, останься со мной... Что ж, лучше не спорить. Этот упрямец ведь от своего не отступиться. — Даш, — шепчет, когда я поворачиваюсь к нему лицом. Хан прижимает меня к себе так, что мой нос утыкается в основание его шеи. — Чего? — А что если я никогда не поправлюсь? Приподнявшись на локтях, всматриваюсь в его лицо. Выглядит он уже намного лучше. Кладу ладонь ему на лоб и тут же шлепаю ей. — Да у тебя уже жар спал! Спи, давай! Глава 26. Утонуть в тебе больше не страшно Глава 26. Утонуть в тебе больше не страшно Я проснулась с первыми лучами солнца. Распахнув глаза, несколько минут пыталась вспомнить, где я и почему меня обнимает со спины чье-то горячее тело. А когда обернулась и увидела, кто со мной, тут же вспомнила все до мельчайших подробностей. Потянулась и осторожно коснулась его лба. Он был холодным, я выдохнула. Хан прижимался ко мне так сильно, словно я на самом деле значу для него слишком много. Сейчас, пока он спал, я могла позволить себе без стеснений наслаждаться его видом. Черные длинные ресницы отбрасывали тень на бледное лицо. Его верхняя губа была немного больше нижней, и она так смешно топорщилась во сне, он был похож на маленького розовощекого мальчика. Ровный, идеальной формы нос, узкий подбородок, и родинка в уголке губ. Но даже не это заставляло меня умиляться. Его уши. Они были немного оттопырены, а верхняя их часть была немного смята, словно он неудачно их отлежал. Было что-то восхитительно-прекрасное в неидеальности данной части его тела. Чем больше я рассматривала его, тем громче билось сердце в груди. Неужели, ты влюбилась в него, Даша? Его ладонь скользнула по моей талии, и бабочки в животе тут же устроили бунт. Черт. Так и есть. Я влюбилась. Это звучало как приговор. Каким бы козлом ни был Васильев, но он сказал мне правильную вещь. Дело скоро закроют, и Хан уедет в Москву. Все закончится, не успев начаться. Только я уже поняла, что прятаться от своих чувств бессмысленно. Ну, куда мне скрыться, если каждый раз при его появлении, мое сердце сходит с ума?! Услышала со стороны двора чьи-то шаги. Наверняка, дедушка уже проснулся. Осторожно выбравшись из его объятий, укрыла Хана одеялом и вышла на улицу. — Дашунь, — удивленно замирает дедуля у веревки с бельем. А я с ужасом понимаю, что он увидел вещи Богдана. — Привет, — улыбаюсь, словно ни в чем не бывало. – Хан, наш бывший постоялец заболел сильно, вот всю ночь ему температуру сбивала. — Он ночевал у нас? – хмурится дедушка, озадаченно покосившись в сторону дома. — Да, приехал вчера вечером, хотел рассказать мне о поимке маньяка. И плохо стало. Ладно, дедуль, ты на работу собирайся, опоздаешь. А я пойду Марусю будить. Не дав возможности ответить, я бегу в сторону дома. Щеки пылают так сильно, что, кажется, сгорят. Конечно, дедушка не поверил моим оправданиям, он ведь не глупый. — Даша, — со стороны спальни навстречу мне выходит Маруся. Девчушка трет заспанные глазки, в руке, как всегда мистер Морковка. — Привет, красотка, — приседаю и принимаю ее в объятия. — Как твои дела? — К маме хочу, — хмурится малышка. В груди все сжимается в узел. — К маме? Давай сегодня проведаем ее. Я до обеда справлюсь с делами и сразу поедем. Маруся тут же улыбается и радостно кивает. — Вот и хорошо, а теперь беги, умывайся. Сейчас будем завтракать. Почистив зубы и приведя себя в порядок, помогаю Марусе с водными процедурами. Причесав ее и переодев, направляюсь в кухню. Когда я рыщу в холодильнике, дедушка проходит мимо, уже одетый в рабочий костюм. — А завтрак? – замираю удивленно, смотря на то, как он обувается в коридоре. — Я в кабинете покушаю, нужно сегодня пораньше приехать, будет совещание. — Дай хоть бутерброд тебе сделаю! Разложив на столешнице продукты, собираю ему завтрак. Дедушка ждет в коридоре. — Вот, держи. И на обед домой приходи, там борщ свежий. — Хорошо, Дашунь, — притянув к себе, целует. – И если что, я не против постояльца. Не переживай ты так. Удивленная, поднимаю на него глаза. Дедуля улыбается, и, подмигнув, направляется к выходу. Ну и дела! Чтобы дедушка да одобрил парня! Хан счастливчик! Вернувшись к своему занятию, решаю сделать творожные вафли. Пока я замешиваю тесто, дверь открывается и на пороге появляется Хан. Взлохмаченный, заспанный, в помятой после сна одежде. — Ты куда убежала? — он проходит в комнату, потирая глаза, точно также как это делала Маруся. Приблизившись ко мне из-за спины, словно так и надо, обнимает и кладет подбородок мне на плечо. — Что готовишь? М-м-м, вафли? – произносит восторженно, и в следующее мгновение я чувствую, как его губы касаются моей шеи. Ноги тут же становятся ватными, а сердце бьется так сильно, что Хан может с легкостью услышать его стук. — Как себя чувствуешь? – я пытаюсь выбраться из его рук, но он хитрый и ловкий! Дав мне развернуться к нему лицом, сжимает в руках, придавливая своим телом к столешнице. — Все отлично, и ноги ходят, – улыбается, намекая на укол, который я поставила ему. Ничего не могу с собой поделать, тону в его черных глазах. Мозги вдруг превращаются в вязкий кисель, и я даже глупую шутку не могу придумать в ответ. — Привет, дядя Хан! – раздается голос Маруси, и мы словно ошпаренные отпрыгиваем друг от друга. Малышка деловито смотрит на удивленного Богдана. В ее руке альбом и фломастеры. — Привет, хозяйка одноглазой морковки, — его губы растягиваются в улыбке. — Это мистер Морковка! – бурчит недовольно Маруся, и видимо решив, что спорить с этим олухом бесполезно, залезает на стул. Разложив альбом и фломастеры, принимается за дело. — Садись и жди. Сейчас будут вафли, — усмехнувшись, возвращаюсь к готовке. Пробурчав что-то в ответ, Хан послушно занимает соседний с Марусей стул. — Вот, рисуй, — Маруся двигает к нему альбом. Растерянный Хан поднимает на нее удивленный взгляд. — Что рисовать? — Я к маме еду сегодня, и хочу подарить ей рисунок. Маму я нарисовала, а цветочек не умею. Нарисуй цветок, только красиво, – малышка так смешно грозит ему пальчиком. Хан поднимает на меня растерянный взгляд. Улыбнувшись, я пожимаю плечами. Тут я ему не помощник. Да и к тому же я знаю, если это не сделает Хан, придется делать мне. Пока я завариваю чай и раскладываю готовые вафли по тарелкам, Хан старательно выполняет заказ. — Убирайте свои художества, садимся кушать, — ставлю чайник посреди стола, и, опустив взгляд на альбомный лист, замечаю то, как красиво Хан нарисовал цветок. Залипаю взглядом на его длинных изящных пальцах, сжимающих фломастер. — Держи, — он протягивает листок малышке. Маруся внимательно смотрит на рисунок. И по тому, как сильно хмурятся ее бровки, я понимаю, что Хану сейчас достанется. — Это не цветок! Ты желтую какашку нарисовал! – ворчит, поднимая на него недовольный взгляд. Хан ошарашено замирает. Переводит на меня вопросительный взгляд и возвращает его к малышке. — Какашку? Ты вообще не понимаешь ничего, неблагодарная слива!