— Хорошо, я недолго. В «Гравитации» все по-прежнему. Я не был здесь с того самого дня, как мы выкуривали Мятежников. Днем здесь открыт лишь второй зал с живой музыкой. В первом зале я вижу Тайлера, сидящего возле диджейской кабинки. Он замечает меня и соскакивает с высокого табурета. — Майки, сукин ты сын, где тебя носило? Мы ударяемся кулаками и обнимаем друг дуга за плечи. — Так, был занят. — Эта рождественская суета доконает меня, — жалуется Тай. — Ты как, будешь зажигать здесь с нами? — Посмотрим, — пожимаю плечами. — Скорее всего, да. — Эй, ты обязан просто, — он тычет в меня пальцем. Я тычу его кулаком в плечо. — Как вообще идут дела? Как с Найлсом? Тайлер издает что-то похожее на «пфф». — Он только недавно прекратил ныть о том случае. Все чего-то боялся. Я фыркаю. — А Альварес? Тайлер отмахивается. — Мы периодически бьем друг друга по роже. Мы смеемся и еще несколько минут болтаем, пока не появляется Найлс. — Рад тебя видеть, — в своей манере обращается он ко мне. — Можно тебя на минуту? — Конечно. Мы отходим от Тайлера на несколько шагов, ближе к бару, за которым творится суета. Работники сбиваются с ног, расставляя различные виды алкоголя. — Шарлин мне все рассказала. Недавно. Если честно, меня нисколько это не волнует. Это рано или поздно выплыло бы наружу. — Что именно? — безразлично уточняю я. Я жду, что Найлс поведает о том, как я кончал в рот его невесте осенью, но он говорит совершенно о другом. О том, чего я не хочу слышать. — Почему ты мне не рассказал, что встречался с ней? — Это в прошлом. Зачем было ее впутывать? Найлс задумывается. Такое ощущение, что он стал серьезнее. По крайней мере, он умеет разговаривать на серьезные темы. — Да, но, черт! — Он запускает пальцы в свои короткие волосы. — Она изменила тебе с твоим же отцом! Это же полное дерьмо, чувак. Мне бы не хотелось, чтобы все об этом знали. Это уже не приносит такой боли, но неприятный осадок остался. И это слабо сказано. Мне противно это слышать. — Не хочу это вспоминать, Найлс, — в отвращении говорю я. Меня воротит от самого себя. Как я мог тогда поддаться и снова позволить ей касаться себя. Целовать ее в ответ. — Понимаю. — Рука Найлса ложится на мое плечо. — Как я только услышал ее исповедь, я прогнал ее из дома. — Серьезно? — Не знаю даже, как и реагировать на такую новость. — Да, — отвечает Найлс. — Мне не нужна такая шлюха. Пусть катится к дьяволу. А вдруг она запрыгнет в постель к моему папаше? Я конечно, уважаю своего старика, но делить жену не собираюсь. Что ж, мне не жаль Шарлин. А может и жаль, но по-другому. Вернувшись в свою машину, я застаю Молли, читающей мои тексты в блокноте. — Эй. — Я пытаюсь вырвать его из ее рук, но она не позволяет. — Это здорово, Джорел, — говорит она, и я оставляю свои попытки. — Как бы я хотела выплеснуть всю свою боль на бумагу, но просто не создана для этого. Молча я кладу свою руку на ее запястье и слегка сжимаю. Она благодарно кивает и свободной рукой гладит свой еще не округлившийся живот. — Ниэйша сказала, что будет мальчик. Я удивленно вскидываю брови. — Правда? — Да. Что ж, я не стану узнавать пол ребенка раньше времени. Узнаем через шесть месяцев. ГЛАВА 30 МОЛЛИ На протяжении трех месяцев каждое утро я открываю глаза и думаю об одном и том же. Я не хочу просыпаться. Во сне он рядом со мной. Во сне он жив. Я не успела по-настоящему понять, что мы снова вместе. Его отняли у меня, и во мне словно все умерло. Нет ни ненависти, ни слез. Абсолютно ничего. Первые дни после похорон я пыталась осознать. Сутками я бродила по пустому дому, мечтая, чтобы это оказалось страшным сном. Я не ела. Ниэйша ходила за мной по пятам, давясь слезами. Ко мне приходили Лекс и Джекс, но даже они не смогли вернуть меня к жизни. Только после того, как каждое утро меня начало рвать желчью, Ниэйша купила мне тест, и я узнала о беременности. Это и помогло мне очнуться. Та единственная ночь, которую мы провели перед тем, как Алрой умер на моих руках, подарила мне ребенка. Его ребенка. Я увидела смысл. Но боль от потери до сих пор продолжает дерзать мою душу, и я не могу представить, что когда-нибудь мне станет легче. Я захожу в дом, в котором теперь живут Спайк, Ламмар и Джон-Вуд, то есть мой отец. Все вещи Алроя я не стала брать с собой к Ниэйше, так как не смогла бы смотреть на них. Но нужно что-то делать с ними. Мне с трудом удается игнорировать картину, которая стоит перед моими глазами, когда я стою возле этого самого окна. Раньше я даже не допускала мысли о том, что его может не стать. Он был сильным и смелым. Он был моим миром. — Привет, Молли, — Спайк улыбается мне, приподнимая над коленями бутылку пива. — С Рождеством. — С Рождеством, — отвечаю я и поднимаюсь наверх. Когда я оказываюсь в комнате, в моих легких исчезает воздух, и я начинаю задыхаться. Сухие рыдания душат, но я продолжаю перебирать его вещи. К продолжают преследовать Мятежников, которые после смерти своего лидера разбежались кто куда. Отец просил меня уехать, но я перестала бояться. Я четко решила покинуть эти улицы, но только после того, как наш с Алроем ребенок появится на свет. Во мне поселилось убеждение, что этот ребенок должен впервые увидеть этот мир именно здесь. А потом я уеду. Мне нужно много сил, чтобы поднять его на ноги. Много сил, чтобы пытаться жить дальше без Алроя. Надеюсь, наш ребенок даст мне эти силы. Вернувшись в дом Ниэйши с небольшой сумкой, я ставлю ее в шкаф. Из кухни доносится приятный запах, и я иду туда. — Привет, милая, — машет мне деревянной лопаточкой Ниэйша. — Голодна? Я киваю и прижимаюсь к ее тучному телу. От нее пахнет домашней стряпней и домом. Ниэйша ласково проводит рукой по моим волосам. — Ты сделала то, что хотела? — Да. — Я чувствую себя маленькой девочкой. Если бы не эта женщина, я не знаю, чтобы стало со мной. Как же я многого не понимала. Она заменила нам мать всем. У этой женщины был один-единственный родной сын, наш Спайк, но она поровну делила на всех свою безграничную любовь. А я страдала от того, что моя родная мать живет в особняке.