Стивен Разочарование перехватывает ему горло, и стальное кресло под ним скрипит и стонет. Он сражается с креслом, как с врагом… нет, не только с креслом, но и с тем, что оно воплощает. Как она могла так с ним поступить? Она швырнула его извинения и его дар прямо ему в лицо. Она не задумалась и на пять секунд, с ходу отвергнув и его добрые намерения, и его самого. Стивен еще никогда не давал ключ от своего дома девушкам, с которыми встречался. Ни одной из них. Его квартира, его святая святых… Неужели она не в состоянии понять всю важность этого жеста? Неужели ей невдомек, что́ этот дар говорит о глубине и силе его чувств? Элли продержалась при нем дольше, чем все остальные. Намного дольше. Он даже позволил себе думать, что она не такая, как они, как другие, и вот – хватило пустяка, чтобы она буквально взбесилась. Полированный металл ключа слегка поблескивает на полу, отражая желтое пламя камина. Она швырнула его туда жестом, каким ребенок отбрасывает не понравившуюся ему игрушку. Гнев стискивает ему гортань и распирает грудь. Кресло содрогается под ним и опасно кренится, готовое опрокинуться. Наплевать. Ему все равно. Все его тело напрягается от усилий, оно похоже на самодельную бомбу из водопроводной трубы, готовую взорваться, расшвыривая во все стороны шквал смертоносной шрапнели. Но прежде чем Стивен решился дать выход своему гневу, Элли вернулась в комнату, и он проглотил все проклятия, которые готов был обрушить на ее голову, и только его сердце продолжало яростно колотиться о ребра. Прищурившись, она посмотрела на него, и Стивен поспешил расслабить сведенные ненавистью мускулы. Он не должен дать ей то, чего она хочет, а хочет она вывести его из себя. Ладно, поглядим еще, чья возьмет… И Стивен выпрямил спину и расправил плечи. Пусть видит, что с ним не так-то легко сладить. Тем временем Элли присела на краешек дивана и, рассеянно улыбаясь, подняла руки, чтобы собрать волосы на затылке в небрежный пучок. Голову она слегка запрокинула, и он увидел перед собой ее стройную шею. Еще недавно он целовал эту белую, гладкую шею, целовал и никак не мог насытиться, но сейчас Стивен мог думать только о том, что он с ней сделает, когда освободится от пут, когда, сдирая кожу и вырывая волосы, вырвет руки из липких петель скотча и протянет их к этому белому, беззащитному горлу. О, он преподаст ей урок, который она не скоро забудет. Только бы вырваться, только бы освободиться, и тогда… Когда Элли подняла руки, широкие рукава ее свитера сползли к локтям, и он увидел на ее тонких запястьях новые темные татуировки. Когда она успела их сделать?.. Он напряг зрение, всматриваясь, и почти сразу понял, что это вовсе не татуировки, а синяки, которые он наставил ей, когда они в последний раз занимались сексом. Ему трудно было поверить, что всего несколько часов назад они вместе лежали на этом самом ковре – те же самые Элли и Стивен, что и сейчас. Но еще труднее было вообразить, что уже тогда она презирала его и лелеяла мстительные планы. От осознания всей глубины ее коварства у Стивена даже закружилась голова. Ну и ситуация, хуже не придумаешь. Он заперт в чужом доме, в безлюдном и диком месте, но это еще полбеды. Гораздо хуже, что он оказался здесь один на один с совершенно незнакомой, свихнувшейся женщиной, в которую нежданно-негаданно превратилась кроткая, надежная Элли. Не найдя ни шпильки, ни резинки, чтобы закрепить пучок, Элли выпустила волосы, и они волной упали ей на плечи, сделав ее похожей на дикарку, которая родилась и выросла в том самом диком лесу, который едва виднелся сейчас за высокими панорамными окнами. Стивен помнил, что П. тоже проделывала со своими волосами нечто подобное: сначала она закручивала их узлом на макушке, а потом отпускала. Для чего – этого он так и не сумел понять. Зачем тратить время на какое-то действие, если знаешь, что оно не имеет смысла и что волосы снова рассыплются по плечам, как только перестанешь удерживать их рукой? – Я и подумать не мог, что ты такая бессердечная девчонка, Элли. Я понимаю – ты очень огорчилась, но все-таки это не дает тебе права накачивать меня наркотиками и привязывать к дурацкому креслу. – «Бессердечная, но не очень умная», – добавил он про себя. Как она не понимает, что рано или поздно ей придется его развязать – и что тогда, как ей кажется, произойдет? Хотя, быть может, она собирается подсунуть ему еще какое-нибудь сильнодействующее лекарство, чтобы уйти без помех, чтобы не дать ему погнаться за ней, чтобы… – Ты – лжец и изменник, но в данном случае жертва ты, а не я. Странно, правда? – ответила Элли ровным голосом и слегка наклонила голову набок. – И, кстати: я не девчонка, а женщина. – И все равно я не заслужил… подобного. – Гнев снова начал брать в нем верх, и он крепче сжал губы. Напряжение, которое он испытывал в ее присутствии, было для него внове. Вот уже и плечи начало сводить словно судорогой, а это никуда не годится. И Стивен принялся наклонять голову то в одну, то в другую сторону, пока не хрустнул шейный позвонок. Ладно, пока достаточно… – Сколько им было лет? – спросила Элли, обращаясь к пальцам своих ног. Она ходила по дому босой, и ему очень не нравилось, что ей хватает на это уверенности. – Что-что? – Этим девушкам. Девчонкам, как ты выразился. Сколько бы их ни было… – Она вскинула на него взгляд, который был настолько холодным, что Стивен невольно поежился. Он бы предпочел, чтобы она и дальше разглядывала свои ноги. – Сколько им было? Стивен почувствовал себя участником какой-то телевизионной игры, в которую его вовлекли насильно. Странной игры, поскольку неправильный ответ будет стоить ему тысяч пятьдесят. Возможно – больше. Искусственная кожа подлокотников под его руками снова стала скользкой от пота. – Ты сама знаешь – сколько. – Знаю. Но я хочу услышать, как ты сам это скажешь. Отвернувшись, чтобы не видеть ее вызывающего взгляда, Стивен уставился на тележку с напитками. Сейчас очень кстати был бы стаканчик виски, лучше всего – шотландского, но просить ее он не станет, ни за что не станет. И, еще раз проведя языком по губам, Стивен промолчал. 29 Стивен Она возвышалась над ним, так что Стивену приходилось смотреть на нее снизу вверх. Обычно смотреть снизу вверх приходилось ей, потому что он был почти на голову выше. Ему даже нравилось, что ей приходится запрокидывать голову назад, когда они целовались. Впрочем, это относилось не только к Элли, а к ним ко всем. Их головы всегда запрокидывались, лица обращались вверх, а рты открывались, когда они ждали, чтобы он их поцеловал. Да, разница в возрасте присутствовала всегда, ну так что с того? Между ним и Элли тоже существует разница в целых семнадцать лет. Пусть она вспомнит об этом и не ждет от него ответа, который он все равно не намерен давать, чтобы не подарить ей ни капли удовлетворения, ни одной унции уверенности в своих силах и своем могуществе. Кроме того, он и сам мог бы задать ей немало вопросов, вот только… только он не уверен, что хочет услышать ее ответы. Так они длили и длили напряженное молчание, и никто не желал уступать. Элли не выдержала первой. – О'кей, я скажу сама. Они были детьми. Маленькими девочками. Эти слова задели его неожиданно глубоко. Элли явно пыталась выдать свое субъективное суждение за истину, а это было не так. Маленькие девочки, как бы не так!.. Маленькие девочки играют с куклами и маленькими посудными наборами и не носят кружевное шелковое белье. Маленькие девочки рисуют единорогов, носят гольфы до колен, не пользуются косметикой и не смотрят на мужчин так, как смотрели эти «девочки» на него. Нет, они уже подошли к границе женственности и протягивали ему руку, прося перевести через эту невидимую линию на другую сторону, где кончается игра в куклы и начинается захватывающая «взрослая» жизнь. Кроме того, сам Стивен ни за что бы не назвал «маленькой девочкой» Д., которая преследовала его с упорством и изобретательностью взрослой женщины. Не назвал бы он так и А., которая позировала ему словно опытная модель. Он помнил их всех, и ни одна из них не была «маленькой». Хорошо известно, что девочки взрослеют быстрее, чем мальчики. Сама Элли наверняка тоже развилась и оформилась еще на заре подросткового возраста… Дети?.. Как бы не так. Да, он отлично понимает, сколь глубоки нынешние страдания Элли, но он не должен позволять ей извращать факты, подгоняя их под ту тупую схему, которую она вбила себе в башку. – Это не так. – Именно так, Стивен. Возраст согласия – вовсе не отвлеченная юридическая абстракция, как ты, наверное, думаешь. Она имеет важное практическое значение. Как ты думаешь, что станет с твоей репутацией и с твоей карьерой, если правда – такая правда – выплывет наружу? – спросила Элли, подходя к столику с напитками. Ее последние слова заставили его вздрогнуть. – Будешь? – спросила она, прежде чем Стивен успел спросить, что она имеет в виду. – Я бы не отказался, но, как видишь, сейчас мне немного не до этого, – ответил он не раздумывая. – Кроме того, один раз ты меня уже напоила… Сарказм, прорвавшийся скорее в его голосе, чем в словах, заставил Элли коротко рассмеяться, словно на какую-то секунду или две вернулись их прежние отношения, неожиданно проявившиеся в той непринужденности, с которой они обменивались этими репликами. Можно было подумать, что они просто небрежно болтают за стаканчиком вина, чтобы вскоре отправиться вместе в спальню и заняться любовью, однако продлилось это совсем недолго. Разделившая их пропасть снова разверзлась во всю свою непреодолимую ширь, и Стивен почувствовал, как его вновь окружила неприятная реальность. Элли протянула ему бутылку, которую наполнила несколько минут назад, когда ненадолго уходила в кухню. Первым побуждением Стивена было отказаться – отказаться из принципа, хотя пить действительно очень хотелось и справиться с соблазном было невероятно трудно. У Стивена чуть слюнки не потекли, когда он представил себе первый глоток чистой, прохладной воды. Бутылка придвинулась и уткнулась ему в губы. – Да нет, не надо, – проговорил он, отворачивая голову, хотя шершавый пересохший язык едва ворочался во рту. – Со мной все в порядке. – Не говори глупостей, – возразила она, снова перемещая горлышко бутылки к его губам. – Черт побери, Элли, я передумал! Она молча уставилась на него. Ее внимательный, острый как скальпель взгляд скользил по его лицу, изучая, исследуя. Пластиковая бутылка чуть хрустнула под пальцами, и в тот же миг ее лицо расслабилось. Вздохнув, Элли поднесла бутылку к собственному рту и сделала большой глоток, демонстративно смакуя оказавшуюся на языке влагу. – Ну?.. На этот раз он коротко кивнул. Бутылка в третий раз опустилась, и его губы приоткрылись сами собой, обхватив круглое пластмассовое горлышко. Стивен потянул воду в себя, и прохладная жидкость потоком хлынула в рот и в горло. Ее было так много, что он с трудом мог глотать, но даже эта легкая боль приносила удовольствие. Он пил и пил, пока бутылка не опустела. – Нет, правда, Стивен… как ты мог? Он пожал плечами. – Так получилось… Взаимное влечение, обоюдное желание… – Обоюдное? Ты что, шутишь? – Вовсе нет. – Стивен слегка нахмурился, чтобы показать – он абсолютно серьезен и бесконечно правдив. – Уверяю тебя, не было никакого насилия… или принуждения. Все происходило по согласию, так что не нужно представлять меня одним из этих… этих типов. – Каких типов? – Ну, всяких там извращенцев и маньяков, которые преследуют женщин тупо и упорно и не понимают, когда им говорят нет. Ты должна знать, о ком речь, ведь я несколько раз спасал тебя от подобных… субъектов. Например, от того идиота в баре, который клеился к тебе на прошлой неделе. Или от парня в галерее… – Потрясающе! Так ты, значит, помимо всего прочего считаешь себя героем? Этаким рыцарем на белом коне? Опустив взгляд, она несколько раз шмыгнула носом, потом потерла его тыльной стороной ладони, и Стивен невольно насторожился. Этот жест, одновременно знакомый и незнакомый, он уже видел. Да-да, в тот вечер, в галерее! Да и лицо того парня… оно тоже показалось ему знакомым, но вовсе не потому, почему он тогда подумал. Он приехал к Элли в ее квартиру-студию, чтобы устроить ей сюрприз – пригласить в Брайан-парк покататься на коньках. Сам он бывал там каждый год, но, как правило, в одиночестве. Сложить за спиной руки и скользить на коньках по блестящему льду было сродни полету в небесах, к тому же, пока он нареза́л круги по катку, все тревоги и огорчения: скверно написанные студенческие работы, отказы в публикации статей, унизительные замечания отца – все растворялось и таяло, словно ледяная крошка под стальными лезвиями коньков. Это была его собственная многолетняя традиция, которую ему захотелось разделить с Элли. Это желание и привело его в городской центр к многоквартирному дому в Уэст-Виллидж, где она жила. Лифт не работал, и он стал подниматься по лестнице, перешагивая от нетерпения через ступеньки. Ему очень хотелось увидеть, как она сделает свой первый шаг на лед, хотелось почувствовать, как она будет держаться за его руку, чтобы сохранить равновесие. Стивен так замечтался о том, как они будут кататься по кругу, лавируя между другими отдыхающими, когда на лестничной клетке раздался громкий топот и какой-то мужчина, спускавшийся сверху, задел его плечом. «Извини, приятель». Столкновение было таким легким, таким мимолетным, что Стивен даже не стал отвечать. Он только замедлил шаг и обернулся, чтобы взглянуть на извинившегося перед ним человека. Он успел заметить гриву рыжеватых волос и аккуратную бородку молодого мужчины, который уже спустился до конца пролета и сворачивал на следующий. Но прежде чем сделать это, он задумчиво пошмыгал носом и потер его тыльной стороной ладони. Когда Стивен добрался наконец до дверей квартиры Элли, незнакомец уже вылетел у него из головы – вылетел столь основательно, что он не узнал его, когда спустя несколько недель увидел за дверями галереи, где он разговаривал с Элли. Но сейчас поспешность, с которой она в тот вечер покинула Сашину галерею, наполнилась для него новым смыслом. Тогда он решил – она на него просто разозлилась, но, похоже, для внезапного ухода у Элли были и другие причины. Да, всего одна незначительная деталь, один жест – и события выстроились в совершенно ином порядке, словно цветные квадратики на гранях кубика Рубика. Лестничная клетка в доме Элли. Галерея. Свидание две недели назад, когда Элли предложила пойти в бар, где они впервые встретились. Весь тот вечер она прижималась к нему то боком, то бедром и потягивала водку с клюквенным соком, тогда как он глотал свой любимый бурбон. Они целовались в уютной полутьме отдельного кабинета, с жадностью работая языками, а потом, хмельные и возбужденные, поехали к нему. Уже после, когда они отдыхали, вытянувшись поверх потных простынь, Элли рассказала, какой сюрприз она для него приготовила. Трехдневный уик-энд вдвоем в доме на берегу Чесапикского залива… Прильнув к нему своим горячим телом, она ждала, что он придет в восторг, и Стивен не мог ее разочаровать. К тому же ее глаза… в тот вечер они были бездонными и синими, как никогда. Но ее разговор с рыжим незнакомцем, которого он мельком видел сквозь стеклянную дверь галереи, вспомнился ему сейчас не просто так. Выходит, это был не незнакомец и не случайный посетитель, который решил от нечего делать приволокнуться за красивой женщиной. Похоже, он и Элли были знакомы достаточно близко и давно, если она успела усвоить эту его манеру – совершенно не женскую, кстати, – вытирать нос тыльной стороной ладони. И, разумеется, рыжий ухажер прекрасно подходил на роль сообщника Элли. На роль ее соучастника в деле, которое она задумала. Ему нужно только выяснить, чего эти двое от него хотят. Элли по-прежнему смотрела на него и, скрестив руки перед собой, машинально потирала локти. Рукава ее свитера были очень широкими, и от этого ее руки и запястья казались еще более тонкими, чем на самом деле. Это были те же тонкие изящные руки, которые она закидывала за голову, когда лежала под ним на этом самом полу, это были те же руки, которые он мог обхватить у запястий одной своей ладонью, так что она не могла ими даже пошевелить. А главное, эти слабые, тонкие руки просто не могли поднять его «мертвый» вес с пола и переместить на инвалидное кресло, пока он валялся без сознания. Что и требовалось доказать. Кроме них двоих в доме есть кто-то еще…