– То, что я подслушала, едва не сокрушило меня. Больше всего мне хотелось вернуться домой, но разве ты отпустил бы меня? Не-ет, если профессору Хардингу чего-то хочется, он это получает, и точка! Чувства других людей его не интересуют. И я не ошиблась – ты потащил меня к себе… Он пытается возразить, но время отговорок прошло. – Когда мы занимались любовью, то мне пришлось зарыться лицом в подушку, чтобы ты не слышал моих рыданий. Ты дотаптывал, добивал меня, но тебе, конечно, это было невдомек. Ты хотел секса и не сомневался, что я хочу того же. Когда мне удалось вырваться и укрыться в ванной, я была на грани срыва, но ты, разумеется, не мог оставить меня в покое даже на пять минут! Он глядит на огонь. Его руки, прихваченные клейкой лентой, расслабленно лежат на подлокотниках. Я не хочу говорить, что в тот день, когда я наконец оказалась дома, все мое тело онемело и ничего не чувствовало и что я выжила только потому, что всю ночь провалялась на полу в туалете, то и дело прикладываясь к бутылке водки, пока алкоголь не стер начисто все воспоминания, которые он испятнал своими словами, прикосновениями, самим своим присутствием в моей жизни. Бутылку я выпила целиком. Утром я проснулась с чудовищной головной болью, но моя решимость странным образом окрепла и сделалась несокрушимой. – Ты наверняка считаешь себя долбаным сказочным рыцарем в сверкающих доспехах, который спасает прекрасных дев от чудовищ, но на самом деле ты – дракон, который пожирает их живьем. На некоторое время в гостиной воцаряется тишина – тяжелая и холодная, как лежащий снаружи снег. Вот только в комнате сейчас опаснее, чем снаружи. Игры наши кончились, настала пора переходить к делам. – Так что же ты выбираешь? – спрашиваю я, и мой голос разбивает ледяную стену, в которую превратилось наше молчание. – Ты сумасшедшая, Элли, – немедленно отвечает он. – Я тебе уже сказал – я не сделал твоей Венди ничего плохого. Это факт, который останется фактом что бы ты ни говорила. Я пытался тебе это втолковать, но ты, похоже, не понимаешь обычного человеческого языка… Кстати, ты действительно считаешь, будто тебе удастся заставить меня покончить с собой? Эти слова он произносит довольно-таки высокомерным тоном. Даже будучи привязанным к креслу, он по-прежнему считает себя сильнее и умнее… Высшим существом он себя считает. На его вопрос я отвечать не тороплюсь. Слова я уже испробовала, и сейчас мне хочется, чтобы их отсутствие пробилось сквозь его бронированный череп, вбуравилось в мозг червем-паразитом, который не даст ему покоя, который будет сводить его с ума, пока шею не сведет судорогой, пока единственный возможный ответ не станет ему кристально ясен. Дав ему помариноваться, я говорю: – Я оставлю тебя здесь, а сама возьму машину и поеду в ближайший город. – Я произношу каждое слово медленно, отчетливо, чтобы он сумел оценить стоящую за ними холодную решимость. – Там я обращусь в полицию. Я скажу, что ты заманил меня в этот дом якобы для того, чтобы провести со мной романтический уик-энд, хотя на самом деле ты думал только о том, чтобы со мной расправиться, потому что я проникла в твои замыслы. – Тебе никто не поверит! – фыркает Стивен. – Вот как? Интересно почему?.. – Разве ты забыла?.. Это же ты сняла на выходные этот дом. Одного этого достаточно, чтобы понять: ты сама все подстроила, а потом попыталась свалить вину на меня. Его губы изгибаются в улыбке превосходства, но самоуверенность покидает его довольно быстро – в первую очередь потому, что мое лицо не выражает того шока, того потрясения, какое он ожидал на нем увидеть. Больше того, на его улыбку я отвечаю улыбкой, исполненной еще большего превосходства и уверенности. Моя улыбка и мое молчание очень быстро превращают его самообладание в пыль, которую я развею по ветру. – Знаешь, в чем состоит главная проблема современного человека? – говорю я. – У него слишком много кредитных карточек, поэтому он часто не замечает, когда с одной из них исчезает некая сумма. В большинстве случаев такой человек думает, что он сам ее на что-то потратил и забыл. Вот тебе пример, Стивен: скажи, когда ты в последний раз сверял расходы по своей кредитке «МастерКард»? Он предпочитает не отвечать, но это детская тактика, которая ничего не скрывает. Я читаю ответ по его стиснутым зубам, по его сжатым губам и вспыхнувшим щекам. – Номер кредитки, заполненный онлайн бланк заказа и электронный адрес – вот и все, что потребовалось, чтобы ты арендовал этот дом на уик-энд. Кстати, хозяйка миссис Уинслоу считает, что твоя просьба убрать отсюда обычный телефон, чтобы нас никто не беспокоил, была весьма, гм-м… романтичной. Стивен продолжает молчать. Молчание понемногу обретает материальность, твердеет, запирая его внутри как в раковине. Он знает, что я права. Знает, что проиграл. И он наконец-то начинает принимать меня всерьез. В его глазах вспыхивает еще более сильная ненависть. Его намерения написаны на его окаменевшем лице: он отчаянно хочет причинить мне боль. Сильную боль. К счастью, я уже не маленькая глупая девочка, которая играет в игру, правил которой не знает. Я – Франкенштейн, он – мое чудовище. – Так вот, – продолжаю я, – я сделаю официальное заявление и приложу к нему доказательства: фотографии, электронные письма, СМС-сообщения и дневник Венди. А еще я расскажу, как ты себя вел. Полицейские наверняка сфотографируют мою рассеченную губу и синяки у меня на запястьях и бедрах, которые ты оставил мне вчера. Ну а потом я поеду в Ричмондскую подготовительную и поговорю с ее директором, с деканом Барнард-колледжа, напишу в департамент образования и свяжусь с администрацией Колумбийского университета. При упоминании колледжей, принадлежащих к Лиге плюща, его взгляд заволакивается совершенно уже непроницаемым мраком. Зубы Стивен сжимает так сильно, что мне кажется – еще немного, и они начнут крошиться. При каждом вдохе его грудь так высоко вздымается, словно оттуда пытается вырваться на волю нечто опасное и злобное. – Я расскажу им то же, что и в полиции, – этого будет достаточно, чтобы администрация приняла соответствующие меры. Ну и напоследок я обращусь в прессу и расскажу там свою историю, точнее – твою историю. Я расскажу о Венди и покажу ее письмо, в котором она пишет, что «очень боится того, что ты можешь с ней сделать». Я добьюсь, чтобы мои материалы появились в средствах массовой информации, и тогда полиция будет просто вынуждена возобновить расследование гибели моей подруги. – Как ты сама сказала, это только история… Твое слово против моего. На самом деле у тебя нет ничего, кроме бумажных копий нескольких электронных сообщений и пары скверных фотографий. Это не улики, Элли! – Он не говорит, а буквально рычит на меня, окончательно отбросив маску благовоспитанности, под которой так долго скрывал свой истинный нрав. С презрительной гримасой он смотрит, как я достаю что-то из сумочки и подношу к его лицу. Мгновение – и его глаза распахиваются во всю ширь: он прекрасно понимает все значение сцены, запечатленной на фотографии, о существовании которой Стивен до этой минуты не подозревал. На снимке блаженно улыбается явно несовершеннолетняя девушка: разгоряченное лицо, щеки все еще цветут румянцем после недавнего оргазма, пряди кудрявых рыжих волос перепутались после контакта с подушкой. На заднем плане распростерся Стивен, он обнажен. Простыня прикрывает срам, но черты лица видны отлично, несмотря на любительское качество и странный угол съемки. Я медленно складываю фото и прячу в чашечку лифчика, где уже лежит один снимок. Стивен яростно, с присвистом дышит: ему трудно смириться с существованием этой фотографии, что не мешает ему в полной мере оценить ущерб, который она способна нанести его жизни и его карьере. Это улика, которая способна уничтожить, сжечь дотла все, чем он так дорожит. – Неужели ты вообразил, будто она отдала тебе единственную копию? – насмешливо говорю я и киваю. – Можешь не отвечать. По глазам вижу – так ты и думал. Я делаю шаг вперед и наклоняюсь так низко, что мои губы почти касаются его уха. Я даю ему обещание, которое засядет у него в мозгу и будет свербеть, пока он не сможет думать ни о чем другом. – Ты даже не представляешь, сколько хороших знакомых было у моего отца в прессе и в министерстве юстиции. И кое-кто из них не откажется помочь его единственной дочери. К тому моменту, когда власти и я с тобой покончим, твоя репутация превратится в ошметки, а твое имя будет окончательно втоптано в грязь. После того как ты отбудешь свой срок за связь с несовершеннолетней, изнасилование второй степени, убийство и неправомерное лишение свободы, имя Стивена Хардинга можно будет найти разве что в национальном регистре преступников, совершивших половые преступления, а отнюдь не в научных журналах и альманахах. Стивен слушает не шевелясь. Он даже не моргает, но я вижу, как набухли жилы на его шее, как натягиваются путы на его запястьях. Мои слова достигли цели. – Но, как я уже говорила, у тебя есть выбор. Ты можешь помешать всему этому осуществиться и спасти свою драгоценную репутацию. В памяти коллег ты навсегда останешься честным человеком, отличным преподавателем и талантливым ученым. И лучше сделать все сейчас, чем покончить с собой в тюрьме через год или около того. Как ваше мнение, профессор? В камине за моей спиной громко стреляет сучок – последняя жалоба кедровой древесины, испепеленной жадным пламенем. Стивен все так же глядит в темноту за окнами и пытается решить, каковы будут качество и продолжительность его дальнейшей жизни. Нелегкий выбор, согласна. Особенно для него. Я сажусь на краешек дивана, подсунув ладони под себя – иллюзия контроля, и слегка наклоняюсь вперед, ожидая его решения. Наконец он готов. Он поворачивает голову и пристально глядит мне в глаза, не моргая и не отводя взгляда. В камине снова стреляет сучок. – Мне снова нужно в туалет, – твердо заявляет Стивен. 57 Стивен Элли протяжно вздыхает и встает с дивана. – Ты просто оттягиваешь неизбежное. – Можешь думать как тебе больше нравится, но я уверен – тебе не хочется, чтобы здесь воняло мочой. Я ведь не могу просто встать и сходить куда мне нужно, – напористо говорит Стивен. В его голосе звучит агрессия, которую он не дает себе труда спрятать. – Ладно… – И Элли отправляется за «туалетной» бутылкой, которую она оставила в ванной на втором этаже. «Она знает, – подумал Стивен. – Хуже того, у нее есть доказательства. Проклятая фотография!» Каждая ее деталь отпечаталась у него в мозгу и жжет, словно раскаленное железо. Теперь или никогда! Стивен с силой изогнул запястье, стараясь вытащить руку из-под липкой ленты. Большой палец он прижал к ладони настолько плотно, насколько было возможно. Выражение «словно от этого зависит жизнь» перестало казаться ему расхожим клише, для него оно стало реальностью. От постоянного контакта с искусственной кожей подлокотника его рука взмокла, ледерин стал скользким, и это облегчило дело. Свою роль сыграли и страх, и инстинкт самосохранения, которые прибавили ему сил. И еще ярость. Стивен думал о том, что он сделает с Элли, когда освободится, и все сильнее дергал и крутил рукой. Он преподаст ей хороший урок, разукрасит ее тело пурпурным и красным. И, конечно, надо будет обязательно отнять у нее фотографию, копии электронных писем, дневник и все остальное. Посмотрим, как она запоет, когда он сожжет улики в камине, уничтожит все доказательства. Рука шла медленно. Край липкой ленты врезался глубоко в кожу, причиняя сильную боль, но Стивен только стиснул зубы и продолжал протаскивать руку сквозь полиэтиленовую петлю. Скорее! Она вот-вот вернется, он должен успеть! И вдруг его рука оказалась на свободе. Он даже не сразу понял, что случилось, потом несколько раз согнул и разогнул пальцы, стараясь справиться с онемением, вызванным часами вынужденной неподвижности. Сверху донесся приглушенный стук, и Стивен машинально покосился на потолок, но тут же подумал, что не должен тратить время на пустяки. У него нет ни одной лишней секунды. Изогнувшись червем сначала налево, потом направо, он отключил тормоз и, вращая колесо свободной рукой, попытался приблизиться к дивану, но кресло двигалось не прямо, а по дуге, поэтому к своей цели он подъехал намного дальше того места, где в щели между подушками торчал нож. Привстав, Стивен наклонился назад и вбок, но пальцы лишь скользнули по гладкому стальному лезвию. Кряхтя от напряжения, он повторил свой акробатический трюк, постаравшись вытянуть руку как можно дальше. В плече что-то хрустнуло, заныли от напряжения потерявшие эластичность связки, и Стивен почувствовал приступ паники. Он почти схватил нож, но перестарался: от толчка тот завалился в щель между подушками, и туда же канули его отчаянные надежды. «Ну давай же, Стивен, ты сможешь!» Затаив дыхание, он в третий раз потянулся к ножу, не обращая внимания на боль в привязанной руке, в которую впивалась прочная лента. Из горла его вырвался хрип. Еще, еще немного!.. Есть! Двумя пальцами он сжал рукоятку, еще хранившую тепло рук Элли, и потянул. Через мгновение нож был у него в руках, и Стивен одним махом перере́зал скотч на левой руке и на ногах. Элли теперь могла вернуться каждую секунду, и он вскочил на ноги, но комната перед глазами закачалась, и он принужден был схватиться за поручень дивана, чтобы не упасть. Быстрее. Он должен действовать быстрее, твердил себе Стивен, выжидая, пока пройдет головокружение. Ну… еще секундочку… Ага, кажется, можно идти. Сражаясь с головокружением и подступающей к горлу тошнотой, Стивен выбрался в прихожую, а оттуда проковылял в кухню. При этом он очень старался не смотреть в сторону лестницы, под которой по-прежнему болталась веревочная петля, хотя сейчас, когда он вернул себе свободу, она пугала его уже не так сильно. В кухне он включил свет, но блестящий крючок, на котором должны были висеть ключи от машины, оказался пуст. Стивен отложил нож и принялся выдвигать ящики буфета. Он рылся в них словно фокстерьер, выкапывающий из норы лису, гремел столовыми приборами и ронял на пол разные мелочи, но ключей не было. Не сразу Стивен сообразил, что лучше ему не шуметь. «Это все Элли виновата», – подумал он со злобой. После всего, через что она заставила его пройти, он стал небрежен и неосторожен, а между тем еще ничего не закончилось. Глубокий вдох помог ему прийти в себя, и, возобновив поиски, он действовал гораздо аккуратнее. Гордость внушала Стивену, что он должен остаться и преподать Элли хороший урок, как и собирался. И в глубине души ему хотелось именно так и поступить, но Стивен постарался отбросить эту мысль. Он не такой. Он хорошо воспитан и не бьет женщин. На самом деле произвести подобную переоценку ценностей его заставил пережитый страх, поэтому Стивен решил, что посчитается с ней, когда вернется в город. Но для того, чтобы покинуть этот дом, чтобы навсегда оставить позади все его странные и страшные секреты, ему нужна его машина, его «Лексус». Где же эти чертовы ключи? Другого выхода он не видел. Если ключи не отыщутся, он так и останется заперт в этих стенах наедине с обезумевшей гарпией, которая жаждет его смерти. Уйти без машины означало обречь себя на смерть – Стивен отлично это понимал. Даже в теплой одежде он в такой мороз долго не протянет, к тому же ему не было известно, куда идти. Как далеко отсюда находится ближайший город, поселок или на худой конец шоссе, где можно поймать попутку? На последнем участке пути сюда он не видел ни машин, ни огней в окнах. И во время вчерашней прогулки Стивен также не заметил никаких признаков того, что где-то поблизости живут люди, но это не означало, что он должен оставаться в четырех стенах, дожидаясь решения своей участи… Стивен машинально бросил взгляд за окно. Мир снаружи представлял собой пейзаж из снега и ночной темноты, но пока он смотрел, к черному и белому прибавилась еще одна краска – в стекле возникло отражение копны курчавых медно-рыжих волос и бледного лица. Это было невозможно! Стивен понимал, что такого просто не могло быть, но все равно обернулся – и оказался лицом к лицу с Элли, которая стояла в дверях и смотрела на него. И она была вполне реальна – он увидел, как ее взгляд метнулся к ножу, который лежал между ними на разделочном столике. Стивен тоже подумал о нем. Если нож будет у него, он сумеет заставить ее сказать, куда она спрятала ключи. На несколько мгновений оба застыли, выжидая, кто шевельнется первым. Стивену казалось, что нож лежит ближе к нему, чем к ней, но расстояние все же не слишком велико. Он должен опередить ее во что бы то ни стало… Колено Элли чуть заметно дрогнуло, и Стивен рванулся вперед. Он схватил нож, с размаху припечатав его ладонью к столу, и в тот же миг кухня погрузилась во тьму: Элли выключила свет. Его глаза довольно быстро привыкли к темноте, Стивен увидел, как темная фигура отделилась от тени и скользнула в сторону. Ненависть и адреналин ударили в голову, и он бросился в погоню. Стивен удачно обогнул угол стола и буфет, миновал дверь и нагнал Элли на лестнице. Прыжок, и его пальцы сомкнулись на ее лодыжке. Она потеряла равновесие и повалилась вперед. Стивен услышал тупой удар, когда ее голова соприкоснулась с деревянной ступенькой, и почувствовал, как внутри у него вспыхнула сатанинская радость. Но дело нужно было довести до конца, и Стивен потянул Элли на себя, с удовлетворением прислушиваясь к тому, как бьется о ступеньки ее тело. Одновременно он отталкивался от лестницы ногами, двигаясь вверх, ей навстречу, так что через считаные секунды Элли оказалась под ним. – Слезь с меня! – Она отчаянно боролась. Наугад размахивая руками, она случайно задела нож и выбила оружие у него из пальцев, но это не дало ей никакого преимущества. Стивен отчетливо ощущал запах ее страха – сладковатый и резкий запах, который исходил от ее кожи, чувствовал тонкие кости ее рук, которыми она упиралась ему в грудь, чувствовал изящные дуги ребер и острые выступы бедер, которые он мог бы переломать несколькими ударами. В полутьме ему бросился в глаза тусклый блеск серебряного сердечка у нее на шее. Он вцепился в цепочку, сорвал украшение и отшвырнул в сторону. Элли скрипнула зубами, но сдаваться не собиралась. Она продолжала сопротивляться, и Стивену пришлось напомнить себе, что он не должен ее калечить, что он хотел ее только наказать. Изловчившись, он вцепился пальцами ей в волосы и, захватив несколько прядей, тянул на себя, пока она не издала громкий вопль. – Где ключи? Ключи от машины?! – Его голос почти не напоминал человеческий – это было рычание дикого зверя. – Да пошел ты!.. – прошипела Элли ему в лицо. Эти слова задели какую-то первобытную струнку в его душе, о существовании которой Стивен до этой секунды даже не подозревал. «Ах ты тварь, – подумал Стивен. – Ну-ка, посмотрим, как ты сейчас запоешь…» И, покрепче ухватив ее за волосы, он ударил Элли головой о ступеньку. – Ключи, Элли! Куда ты дела ключи? – Не получишь! – с вызовом отозвалась она, и он почувствовал на лице ее дыхание – горячее и отдающее спиртным. Какой-то животный импульс захлестнул его жгучей волной, и через мгновение он уже целовал ее, безжалостно терзая ее губы. Его тело надежно прижимало ее к ступенькам, и он, нащупав под одеждой сосок, сжимал его двумя пальцами, пока она не взвизгнула от боли. В следующее мгновение Стивен выпустил ее грудь, задрал свитер и просунул руку под пояс легинсов, нащупывая промежность. Он как раз наткнулся на резинку ее трусиков, когда тело Элли под ним напряглось, приподымаясь. – Только не говори, будто тебе не нравится!.. Тр-ра-х! Стивена согнуло пополам. Ослепительная боль поднялась от паха вверх, впилась в сердце и разметала мысли, заполнив мозг багровым туманом. Он не чувствовал ничего, кроме этой боли, пронизавшей каждую клеточку тела, и не увидел, а скорее догадался, что Элли, выбравшись из-под него, мчится вверх по лестнице. Сам он остался лежать, свернувшись клубком. В паху словно разливался расплавленный свинец, волны боли прокатывались вдоль позвоночника, а к горлу подступала тошнота. За это она тоже ответит!