Глава десятая Неподалёку от Крюкова, Сарафанов высадил Тоню и Владимира и отправился в деревню сдавать взятый «на прокат» транспорт. Но перед этим он сказал девушке строго: – Так и быть, спишем происшествие на первый и последний раз. Но больше я нарушений дисциплины не потерплю. Вздумаешь ещё раз учудить что-либо подобное, пеняй на себя. Тоня виновато опустила голову. Лесник смерил недоверчивым взглядом её покаянную позу, буркнул что-то себе под нос и стронул лошадь с места. – Кто ты, Тоня Рыжова? – спросил Володарский, когда они углубились в лес по небольшой грунтовой дорожке. Он нёс чемодан, девушка шла, прихрамывая, немного позади. Он, конечно, пёр на рожон. Вот сейчас ткнёт сзади ножом в печень, и поминай, как звали. Но очень уж ему хотелось с кем-нибудь поделиться своими опасениями. Устал он бояться в одиночку. Нужен был союзник, единомышленник. И Тоня из всех больше всего подходила на эту роль. Потому, как из всех гостей из Будущего, Володарский считал её самой неподходящей на роль «засланца». Нет, ясное дело, она была не та, за кого себя выдавала. Какой там кулинарный техникум! Но вообразить, что подготовленный агент опустится до кражи чемодана на вокзале! Ладно бы, его к стенке приперли, выхода у него не было – ещё было бы понятно! Хотя на такой случай ему должны были дать какие-нибудь менее рискованные инструкции. Клад какой-нибудь старинный или воровской схрон. Адрес богача местного, на конец, которого ограбить было бы не в пример легче, чем провернуть то, что они задумали. Но вот так, походя, без крайней необходимости, и такой риск… – Кто ты? – повторил он вопрос. – А ты ещё не понял? – вопросом на вопрос ответила Тоня. Володарский обернулся, останавливаясь. Поставил чемодан на тропинку, смерил девушку долгим изучающим взглядом. – Эмма Уотсон я, – сказала Тоня. – Ну, та, что Гермиону в «Гарри Поттере» играла! – Что ты несёшь? – опешил Володарский. – А ты что несёшь? – вдруг перешла Тоня в наступление. – Ну, спёрла я чемодан, так что из того? «Кто ты Тоня Рыжова?» А ты кто, Володя Володарский? Что ты всё высматриваешь, да вынюхиваешь? Что ты нас всех, будто насекомых под увеличительным стеклом рассматриваешь? Что высмотреть хочешь? Виноватого найти? Так нет их. Не родились ещё! Она перевела дух. И снова заговорила. Тише, но с прежним злым напором. – Мне дед про эти времена много рассказывал. Если хоть половина из того правда, то дела наши очень хреновые! А я выжить хочу. Вы-жить! И устроиться не в лагерном бараке, и не в коммуналке, а в собственной квартире. И чтоб копейки до получки не считать… И если для этого нужно чемоданы воровать – буду воровать! – Ты-то сам, – сузила Тоня глаза. – Чем лучше? Вы что делать собираетесь? К чему готовитесь? А? Как там Саня спрашивал: «Не боюсь ли я кровь пролить?» И после этого ты меня воровством попрекаешь? – Я тебя не попрекаю…, - попытался вставить Володарский, он девушку несло. – Позже, если решим жить врозь, по отдельности, каждый будет сам за себя. Но пока мы не разбежались, мы – одна команда. И должны держаться друг за дружку. Это только на бумаге выглядит всё гладко. Дело нам предстоит очень серьёзное. И каждый должен приложить все усилия, всё, что знает и может. Иначе перебьют там нас всех. Или того хуже: посадят в клетку, как зверей и будут с вил тухлым мясом кормить. А я так не хочу! Тоня замолчала, сверля Володарского взглядом. – Ничего себе! – усмехнулся тот. – У вас, в кулинарном техникуме, все такие были? Он поднял чемодан и жестом предложил продолжить путь. – Дался тебе этот техникум, – фыркнула девушка, шагая слева от него. – Ну не училась я в нём. Дальше что? – Так просто, – он пожал плечами. – Интересно, чем ты на жизнь зарабатывала? Ну, и каким ветром в тот злосчастный поезд тебя занесло? – Чем на жизнь зарабатывала? – Тоня невесело усмехнулась и ткнула пальцем в чемодан, который Владимир нёс в левой руке. – Вот этим и зарабатывала. Я родом из Зорянска. Слышал про такой город? Это под Питером. У местных девчонок, кто школу закончил, если чего хотят добиться, выход один: валить из города. Ну а тем, кто остался, либо на трассу, либо под «папика». Некоторые, особо нетерпеливые, и окончания школы не дожидались. Сынок мэра, говорили, любил, чтоб не старше четырнадцати. А у меня мать болела тяжело. Куда мне было её бросать? Тоня сорвала травинку, откусила кончик, сплюнула. Попросила: – Дай сигаретку. Умело прикурила, выдохнула дым и продолжила рассказ: – Ты когда-нибудь голодал? По-настоящему. Чтоб дня три во рту ни маковой росинки. Только вода кипячёная. И мама на кровати плачет от голода… Я тогда уже почти сдалась. И одноклассницы звали. Ты, говорили, маленькая, да смазливенькая. За несовершеннолетнюю сойдёшь, а там совсем другие расценки. Хоть из нищеты с матерью выберетесь…. Если бы не Шлёппер. Это дядя по маминой линии. Вовремя приехал. Выручил. Он известным «майданщиком» был. Шлёппер – это у него кличка такая была[2]. Сначала предложил побыть на подхвате. Где отвлечь, где товар перехватить и спрятать. Скупщиков показал, меня им представил. Поручился. Он хоть и не в законе был, но голос имел авторитетный. Так и пошло. Через пол-года мать умерла, только чего мне было теперь уезжать? Какой мне прок был с того Питера? Разве что за квартиру дороже платить. А когда дядьку в Перми на чемодане подловили, и осталась я на вольных хлебах, я в своей-то квартире почти и не жила. Всё время в дороге. Волчиху, как и волка, ноги кормят. Однажды на блатных нарвалась. Как взяли в оборот, почему, мол, в общак не скидываешь? Еле ушла… Она бросила на землю окурок, затоптала, нагребла на него кучку песка, притопнула. Улыбнулась, процитировала: – «…Вот идем мы с Васей по лесной тропинке. Тропинка широкая, а мы все ближе, ближе друг к дружке, ровно мы поузкой идем…» Смотрел такое кино в детстве? Володарский тоже улыбнулся: – Конечно смотрел, – на секунду задумался, вспоминая и продолжил за Тоней. – «…А грибов вокруг видимо-невидимо: и белые, и красные, и всякие. А мы их не собира-а-аем…» Они переглянулись и оба засмеялись в голос. Но отодвигаться друг от друга не стали. Какое-то время шли молча. Потом Тоня продолжила рассказ. – А на стройку я попала случайно. Села во Владимире на скорый до Новосибирска, зацепилась за одного «гуся». Он прикинут был так себе, но вот в багаже у него был небольшой чемоданчик. В таких обычно возят или документы важные, или ювелирку, или бабло. И вот что-то торкнуло мне, что там бриллиантовое колье. Прямо вот вижу его. И так мне его захотелось – спасу нет. А «гусь» этот кейс всё при себе держит, из рук не выпускает. Пока удалось ему в чай нужную таблетку закинуть, чуть ли не сутки потеряла. Ещё и на ходу спрыгнула. Прямо свербило у меня, что нужно уходить побыстрее. Только не помогло это никак. До сих пор не знаю, как они меня вычислили. Взяли на следующий день в городке под названием Галайбино. Прямо на квартире, которую я сняла. Кейс к тому времени я давно выбросила. Он на цифровой замок был закрыт. Только мне его вскрыть – раз плюнуть. Внутри какие-то документы оказались. Я от огорчения и читать не стала. Положила их обратно и в озерце и притопила от греха. Да ещё в таком месте. Глубина – метра два. Заколебалась потом нырять. Еле нашла. После этого меня на стройку и привезли. Посадили в комнату, вроде камеры и трое суток допрашивали: на кого я работаю, что было в документах, да кто ещё их видел. Уколы делали, после которых все внутренности судорогой сводило. Я на полу корчусь, а гад, что допрашивал, стоит надо мной, лыбится и другой шприц показывает. Это, говорит, антидот. Скажешь правду – уколю. Паскуда. Володя, дай ещё сигаретку. Володарский протянул Тоне открытую пачку. Девушка снова закурила. – Вот и вся история. После очередного укола, я вырубилась, а очнулась уже в закрытом купе. Ну а дальше ты и сам всё знаешь. В одном поезде ехали… Снова помолчали. Дорожка, по которой они шли, несколько раз вильнула, переметнулась через небольшой мосток, который нависал над узенькой речушкой, и углубилась в глухой ельник. Стало темнее. Потянуло сыростью. – И что ты про всё это думаешь? – наконец спросил Володарский. – Про что – про всё? – не поняла Тоня. – Ну, про ситуацию, в которой мы оказались, – пояснил Володарский. – Шутка ли – во времени переместились! – Не знаю, – пожала плечами девушка. – Мне дядя говорил: случилось – сначала разгребай, а потом уж разбирайся в причинах. А что, ты что-то об этом знаешь? Володарский колебался всего лишь секунду, а потом рассказал про свои подозрения и про разговор с покойным Смирновым перед самой катастрофой. – Значит, ты считаешь, что этот «засланец» один из нас? – спросила Тоня. – Есть такое подозрение, – подтвердил Володарский. – Но меня ты из этого списка исключил? – После того, как ты украла чемодан – да. Девушка поморщилась на слово «украла», но ничего не сказала. – Остаются трое, – продолжил Володарский и перечислил. – Саня, Кольцов и врач. Каждый может оказаться хрононавтом. – Врач врядли, – сказала Тоня. – Хотя… Он тихушник, а в тихом омуте, как известно, черти водятся. Она докурила сигарету, снова на ходу «похоронила» окурок. – Мы для твоегохрононавта, теперь вроде как обуза, – сказала Тоня. – У него наверняка был план, как вжиться в здешний мир, что сперва сделать, что – после. А тут мы. Хотел бы расшифроваться – давно бы сделал. А он молчит. Следовательно – не хочет. А ну как кто из нас попадётся и выдаст, что вот, мол, мы из Будущего. Все карты ему спутает. Так что избавиться от нас – ему сплошной профит. – И я так думаю, – сказал Володарский. – Хотел было бежать, но куда? Ни денег, ни документов. Пока не провернём дело с поездом… – Вот и он так думает. До поезда, никуда мы от него не денемся, – воскликнула Тоня. – А там он, по ходу дела, всех нас и перебьёт! У сторожки их встретил Кольцов. Он курил, задумчиво глядя вдаль. Заметив, смерил их взглядом, на секунду остановил взгляд на чемодане в руках Володарского, хмыкнул. – Вернулись? – спросил он очевидное. – А где лесник? – Поехал транспорт сдавать. – Денег, хоть сколько-нибудь, раздобыли? – Пятнадцать рублей. – Мало, – помрачнел Кольцов. – На билеты хватит? – В обрез, – ответил Володарский. – А ты чего такой смурной? Случилось чего?