Спустя некоторое время я просыпаюсь... В постели Эверета. Может быть, все это произошло давно, потому что я замечаю просачивающееся сквозь темные портьеры яркое солнце. У него нет будильника, но я вижу свою сумочку на тумбочке рядом с кроватью. Добравшись до нее, я достаю свой телефон, чтобы посмотреть время. Чуть больше восьми. Опустив телефон обратно, откидываюсь на матрас, расслабляясь. Я слышу Эверета. По крайней мере, надеюсь, что это Эверет в соседней комнате. Раздающийся шум свидетельствует о том, что он на самом деле пытается достать посуду, чтобы приготовить завтрак. Это приводит меня в благодушное настроение почти сразу. Если он собирается удивить меня завтраком, значит, останусь в постели еще ненадолго. Тяну сумочку на кровать. Я копаюсь в ней, пытаясь отыскать щетку, чтобы расчесать запутавшиеся волосы, и бросаю взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что нет расплывшихся черных кругов под глазами, как бывает в некоторых случаях, когда забываю смыть тушь. Я отлично выгляжу, за исключением синяков под глазами. Мне неловко из-за того, что я плакала в объятиях Эверета, но, думая о своем самочувствии, не могу не улыбаться, потому что эти объятия многое дали мне. Никто никогда не выказывал ко мне такой любви, по крайней мере, с тех давних пор, когда я еще была маленькой. Покопавшись в сумочке немного дольше, я все равно не смогла отыскать в ней никакой резинки, чтобы перетянуть волосы. Окидывая комнату Эверета пристальным взглядом, я надеюсь обнаружить у него что-нибудь похожее, но не везет. Изо рта у меня пахнет премерзко, а на вкус это еще хуже. Я не наблюдаю ничего мятного, так что, дотянувшись до ящика тумбочки, открываю его. Отодвигаю в сторону какие-то бумаги в надежде обнаружить что-нибудь, хоть отдаленно похожее на мятный леденец, способный скрыть утренние запахи изо рта. И обнаруживаю кожаную обложку с латунным зажимом. Знакомый горький привкус разливается в желудке, подкатывает к горлу. Беру вещицу, открываю, заглядываю внутрь. Боль, что эхом отдается в сердце, невыносима. Значок, который находится внутри, весь в золоте, со словами, смело выгравированными на нем. Детектив. Служить. Защищать. Так быстро, как только могу, я переворачиваю ящик вверх дном, ища какие-нибудь намеки, что все это неправда. Я не хочу в это верить. Тем не менее, найденные документы на имя Эверета Берка говорят мне о том, что все – правда. Он – полицейский. Детектив. Ненавижу, что эта новость так расстраивает меня. Меньшее зло, что он полицейский, но больше всего я расстроена из-за того, что он врет мне. Ненавижу, потому что... Потому что сама вру ему. Теперь я знаю, что у меня нет выбора: нужно либо продолжать лгать, либо просто уйти. Закрыв ящик, я откидываюсь на кровать, прикрыв лицо руками, и испускаю громкий стон разочарования, надеясь, что мои ладони прикроют его. Не знаю, как могла оказаться настолько слепа. Я почти ничего не знаю об Эверете. Не знаю, сколько ему лет, есть ли у него дети, каков его любимый цвет, был ли он когда-либо женат, или какие-то другие факты, которые так трудно узнать, не общаясь. Я хочу расспросить его, но не знаю, как это сделать. Я хочу сказать ему, что знаю, что он – коп, но боюсь, что это разрушит нас. На самом деле, я даже не знаю, есть ли мы вообще, так как мы оба находимся в неведении относительно жизни друг друга. С глубоким очищающим вздохом я решаю, что будет лучше промолчать о моей находке... Пока. Может, он сам скажет мне, когда сможет довериться мне. Сегодня я собираюсь познакомиться с ним получше, прежде чем принять окончательное решение, и надеюсь, мы сможем взять новый старт. Без вранья и недомолвок. Потому что, если честно, сама мысль уйти от Эверета… Или мысль о том, что он уйдет от меня… Эти мысли настолько сворачивает мои внутренности…Такое я испытывала только из-за смерти родителей. Может быть, впервые в жизни я действительно полюбила… Глава 16 Эверет Я как-то умудряюсь поджарить немного бекона с яйцами, чудом не пережарив ни один из ингредиентов. На свете есть всего несколько вещей, которые я могу приготовить. Но в этом стыдно сознаться. Да и большая часть приготовленных мною блюд приходится на мои двадцать лет. Тем не менее, я хотел сделать что-то особенное для Бренны после того, как она появилась у меня вчера вечером, открывая мне свои эмоции. Вывалив все на тарелку, я направляюсь по коридору в свою спальню. Бренна лежит на кровати, глядя с отчаянием в окно. Она поворачивается, как только слышит мои шаги. – Доброе утро, – шепчу я, подходя к кровати. Она садится в постели, прижав одеяло к коленям. – Доброе утро, – отвечает мне. Ее улыбка как драгоценный камень, но вглядевшись в нее повнимательнее, я могу точно сказать, что все выливавшееся в ее слезах вчера вечером точно так же беспокоит ее и сегодня утром. – Ты заказал еду или сжег кухню? – улыбка Бренны полна озорства. – Ну... Не могу точно пообещать, что ты не получишь пищевое отравление, зато кухня все еще цела. Девушка тянется за кусочком бекона. – Пахнет вкусно. – Ты выспалась? – Вообще-то да, спасибо, – после некоторой заминки продолжает с улыбкой. – Я сожалею о том, что произошло вчера ночью. – Будет очень жестоким упомянуть, что вчерашнее происшествие сделало меня счастливым? – Так ты садист? – она игриво встряхивает головой. – Не знала. Я не могу удержаться от смеха: – Нет. Это неправда. Я просто... Я рад, что ты чувствуешь себя лучше. Прелестный румянец расползается по ее щекам. Я просто влюбляюсь в нее заново, глядя, как плотоядно она таращится на кусок бекона. – Куда все это нас ведет, Эверет? – спрашивает Бренна. Это удивляет меня больше, чем следует. Она поднимает на меня глаза, но вопрос застывает во взгляде. Не уверен, что смогу ответить однозначно, поэтому спрашиваю единственное, что смог придумать, прежде чем продолжу: – А куда ты хочешь, чтобы нас привело? Бренна пожимает плечами. – Я не уверена. У меня никогда такого не было. Я никогда не чувствовала себя так, как сейчас. Но я не знаю, Эверет... Мы еще плохо знаем друг друга. Как это могло случиться с нами, если мы ничего не знаем о прошлом друг друга? Ненавижу то, насколько она близка к истине. Меня это нервирует. Я очень хочу поведать ей правду, но не в эту секунду. Я смогу рассказать все после того, как стану чуть больше доверять ей. В свое время я позволю ей полностью проникнуть в мою жизнь, но пока могу рассказать лишь о том, о чем она может знать. Кое-что обо мне, кроме моей профессии. Это все, что я могу открыть. – Так поступают люди, Бренна. Они начинают влюбляться в простые вещи. Такие как улыбка женщины или румянец ее щек, гипнотизм ее глаз. Люди медленно влюбляются в поцелуи и прикосновения, связываются личностями и интересами. И не замечают, как уже любят кого-то за все. И за недостатки в том числе. Она склоняет голову: – Ты что, вычитал сей монолог в какой-то книге? – Вообще-то, эти слова похожи на те, которые произнесла моя мама в тот день, когда моя девушка бросила меня. Мне тогда было пятнадцать. Я думал, что влюблен. Слова мамы всегда производили на меня впечатление, хотя мне и пришлось кое-что поменять в своей жизни, потому что потом я влюбился в то, что делал. То, как ты слушаешь музыку на пляже, как переставляешь ноги, подстраиваясь под ритм мелодии, или как пытаешься погасить улыбку, кусая губу, или как краснеешь, когда я рядом. Я люблю твои глаза и губы больше, чем кто-либо. Я люблю каждую секунду, проведенную с тобой, когда ты позволяешь мне проникнуть за твою защиту. Я влюбляюсь во все, что узнаю о тебе. Честно говоря, я надеялся на проявление чувств с ее стороны. Ну, как если бы она обняла меня за шею, поцеловала со страстью и ответила, что тоже любит все во мне. Но ничего не случается. Вместо этого Бренна смотрит на меня, и страх отражается в ее округлившихся глазах. После нескольких мучительно долгих молчаливых минут я спрашиваю ее: – Ты... скажешь мне что-нибудь? – Я… – она замирает на мгновение, глядя на меня сквозь неожиданно блеснувшие слезы, – я не могу сказать тебе, что чувствую, Эверет. Мне нужно время. Ее слова или, еще хуже, их отсутствие, пронзают меня насквозь. Я хорошо понимаю, что ей нужно время. Я просто пугаюсь, что, раскрыв перед ней душу, не найду и десятой доли тех чувств, что испытываю сам. Я нервничаю от того, что из-за своих откровений потеряю ее навсегда. Как будто прочитав мои мысли, Бренна добавляет: – Я не могу сказать, что совсем ничего к тебе не чувствую, потому что я чувствую. Я просто пока не могу это выразить. Мне нужно время. Я хочу узнать тебя поближе. Я хочу проводить с тобой больше времени. Сокращая расстояние между нами, я усаживаюсь рядом с ней на кровать. Заключив ее лицо в ладони, я наклоняюсь, чтобы запечатлеть на ее губах нежный поцелуй. Она испускает стон, который подтверждает тот факт, что ей нравится. – У тебя есть столько времени, сколько тебе нужно, – шепчу я. Бренна уходит на несколько часов, чтобы принять душ и произвести все эти манипуляции, которые делают женщины, чтобы подготовиться к выходу. Я сходил в душ, переоделся и нырнул в постель немного вздремнуть, потом расположился перед телевизором, чтобы посмотреть игру «Чикаго Кабс» против «Бостон Рэд Сокс» (прим.: американские бейсбольные клубы). В половине третьего я слышу стук в дверь. Поднимаясь с дивана, вижу Бренну в обтягивающих джинсовых шортиках и белой рубашке в стиле хиппи, обнажающую часть живота. На ее голове очки, а сумочка перекинута через плечо. – Я тут подумала, мы могли бы сходить куда-нибудь перекусить, – говорит она, опередив меня с предложением выйти куда-нибудь. Зная, что не могу отказать ей, беру пульт и выключаю телевизор. Схватив свой телефон и бумажник с журнального столика, я направляюсь к Бренне. Она все еще стоит, уставившись в пустой экран телевизора. – Кто играл? – О, хм, Кабс и РэдСокс. Ты смотришь бейсбол? Если она скажет «Да», я упаду перед ней на одно колено. Это единственный вид спорта, которым я интересуюсь так серьезно. Мой отец любил водить меня на игру. Бренна пожимает одним плечом: – Вроде. Я не ненавижу это, но если собираюсь посмотреть, то предпочла бы более предметную игру. Но по телевизору это немного скучно. Я люблю баскетбол, хотя на самом деле пытаюсь делать ставки снова и снова. – Ну и какая команда тебе нравится? – «Майами Хит», конечно. Хотя раньше это были «Быки» (прим.: знаменитая баскетбольная команда «Чикаго Булз»), потому что кто не любил Майкла Джордана в детстве? Я стала любить Хит много лет назад, когда они вышли в лигу лучших игроков. Вообще-то я встречалась с Двайном Вэйдом и Леброном Джеймсом раньше и даже сидела в третьем ряду во время игры в прошлом году. Думаю, я завидую и влюблен. – Тогда мы должны пойти на игру вместе, – говорю ей. – Я был на бейсболе и футболе, но не на баскетболе. Если ты только не засчитаешь спорт в школе. – Я бы с удовольствием, – отвечает она с великолепной улыбкой. – Замечательно. Так куда мы направляемся? – На обед, – Бренна поворачивает голову уже от двери. – И мне все равно куда. Типично женский ответ.