— Отец с Кьярой еще не спускались? — живо осведомился я, предвкушая новую встречу с малышкой, явно не носившей белья. Мне в Венеции удалось полюбоваться острыми пиками грудей, свободно колыхающихся под майкой. — Прислуга сообщила, что уже проснулись, — поморщился Альдо. — Сейчас папа трахнет свою малолетку и присоединиться к нам… — Альдо…- предупредила Дани, кося глаза в сторону двери. Не знаю, как отец, но Кьяра точно услышала слова брата и сильно смутилась. Сразу стало понятно, что настроение у девчонки испортилось. Отец, напротив, не подал виду, но это никак не означало, что он пропустил мимо ушей скабрезное замечание. Завтрак прошел в беседах о банке, дурацких акциях, вздумавших опуститься в цене. Я украдкой поглядывал на Кьяру. Похоже, ее, как и меня, подводные камни бизнеса не интересовали. Жена отца, одетая в джинсы и просторную толстовку, мечтательно разглядывала море и ни в какие разговоры не вступала. Лишь когда отец обращался к ней, кротко отвечала и снова впадала в сплин. Беседа плавно перешла на политику, а потом перетекли в пересуды и сплетни. — Говорят, Дино Конторини разводится с Франческой, — пробурчал Альдо, вспоминая о давних друзьях нашей семьи. — Ни за что не поверю, — поморщился отец. — Они венчались, и брак их нерушим в глазах церкви. — Франческа — героиновая наркоманка, — влезла в разговор Дани. — Глупости, — скривился Гвидо. — Где бы она раздобыла эту дрянь? — Вроде Альберто привозил сестре… — Он беден как церковная мышь, — отрезал папа. — У Франчески денег нет, да и Лючия бы не потерпела такого паскудства в своем доме. Каждая семья — потемки. О нас тоже распространяют слухи. Только кто им верит? — пробурчал он, беря Кьяру за руку и целуя тыльную сторону ее ладони. — Сыграем в теннис? — предложил я, соскучившись по нашим с отцом матчам. — Отличная идея, — развеселился он. — Давайте пара на пару. Альдо с Дани, а мы с Сержио. Кьяру назначаю судьей, — провозгласил отец, собственнически обнимая жену. — Хочу, чтобы ты увидела, как мы с Сержио разгромим эту парочку. — Он кивнул на старшего сына и его невесту. На лице Кьяры промелькнула чуть заметная досада. Видимо, молодая маркиза Лукарини иначе представляла, как проведет сегодняшний день. Но спорить с мужем не стала. Да я вообще ни разу не видел, чтобы Кьяра хоть как-то выразила недовольство. И если в начале игры я еще бросал взгляды на лавку возле корта, где в одиночестве сидела моя малолетняя мачеха, то вскоре меня полностью захватила игра. Альдо с Дани сражались как черти, но и мы с папой не уступали им. Отец носился по корту будто заведенный. И его последний удар, нанесенный противнику, поставил большую жирную точку в игре, завершившейся в нашу пользу. — Мы вас сделали! — радостно прокричал отец, махая ракеткой в сторону Альдо и Дани. — Попробуйте теперь отыграться! — Он оглянулся, надеясь разделить триумф победы с женой. Но Кьяры на скамейке не оказалось. — Куда, мать вашу, делась Кьяра? - проревел он, испепеляя взглядом одного из служащих. — Она долго сидела здесь, а потом ушла, — промычал тот, не понимая, за что на него взъелся хозяин. — Нужно разыскать ее, — отдал всем команду отец и сам опрометью бросился с корта. — Какая жалость,Кьяра сбежала, — хмыкнула Дани. — Попридержи язык, — тут же осадил ее Альдо, вслед за мной переходя на бег. — Нужно проверить пляж и парк, — пробухтел обгоняя. — Сперва убедимся, что ее нет в доме, а потом уже начнем поиски, — заметил я, не снижая скорости. Но искать никого не пришлось. Кьяра, расположившись с альбомом около фонтана, делала какие-то наброски. — Как ты могла? — разгорячившись, прикрикнул на жену отец. — Мне стало скучно, — ровным бесцветным голосом обронила Кьяра. — И голова разболелась на солнцепеке. — Ты могла бы сообщить мне, — пробурчал недовольно отец. — Вы так увлеклись, господин Гвидо, — пролепетала она. — Мне даже в голову не пришло, что могу огорчить вас, — всхлипнула она, потянувшись к мужу. Папа обнял жену, а она, спрятав лицо у него на груди, расплакалась. Отец, недолго думая, подхватил Кьяру на руки и поспешил к дому. — К обеду не ждите, — бросил он на ходу. — У отца запала на трех молодых хватит, — добродушно усмехнулся Альдо. — Я вымотался как собака, ты тоже, -фыркнул он. — Сейчас бы принять душ и вздремнуть. А у папы сил достаточно, чтобы после такого трудного матча трахнуть жену. — Это их личное дело, — тихо заметил я и, увидев альбом Кьяры, одиноко валявшийся на лавке, наклонился за ним и открыл на первой странице. — Что там? — поинтересовалась Дани, подходя следом. — А куда делись наши голубки? Я промолчал, ошалело разглядывая наброски Кьяры. Девчонку явно кто-то учил рисовать. Крупные головы лошадей, выпрыгивающих из фонтана, перемежались с фигурками фавнов и амуров, украшающих фонтан. Кое-где виднелись гордые профили греческих статуй. Похоже, моя юная мачеха времени не теряла, с жаром осваивая новую для нее технику. — Боже, какая-то мазня, — наморщив нос, фыркнула Дани. — Эта девица еще мнит себя художником! — Заткнись, — раздраженно заметил Альдо и, глянув на меня с интересом, на миг промелькнувшим в глазах, полюбопытствовал: — Что скажешь, брат? — Кьяра очень талантлива, Альдо. Настанет день, когда ее картины будут продаваться за баснословные деньги. — Но до этого она приберет в свои маленькие ручки все наше наследство? — криво усмехнулся мой единокровный брат. — Одно другому не мешает, -сквозь зубы бросил я и, захватив альбом, поспешил в дом, в глубине души радуясь, что избавился от надоедливых родственников. Честно говоря, я собирался положить альбом мачехи в библиотеке или в кабинете отца, но задумавшись над словами брата, быстро прошел к себе в комнату. Кинул альбом на комод и бессмысленно уставился в свое отражение. Положа руку на сердце, мне сейчас хотелось только одного. Очутиться между ног Кьяры Лукарини и срывать ее стоны, один за другим. Мало соображая, что делаю, я запер дверь, подошел к старинному зеркалу, украшавшему эту комнату не одно столетие и аккуратно нажал на завитки рамы. В строго определенной последовательности, как когда-то показывал отец. Зеркало, закрепленное по центру, плавно поехало в сторону, освобождая узкий выход на черную лестницу, о которой мало кто знал. Учитывая, что дом строился в семнадцатом веке, а потом несколько раз перестраивался, никто так и не мог объяснить, кому и зачем понадобилось делать тайный ход. Но после оформления бумаг и рукопожатия, скрепляющего сделку, прежний владелец провел отца по всему имению, раскрывая секреты и тайны. Так, например, из парка вел подземный ход в дом, но его засыпали, опасаясь вторжения грабителей. А эта лестница соединяла несколько комнат, расположенных одна на другой. Вполне возможно, спальни любовников. А на первом этаже она заканчивалась входом в личный кабинет отца, что веком ранее служил задней прихожей, а на самом верху упиралась в небольшую светелку на чердаке. Так что, вероятно, тайные ходы использовались заговорщиками или контрабандистами. Как бы то ни было, я осторожно спустился на второй этаж и замер около похожего зеркала, ничего не скрывающего от стороннего наблюдателя. Как и следовало ожидать, обнаженная Кьяра на четвереньках стояла на супружеском ложе, а мой отец, приспустив влажные от пота теннисные шорты, со всей дури вбивался между ее ног. Время от времени он шлепал девчонку по белоснежным ягодицам. А в самый пиковый момент обхватил руками восхитительные упругие полушария и навалился на жену сверху. Я не мог пошевелиться, будто ожидая чего-то. Но вот отец поднялся сам, одновременно доставая пенис из влажной и томной Кьяры и помогая ей встать. Обнимая жену, он настойчиво подвел к зеркалу. Я стоял, будто пришибленный, любуясь совершенными формами своей малолетней мачехи. Отец взял в руки грудь, будто собираясь взвесить ее в ладони, а потом нежно коснулся губами виска жены, другой рукой оглаживая бедро. Я не помню, как скатился по лестнице и оказался в своей комнате, лишь под сильным напором холодной воды приходя в себя. — Кьяра миа, — прошептал я, настойчиво борясь со стояком. — Как бы мне заняться любовью с тобой, девочка? *** Кьяра Два месяца до нашего венчания с Гвидо пролетели быстро. Мы лишь успели купить скромное платье в пол. С вышитым лифом и шифоновыми рукавами, с аккуратной горловиной, закрывающей ключицы, оно казалось самым прекрасным. Поразмыслив, Гвидо решил не брать фату матери, утверждая, что вещь безумной старухи ничего кроме несчастья не принесет. — Ты бы тоже поостереглась, Дани, — счел за благо он предупредить невестку. Та лишь отмахнулась: — Я не суеверная, Гвидо. Но потом, увидев мою фату, украшенную бесценными брюссельскими кружевами, надулась недовольно. Альдо же просто пожал плечами и не преминул заметить: — Ты же мечтала венчаться в бабушкиной фате, Дани. Только вся проблема заключалась в том, что эту фату, стоившую, как хороший автомобиль, нельзя было заколоть заколками, или прикрепить к диадеме. Тем более что подходящей в коллекции Лукарини для меня не нашлось. — Это старье нужно выкинуть на помойку, — пробормотал недовольно муж. — Или переделать в украшения для тебя. — Он хитро глянул на меня и предложил, улыбаясь: — Кьяра, а не поехать ли нам к дядюшке Бруно? Старый сводник обрадуется, если мы лично привезем ему приглашение на свадьбу. — Чудесная идея, — согласилась я. — Я бы с удовольствием побывала в Тоскане! И когда через несколько дней мы приехали в тот самый дом, что я покинула более шести лет назад, я с радостью бросилась в объятия постаревшего Бруно ди Лукарини, опиравшегося на палку, но тем не менее вышедшего поприветствовать нас на крыльцо. — Кьяра, девочка моя, — прошептал старик, облапив меня. — Да ты счастливец, Гвидо, — хохотнул он, пожимая племяннику руку. Новая повариха, пришедшая на смену моей матери, расстаралась на славу. Но как только за горничной закрылась дверь, Бруно поморщился и заявил, что тоскует по Елене, ее канноли. И его старый канноли тоскует тоже. Мы с мужем сдержанно улыбнулись. — Только, пожалуйста, — попросил Гвидо. — Не распространяйся о талантах Елены Фарнетти. Моя мать невзлюбила Кьяру. Даже Дани, эта новомодная невеста Альдо, еще не вошла в семью, а уже недовольна моей женой. — Не беспокойся, мой дорогой, — заверил Бруно. — Мне нет нужды болтать с кем попало о прекрасной Елене. А ты, Кьяра, — улыбнулся он мне, — остерегайся Анжелу. Эта старая карга и по молодости слыла первой в округе гадиной. Зачем только мой брат женился на ней? — воздел руки к потолку Бруно и чуть не перевернул графин с кьянти. Он на минуту задумался. Я заметила, как его глаза зажглись озорным огнем. И когда после ужина мы перешли в библиотеку, Бруно оставил нас. Гвидо тут же привлек меня к себе и, усадив на диван, быстро запустил руки мне под юбку. Его пальцы привычно сновали внутри меня, а я, разомлев, положила голову на плечо Гвидо, закрыла глаза. И в ужасе распахнула их, услышав в комнате голос Бруно. — Пожалуй, велю Марте подготовить для вас спальню! Господин Лукарини поспешил выйти из комнаты, а я изумленно уставилась на мужа. Гвидо ласково чмокнул меня в нос и улыбнулся довольно: — Не бойся, малышка, дядюшка, конечно, понял, чем мы занимались, но мы ничем себя не выдали. — Да, — охнула я. — Мне очень стыдно. — Стыдишься собственного мужа? — напряженно заметил он. — Нет, что вы! — пробормотала я, пряча лицо у него на груди. — Мне стыдно, что Бруно застал нас. — Мы не сделали ничего предосудительного, Кьяра, — строго отчитал меня Гвидо. — Но я думаю, мы воспользуемся гостеприимством дядюшки и заночуем здесь. Обещаю, этой ночью жена ты заснешь не скоро, — прохрипел он над моим ухом. Вернувшись, Бруно ди Лукарини положил на инкрустированный перламутром круглый стол из черного дерева длинную шкатулку и пальцем поманил меня. — Иди сюда, Кьяра! Муж легко подтолкнул меня, будто давая разрешение подойти к другому мужчине, и сам поднялся следом. — Посмотри, — довольно бросил бывший хозяин моей матери. — Может, эти фитюльки сгодятся для церемонии. Я в изумлении уставилась на лежащие на бархатной подушке золотые побеги. Цветы, стебли, листья которых были сплошь усыпаны бриллиантами. — Самая настоящая музейная редкость, — пробормотала я, не смея прикоснуться к реликвиям.