— Ерунда, — махнул рукой Бруно. — Это собственность моей матери. Она была англичанкой и даже приходилась дальней родственницей Иоанну Безземельному. — Зная этого персонажа, — фыркнул Гвидо, — половина Англии и четверть Америки приходятся ему родственниками. — Да, — хмыкнул Бруно. — Плодовитый был король. Но бог с ним, — усмехнулся он и добавил вполне серьезно: — Это мой подарок к твоей свадьбе, Кьяра. Можешь заколоть волосы или надеть на шею. Это такой трансформер, девочка. Разбирается на отдельные части. Хочешь, носи как брошки и серьги, — улыбнулся он. — Раз это наследие любвеобильного английского короля, то я желаю тебе плодовитости, девочка. Дай бог, чтобы к венчанию ты понесла. Глава 10 Свадебный букет я попросила составить из полевых цветов и колосьев злаков. Васильки, ромашки, лаванда, колокольчики и золотарник. Но, по мнению моего мужа, такой букет вряд ли бы сочетался с бриллиантовыми цветами у меня в прическе. — Разве ты не любишь розы? — удивился супруг. — Думаю, белые и розовые отлично будут смотреться. — Но мне хотелось бы васильки…- начала я, а Гвидо, не дослушав, закрыл мне рот поцелуем. — Я подарю тебе васильки, обещаю, — заверил он меня за неделю до свадьбы и сдержал слово. Когда я увидела прекрасные полевые цветы на золотых ножках и с сапфировыми лепестками, то охнула от восторга. — Какая красота, господин Гвидо, — прошептала я. — Они как живые… — И никогда не завянут, Кьяра, — довольно улыбнулся муж. — Впрочем, как и моя любовь к тебе, — добавил он напыщенно. Гвидо пододвинул ко мне коробочку, стоявшую у него на столе. — Открой, — велел он. И когда я дернула незамысловатый замок, то увидела одуванчик. Тоже на золотой ножке и с белой шапочкой бриллиантиков. — Полевые цветы, как ты хотела, — радостно возвестил муж. — Работы Фаберже. Мой тебе подарок на свадьбу. — А я не приготовила вам никакого подарка, — прошептала я. — Даже не догадалась… — Как это не приготовила? — хмыкнул муж, положив ладонь на мой живот. — Твой подарок бесценен, Кьяра. Ты понесла, и я очень доволен тобой, — муж поцеловал меня в лоб и озабоченно поинтересовался: — Как ты себя чувствуешь, малышка? — Все хорошо, господин Гвидо, — улыбнулась я, удобнее устраиваясь в его объятиях. — Я уже жалею, что пригласил сыновей на венчание. Они-то промолчат, а глуповатая Дани обязательно донесет моим родственницам о твоем состоянии. Чем позже они узнают, тем лучше. — Сообщите им, — пробормотала я. — Не стоит делать из моей беременности государственной тайны. Только пусть сюда никто не приезжает со скандалами. — Хорошо придумала, — кивнул муж и в тот же вечер сообщил матери и сестре о предстоящем пополнении в семье, предупредив при этом, что имение в Чинква Терре закрыто для всех. И без особого приглашения являться не следует. Но кто бы слушал! Каждая женщина из семейства Лукарини посчитала, что она особенная. Первыми заявились Моника с Лорин, но охрана их не пустила дальше ворот. Звонки Гвидо тоже ничего не дали. — Я не звал вас, — последовал короткий ответ. — Мне некогда, — заявил муж и, отключив телефон, снова взял в рот мой сосок и аккуратно провел по нему языком. — Отвлекают от важных дел, — прошептал он, прокладывая дорожку из поцелуев к низу живота. Следующей прибыла моя сумасшедшая свекровь, но ей удалось добраться лишь до домика привратника, с семнадцатого века стоявшего около ворот и теперь служащего форпостом охраны. Там синьоре Лукарини дали попить воды и тоже отправили восвояси. Ни Сержио, ни Альдо с Дани в эти дни не навещали нас. Видимо,сыновья моего мужа оказались более понятливыми, чем престарелые родственницы. Сирена — старшая дочка Гвидо — вместе с мужем и ребенком находилась в Палермо и с прытью остальных родственниц явиться не могла. Она позвонила отцу поболтать и тут же получила приглашение на свадьбу. — Только мои старшие дети, — заявил Гвидо. — Лорин приедет повидаться с нами, когда научится себя вести, — рыкнул он в трубку и сердито бросил сестре: — Если хотите приехать, то хочу предупредить: за любую выходку или гадость я серьезно покараю, Мария. Но лучше вам сидеть дома. У матери высокое давление, и долгие переезды ее утомят. Но как ни старался Гвидо избавить нас от родственников, на свадьбу приехали все. За пару дней до торжества Альдо, взяв на себя обязанности посредника, провел переговоры с враждующими сторонами. Гвидо он объяснил, что мир в семье необходим, дабы акции банка не ушли к конкурентам, а бабке и Лорин дал понять, что ссориться с отцом себе дороже. Под звуки органа я под руку с горделивым Бруно Лукарини вошла в главный зал деревенского храма, полный народа, и на миг остолбенела от неожиданности. Все скамьи оказались заняты. Семья Гвидо, наши слуги, простые прихожане. Яблоку было негде упасть. — Это хорошо, что народу много, — прошептал мне чуть слышно Бруно.- Дуры оголтелые постесняются затеять скандал в присутствии сотен свидетелей. Он оказался прав. Венчание и торжество прошли как по маслу. — Кьяра, дорогая, — пропела свекровь. — Ты сделала моего сына счастливым, — заявила она и попыталась меня обнять. — Спасибо, синьора Лукарини, — пробормотала я, отступая. Муж, обнимая меня, улыбнулся и весело чмокнул мать в щеку. — Я рад, мама, что ты смогла закопать топор войны, — заметил он, а когда несносная старуха отошла в сторону, буркнул мне на ухо: — Никогда не верь ей, заклинаю тебя. Равно как и моей сестре и дочкам. — А если у нас родится девочка, — пролепетала я чуть слышно. — Как быть тогда? — Мы оградим ее от бабкиного влияния, — подмигнул он и прошептал возбужденно: — Я жду не дождусь, когда у тебя вырастет живот. Ты станешь еще прекрасней. От его слов я покраснела, как свекла, и решила подняться наверх, но в этот момент организатор торжества пригласил всех к столу. Мне пришлось взять мужа под локоть и пройти с ним на самые почетные места. Я глянула на красиво украшенные блюда, заполонившие все пространство стола. «Сколько же бедных и голодных можно было б накормить», — мысленно вздохнула я, замечая, что многие блюда так и остались нетронутыми. Льстивые речи, неискренние улыбки — все это угнетало, и как только представилась возможность, я, попрощавшись с дядюшкой Бруно, ушла наверх. Каролина, моя горничная, помогла мне раздеться и даже принесла тазик на случай, если мне станет плохо. Оставшись в одиночестве, я принялась болтать с мамой. Рассказывала ей о сегодняшнем торжестве и о будущем ребенке, да так и не заметила, как заснула. Проснулась я, когда рядом со мной улегся муж и, обняв, прошептал: — Вечеринка удалась, Кьяра. Обошлось без драк и оскорблений. — Разве никто не назвал меня путаной? — улыбнулась я, привычно устраиваясь в кольце рук Гвидо. — Нет, моя дорогая, — пробормотал муж, целуя мое лицо. — Моим близким запрещено говорить о тебе плохо. Любая гадость облагается штрафом. Я вычитаю деньги из трастового фонда обидчика и перевожу их тебе. Нехитрая арифметика. Я украдкой вздохнула, совершенно не понимая, зачем мне нужен трастовый фонд, если и так Гвидо подарил мне акции банка и драгоценности. Я попыталась спросить об этом мужа, но муж просто рассмеялся и заявил, что, кроме перечисленного мною барахла, скоро у меня собственности поприбавится. — Дядюшка Бруно совершенно выжил из ума и отписал тебе свое имение. — Боже! — от смущения и удивления мне пришлось закрыть лицо руками. — Зачем? — изумилась я. — У него же есть еще наследники! Ваши дети, например! Гвидо покровительственно провел ладонью по моей спине и бросил глухо: — Бруно только на вид дряхлый старик, но в душе все такой же ловелас, как и пятьдесят лет назад. Мне кажется, он влюблен в тебя. Точно так же, как когда-то любил твою мать. Я вздрогнула, услышав о матери, но говорить о ней с мужем мне не хотелось. Да и зачем? Если в Елене Фарнетти он видел только самое гадкое. Морщился брезгливо, даже не зная ничего о ее добром сердце и веселом нраве. Как же мне не хватало ее, моей мамочки! Но в присутствии мужа я запрещала себе думать о ней, чтобы ни одной слезинкой не выдать поселившиеся в моем сердце печаль и скорбь. Тем более сейчас, когда забеременела. Поэтому я наивно глянула на Гвидо и пролепетала чуть слышно: — Вы меня разыгрываете, господин Гвидо. Как это возможно истинному католику желать чужую жену? — Не смеши меня, — усмехнулся муж. — Какой из Бруно истинный католик? Этот балбес всю жизнь считал себя буддистом и напевал «хари кришна, хари рама». — Буддистом? — охнула я. — Но как же он умудрился связать себя с чуждой религией? — Хиппи, — передернул плечами муж. — Потом остепенился, но так никогда и не женился. Моя бабка что-то говорила о несчастной любви… — Как интересно! — мяукнула я. — Но мне трудно представить Бруно молодым. И что же стало с его девушкой? — Умерла, — нехотя бросил Гвидо, изумленно посмотрев на меня. — Ты удивительная, Кьяра. Я сообщил тебе, что ты стала наследницей целого состояния. Дом, набитый антиквариатом, плюс виноградник с оливковой рощей. А ты никак не отреагировала. Только смутилась. Зато шашни Бруно в молодые годы тебя заинтересовали! — Таковы все женщины, господин Гвидо, — надула я губки. — Любовь для них главнее денег. — Ты одна такая, — расхохотался мой муж, наклоняясь ко мне с поцелуем. — Одна-единственная на белом свете. Вот поэтому все мужики в округе слетаются к тебе, как пчелы на мед. Я скоро сойду с ума от ревности… — Вот прям все мужчины Италии? — улыбнулась я. — Или только Лигурии? — Маленькая плутовка, — радостно пробурчал Гвидо, оглаживая гладкую кожу в самом низу живота. — Тебе нужны все-все мужчины, чтобы свести их с ума? — рассмеялся он, проводя пальцем по складкам. — Ммм… — простонала я, соскучившись за весь суматошный день по ласкам мужа. — Как приятно, — я раздвинула ноги и потянулась к Гвидо с поцелуем. — С беременностью ты стала более страстной, Кьяра, — довольно заметил муж. — Мне нужно почаще оплодотворять тебя. — Это ваш прямой долг, господин Гвидо. Сегодня утром мы обменялись клятвами и поклялись жить по заповедям католической церкви, — смущенно улыбнулась я. — Я обожаю тебя, Кьяра, — пробормотал муж, нависая надо мной и укладывая подушку мне под ягодицы. — Ты — моя единственная любовь. Он нежно погладил меня по бокам, а потом, устроившись между моих ног, осторожно ввел «толстячка» внутрь. — Я люблю вас, господин Гвидо, — прошептала я, полностью вбирая его. — Я очень люблю вас! Насытившись друг другом, мы задремали в объятиях, а проснулись от шума, будто кто-то кого-то таскал по полу, и истошного крика Дани. *** Альдо С дурацкой свадьбой отца все пошло наперекосяк. Сначала Дани вывела меня из себя, заметив в прическе Кьяры бриллиантовые цветы, каждый из которых оказался чуть меньше моей ладони. Я даже понятия не имел, что семья обладает такими драгоценностями. Мою невесту следовало сразу поставить на место. Но я не обратил на это внимания, решив, что раз украшения принадлежат семье, то и Дани сможет их надеть. Мне бы пообещать ей самому поговорить с отцом, но я отмахнулся от невесты, намереваясь с Сержио и Марио, младшим братом отца, выпить кьянти. А моя алчная Дани тем временем обратилась за помощью к Сирене. Ну кто, как не моя сестра, знает все о фамильных драгоценностях? А дражайшая сестра оказалась не в теме. То есть она думала, что Бруно завещает алмазные растения ей, и была сильно удивлена, когда старик отмахнулся от нее, как от назойливой мухи, и во всеуслышание объявил, что подарил злополучный гербарий Кьяре. Кьяре, твою мать!