«Интересно, — про себя усмехнулся я. — Он ее лично отымет или позовет на помощь племянника? Завтра позвоню ей, и эта дура сама все расскажет. А мне придется ей заявить, что после того, как она стала неразборчива в связях, я бросаю ее. Брезгую, знаешь ли!» Дани я нашел в приемном покое. Она пила какой-то сок и, завидев меня, глянула, как побитая собака. — Альдо, — почти неслышно пробормотала моя невеста. — Говорят, что тест оказался просроченным. Такое бывает… — Конечно, моя маленькая, — согласилсяя, целуя ее. Краем глаза заметив, что регистратор — молоденькая прыщавая девица, — улыбается во весь рот. Для закрепления эффекта пришлось прижать Дани к себе и прошептать на ухо всякие глупости. Она несмело подняла на меня глаза. — Поехали домой, любовь моя, — попросил я и, взяв у нее номерок, лично пошел в гардероб. Нежно накинул на плечи своей избраннице пальто из розового мохера и осторожно, будто маленькую, повел ее на улицу. В одной руке у меня болталась сумка этой идиотки, а другая покоилась на талии. Дани выдавила из себя улыбку, прощаясь с персоналом. А усевшись в машину, пролепетала чуть слышно: — Прости меня, Альдо! — Ты ни в чем не виновата, моя любовь, — заявил я, гладя ее по голове. А дорогой остановил машину около флористической лавки и купил цветы моей невесте. Белые розы и синие ирисы. — Я так тебя люблю, Дани, — прошептал ей на ухо, поднимаясь в лифте. А дома, помог раздеться и лечь в постель. Моя маленькая невеста оказалась растеряна и сбита с толку. Никак не ожидала от меня такого обращения. Видимо, она уже приготовилась к самому худшему. А тут любовь и ласка. «Не угадаешь, что я предприму, девочка?» — про себя фыркнул я и со словами «тебе нужно отдыхать» направился к выходу. — Альдо, — прошептала она. — Может, в данной ситуации лучше отменить свадьбу? — Ни в коем случае, моя любовь. Нам нужно стараться, понимаешь! Ты должна бросить работу и заниматься семьей, а трахать усталого топ-менеджера я не желаю. — Альдо, я не смогу без работы, — взмолилась она. — Если ты так ставишь вопрос, то нам нужно расстаться. Каждый пойдет своей дорогой. Ты встретишь девушку, похожую на Кьяру. Такую же сексапильную малолетку… «Дани — невероятная идиотка, — пронеслось у меня в голове. — Только полная дура в такой момент вспомнит мою беременную мачеху. Когда ей, кстати, рожать?» — Пойдем со мной, — прорычал я и, взяв Дани за руку, отволок в ванную. Она,заподозрив неладное,попробовала сопротивляться. Но в любом случае у меня силы больше. Я затолкал эту безмозглую дуру в душевую и сразу вынул из брюк ремень. Сложил вдвое и с силой опустил на спину и ноги Даниэллы. — Я предупреждал тебя, дрянь, — прохрипел я. — Попробуй только еще раз заикнуться об уходе, костей не соберешь. Дани, рыдая, упала на колени и попросила о пощаде. — Ты усвоила урок? — тихо осведомился я, схватив дурочку за волосы и оттянув назад. — Да, Альдо, пожалуйста, — запричитала она. — Не бей меня больше. — Что ты поняла, повтори, — потребовал я, не ослабляя хватку. — Я буду тебе послушной женой, — расплакалась Дани. Я неторопливо разжал пальцы, держащие ее волосы,и голова моей невесты тяжело опустилась вниз. — Больше никаких выходок, — предупредил я и добавил раздраженно:- Сейчас я помогу тебе вытереться и уложу в постель. Мне нужно еще вернуться на работу. — Мои родители ждут нас сегодня на ужин, — сквозь слезы пролепетала Дани. — Я попробую отменить… — Нет нужды, — отрезал я.- Мы с радостью посетим твою семью, — заявляю я, выходя из ванной. — Приведи себя в порядок, и поедем. Моя невеста прошептала что-то невразумительное. А я еле сдержался, чтобы еще раз не пройтись по ее коже тонким ремнем. Знай я заранее, что сегодня обед у ее родителей, Дани досталось бы больше. Гораздо больше. Планы трахнуть Эстреллу полетели под откос. Кьяра На следующий день пошел ливень, и мы решили вовсе никуда не выходить. Люди попрятались от дождя, маскарадные костюмы намокли. А в нашей спальне было тепло. Потрескивал камин, горели свечи в старинных канделябрах, а мы втроем расположились на кровати и играли в карты. «Старая дева» — незатейливая игра, когда участники избавляются от парных карт, а проигрывает тот, у кого на руках остается непарная дама — старая дева. Наша игра отличалась от обыденных тем, что каждый проигравший должен был внести фант. Так,Сержио пришлось раздеться до гола доголаи, взявшись двумя руками за набухший пенис, промаршировать по комнате взад-вперед. Я танцевала стриптиз, а господин Гвидо читал вслух скабрезные стихи. А когда запал иссяк, мои мужчины улеглись рядом и принялись изводить меня немыслимыми ласками. Перед тем, как лечь спать, мой супруг сумрачно глянул в окно и пробормотал недовольно: — Лишь бы завтра удалось уехать без приключений. Если погода не переменится, придется остаться здесь еще на пару дней. Но утром, словно по волшебству или по приказу мужа, выглянуло солнце, мы погрузились на катер, привезший нас во дворец, и поехали на другой конец Венеции, где в своем небольшом доме жил Филиппе Карначчи. Известный художник и меценат. Невысокого роста рыжий старик с одутловатым лицом и внушительным брюшком. Добрые глаза и округлое лицо делали его похожим на Санта-Клауса. Увидев меня, он очень сильно изумился и без всякого стеснения спросил, кто мои родители и какая у меня девичья фамилия. — Моя жена, — напыщенно заявил Гвидо, — урожденная Фарнетти. Ее мать Елена славилась своим кулинарным искусством. — Елена, — печально повторил Филиппе и пожевал губами, будто пробуя на вкус имя моей матери. — А кто ваш отец, дорогая синьора Лукарини? — через силу улыбнулся он. — Я не знаю его, — потупясь, ответила я. — Моя мама состояла с ним в браке, но ушла перед самым моим рождением. — Точно, — кивнул Филиппе, — мы поругались с Еленой из-за пустяка. Я решил поработать в мастерской, а она собрала вещи и исчезла. Больше я ее никогда не видел, хотя пытался найти. Ее и ребенка. — Вы? — изумилась я. — Вы — мой отец? — Да, Кьяра, — кивнул Филиппе. — Мы сдадим все анализы и убедимся в своих предположениях. Если только нет еще одной Елены Фарнетти и рыжей девочки, как две капли воды похожей на мою мать. — А другие ваши дети? — насупился Гвидо. — У меня нет детей, — отрезал Филиппе. — Я слишком любил Елену, синьор Лукарини. — Я вас понимаю, — усмехнулся мой супруг. — Но нас к вам привела счастливая случайность. Моя жена рисует. И мы бы хотели устроить выставку ее работ. Теперь понятно, в кого Кьяра такая талантливая. — Ты рисуешь, девочка? — улыбнулся Филиппе, и в его глазах я увидела слезы. — Естественно, я обеспечу тебе полную поддержку, — пробормотал он, раскрывая объятия. Я кинулась навстречу и, положив голову ему на плечо, разрыдалась. И тут же оказалась в кольце рук мужа. — Кьяра, умоляю, — прошептал Гвидо, целуя меня в макушку. — Подумай о ребенке, тебе нельзя волноваться. — А где Елена? — задал ожидаемый вопрос Филиппе. — Я хотел бы с нею повидаться. — Мама погибла на Сардинии, — всхлипнула я, а Гвидо заявил непререкаемым тоном: — Ждем вас, синьор Карначчи,к нам в гости. Скоро мы с Кьярой переберемся в Милан на время родов и первых месяцев жизни малышки Елены. Будем рады видеть вас в своем доме. И можем сразу провести все исследования. — Да, синьор Лукарини, — пробормотал расстроенный Филиппе, — я с радостью приму ваше приглашение и навещу свою дочь и внучку. Весь обратный путь до пьяцца ди Рима я молчала, пытаясь осознать, что у меня появился отец. Человек, любивший мою мать и потерявший ее. Из давным-давно подслушанных разговоров я помнила, что мама, находясь уже на сносях, застала отца с натурщицей и,недолго думая, ушла от него. Но,видимо,у Филиппе сохранилась совершенно другая картинка. Он поверил сам в собственные домыслы, а теперь и нас убедил в своей правоте. Но, как бы то ни было, будучи круглой сиротой, я не собиралась отказываться от близкого родственника, так неожиданно повстречавшегося мне в Венеции. — Если подтвердится, что Карначчи твой отец, — тихо усмехнулся Сержио, — то ты станешь наследницей огромного состояния, Кьяра. Карначчи владеет шикарной коллекцией. — Моя жена и так богатая женщина, — хмуро заметил Гвидо. — У нас один Тинторетто, папа, — фыркнул Сержио, -а у Карначчи несколько Пикассо, два подлинника Рембрандта и что-то там от Кандинского и Ренуара. — Ты странно рассуждаешь, Сержио, — улыбнулась я. — Филиппе признает меня своей дочкой, а коллекцию завещает какому-нибудь музею. Одно из другого не вытекает. Где логика? — тихо заметила я и во все глаза уставилась на Стеклянный мост, паривший над Гранд-каналом. А по дороге домой почувствовала, как на меня навалилась дикая усталость. Прикрыв глаза, я положила голову на грудь мужу и задремала. А проснулась от тянущей боли внизу. Я застонала, инстинктивно прижимая ладони к животу. — Что? — заволновался Гвидо и, не получив ответа, велел водителю: — Гони в Милан, Микеле! Сержио Приемный покой частной клиники в Милане, куда по дороге позвонил отец, показался мне Чистилищем. Местом между Адом и Раем. «Кьяра, милая, не умирай!» — умолял я любимую и пытался держать себя в руках, дабы не выдать посторонним нашу маленькую тайну. Отец, бледный и нервный, не мог усидеть на месте и мерил шагами коридор от окна до окна. Наконец вышел врач, усталый раздраженный немец, и разрешил отцу навестить жену. — Нам удалось остановить преждевременные роды, синьор, — пробурчал он. — Вашей супруге нужен полный покой. Никаких визитеров, — доктор подозрительно оглядел меня. — Это мой сын Сержио, — представил отец. — А… ну да, — кивнул врач, будто бы соображая, как это молодую девчонку угораздило выбрать в мужья старика, а не его сына? — Я останусь с женой,- отец не спросил, а поставил в известность доброго доктора. Тот неохотно кивнул. — А ты, Сержио, — папа повернулся ко мне. — Поезжай домой. Опасность миновала, со мной все будет в порядке. А о Кьяре заботятся врачи. — Конечно, — кивнул я, мысленно аплодируя отцу. Вот у кого следует брать мастер-класс. — Я позвоню Альдо и синьору Карначчи, — вошел в роль я. Но отец поморщился. — Брату позвони обязательно, — велел Гвидо, — а моего тестя пока не беспокой. Старик растревожится от волнения и сразу же примчится из Венеции. И еще. Никуда не уезжай из Милана, — рыкнул он, спеша в палату к жене. Понимая, что в клинике мне делать нечего, я попрощался с отцом и доктором и отправился пешком в наш дом неподалеку от Оперного театра. Бредя в сумерках по миланским улицам, я позвонил брату и сообщил ему новости о Кьяре. А потом сел на первую попавшуюся лавку и разрыдался, боясь подумать, что случится со мной, если Кьяра умрет в родах.