Моя мать решительно встала и, взяв меня за руку, направилась к дверям. — Спасибо, синьор Бруно, — прошептала она, слегка склонив голову. — Подумай, Елена, — нервно бросил тот. — Хорошенько подумай! — Я схожу к донне Марии посоветоваться, — тихо вздохнула мать. — Пусть расскажет, что нас ждет на Сардинии. — Сходи-сходи, — фыркнул Бруно. — Но и без гадалки ясно, что вернуться оттуда живыми будет очень сложно. На следующее утро мать сбегала в соседний поселок к гадалке и, позвав меня, сразу прошла к хозяину. — Мария, конечно, мастерица заливать, — неохотно сообщила она. — Нагнала на меня страху. Говорит, что Фредо узнает о моем прошлом и зарежет меня. Только как же он узнает, а? — рассмеялась она. — Кто ему расскажет? — Да, досужие домыслы, — согласился Бруно. — Я сообщу племяннику о твоем решении, Елена. Врача для Кьяры пригласим сюда. Гвидо хочет присутствовать при освидетельствовании. Если все будет, как мы предполагаем, то ты дашь ему опекунство над дочерью. Мать кивнула, а черные, будто маслины, глаза наполнились слезами. — Только как я узнаю, что вы не обманули меня? — всхлипнула она. — Я похож на извращенца, Елена? — строго одернул ее Бруно и, когда мать замотала головой, добавил резко: — Гвидо тоже! Просто он всегда мечтал жениться на непорочной и чистой девушке, а попадались одни шалавы! — А сколько жен было у сеньора Гвидо? — поинтересовалась мать. — Три жены, Кьяра станет четвертой и последней супругой. Соответственно, все богатство ди Лукарини перейдет к ней. Жена наследует первой в очереди! Мать после этих слов заметно повеселела, а когда через неделю приехал Гвидо Лукарини, она уже вовсю звала меня маркизой и постоянно благодарила Мадонну за содействие. С моим будущим мужем и опекуном прибыла маленькая строгая женщина. Вместе с матерью мы прошли в библиотеку Бруно, где стояла медицинская кушетка. Меня уложили на нее, и акушерка, недовольно морща лоб, сначала ощупала холодными пальцами мою грудь, крепко сдавливая каждое полушарие и щипая за соски, а потом,помяв живот, заставила закинуть ноги на рогатые стойки. От страха и смущения я не знала, куда себя девать. Но повитуха закончила быстро. А затем велела одеться. — Девочка, — вынесла вердикт она. — Тогда я забираю Кьяру с собой, — решил Гвидо, услышав новости, и тут же обратился к моей матери. — Вы, Елена, можете поехать с нами. Зачем вам садовник? До самого последнего момента я ждала, что мама согласится, и мы с ней не разлучимся никогда. Все-таки Гвидо Лукарини оказался красивым мужчиной. Высокий, плотный, с копной черных волос с проседью, он походил скорее на киноактера, чем на маркиза. Но моя щепетильная мамочка отрицательно мотнула головой. — Я уже пообещала Фредо, что выйду за него замуж. Он хороший человек, синьор. Через пару часов мы с ней расстались. Мне казалось, что разлука будет недолгой. Меня ждал в Милане колледж стиля, дизайна и моды, а мама с Фредо перебиралась на Сардинию. Мы обе не представляли, что видимся в последний раз. А если бы кто-то оповестил нас об этом, мы бы, наверное, рассмеялись, как мама предсказаниям Марии. Но все получилось не так, как мы с ней планировали. Синьор Гвидо слышать не захотел о моде и стиле, а устроил меня в частный пансион синьоры Оливии, строгой целомудренной вороны, под ее личный контроль. И на несколько лет моя жизнь превратилась в череду серых будней. Меня нигде не оставляли одну. Даже на занятиях в классе. Со мной обязательно сидела помощница Оливии, сопровождавшая меня в школе. Но с ней мне не разрешалось выходить на улицу. Там я могла появляться лишь с Оливией. И то она брала меня за руку. Мои новые одноклассницы искренне считали меня дефективной. В соседнем классе училась девочка-даун, и ей полагалось такое же сопровождение. Только жила она с кем-то из родственников и каждое утро приезжала в школу, а я делила комнату с синьорой Оливией. Она заплетала мне косу на ночь и лично стирала мое белье. Любое поползновение познакомиться со мной воспринималось ею как сигнал к военным действиям. Каждый вечер она пела дифирамбы моему жениху, престарелому Гвидо ди Лукарини. Объясняла, как мне повезло. Я злилась на нее, а больше сердилась на мать, что, уехав, она редко звонила. А в последнее время больше трех месяцев не брала трубку и не отвечала на мои сообщения в вацап. Я подозревала Оливию в том, что она как-то заблокировала контакт. Но та искренне забожилась, что не умеет пользоваться смартфонами. При первой возможности я спросила у Гвидо, навещавшего меня с завидной постоянностью. Но синьор Лукарини нахмурился и, путаясь в словах, сообщил, что мою мамочку там на Сардинии зарезал брат Фредо. Оказывается, слава о способностях Елены Фарнетти докатилась и до забытого богом острова, населенного дикарями. Я разрыдалась. Гвидо молча гладил меня по спине, а потом передал заботам Оливии. Она привела меня в нашу келью и наказала усердно молиться. — Душа, попавшая в чистилище, нуждается в нашей молитве, Кьяра, — скорбно сообщила она. — Только мы можем походатайствовать перед всевышним о заблудшей душе, понимаешь? Упав на колени перед распятием, висевшим на стене, я принялась отчитывать псалмы. Один за другим. К моему удивлению, Оливия тоже плюхнулась на колени и вторила мне.С того самого дня мы стали с ней лучшими подругами. Если разобраться, то, кроме нее и Гвидо, у меня в целом свете никого не было. Он стал приезжать чаще. Обычно выбирался в Милан под вечер пятницы и оставался до середины дня воскресенья. Мы втроем ходили в оперу, где синьору ди Лукарини всегда удавалось купить самые лучшие места. В субботу выбирались в один из тихих ресторанов, скрытых от назойливых туристов. А иногда посещали музеи и выставки. С легкой руки Оливии выяснилось, что у меня имеются способности к рисованию. Узнав об этом, синьор Гвидо купил мне мольберт и кисти. А Оливия договорилась со знакомой художницей об уроках. Казалось бы, ничего особенного не происходило, но как только я обмолвилась, что после окончания школы хочу поступить в колледж, Гвидо нахмурился и пробормотал недовольно: — Помни о своем слове, Кьяра. — А если я передумаю? — осторожно поинтересовалась я. — Тогда выплатишь мне компенсацию ущерба, моя дорогая. Оплату за католическую школу, твою одежду и патронат Оливии. Набежит кругленькая сумма. Сюда же добавь кремацию твоей матери на Сардинии и услуги местного адвоката. — Я пошутила, — пробормотала я, стараясь не смотреть в лицо господину Лукарини. Но он сам шагнул ко мне и впервые за пять лет легко взялся пальцами за мой подбородок. Затем приподнял его, заглядывая мне в лицо. Пара серых глаз смотрела на меня строго и сурово. — Попробуй только отказаться, — прошептал он, медленно, с видом собственника огладив мою щеку. — Я хочу удрать, — призналась я вечером Оливии. — Помогите мне, пожалуйста! Мать моя умерла, договор с Лукарини подписывала она. — По ее обязательствам ты отвечаешь, как наследница, — тяжело вздохнула Оливия. — И потом, куда ты сможешь сбежать от Гвидо? Его семья обладает колоссальным влиянием в Италии. Лукарини — потомки патрициев- и раньше владели городами на севере страны. Известная семья, как Сфорца или Медичи. До сих пор у них замки по всей стране и даже остров недалеко от Сицилии. Думаешь, тебе удастся удрать? Не подводи ни меня, ни себя. Гвидо- человек хороший. Ему, как и любому мужчине, охота попробовать свежего мясца. Ну так уж они устроены, мужчины! — Оливия всплеснула руками и поправила седые как лунь волосы, сложенные на затылке. — Так он тебя всем обеспечит и всему научит, — довольно пробурчала она. — Еще не раз маму добрым словом вспомнишь! Я не заметила, как уснула в эту ночь, но утром все изменилось. Мы проснулись с Оливией около шести и не успели еще спуститься к молитве, как стало известно, что прямо в пансион приехал Гвидо. — Он забирает тебя, — прошептала, вернувшись, Оливия. — Но мне только исполнилось восемнадцать, — прошелестела я одними губами и схватилась за руку Оливии. — Не отдавайте меня ему, пожалуйста! — взмолилась я. — Перестань, — одернула меня моя компаньонка. — Господин Гвидо не тиран какой-то. Он достанет разрешение суда, и вас поженят раньше. Зачем ждать, коли время и так подошло? — улыбнулась Оливия и добавила с фальшивым весельем: — Ты будешь самой счастливой невестой, Кьяра! Глава 2 В большом миланском доме, принадлежавшем семейству Лукарини, оказалось на редкость уютно. Недавно отштукатуренные стены, окрашенные в бледные пастельные тона, отлично сочетались с белоснежной лепниной. А хрустальные люстры горели огнем, стоило их зажечь. Вокруг дома и внутри была охрана. Я насчитала человек десять, пока мы пересекали на машине огромный двор, а потом поднимались с Гвидо на второй этаж. — Вы наняли столько людей, чтобы я не сбежала? — печально бросила я, всем своим видом показывая, что никуда не денусь. Так решила моя мать за меня, и я чту ее волю. Это единственное, что я могу для нее сделать. Раз не смогла проводить в последний путь и оплакать по-настоящему. — Охрана здесь всегда, миа бамбола, — усмехнулся Гвидо. — Они охраняют меня, а уж потом мою семью, — весело объяснил он и бросил мимоходом: — Ты тоже моя семья, Кьяра. — Ваша невеста? — пробормотала я чуть слышно. — Воспитанница, — улыбнулся он. — Пока воспитанница. — Он взял мою руку в свои ладони, подержал несколько секунд, согревая и без того потную ладошку, а потом сообщил довольно: — Сейчас приедут представители модных домов, выберем тебе одежду. Школьная форма и платья никуда не годятся. «Что значит выберем? — хотелось закричать мне. — Разве я сама не знаю, что хочу и что мне идет?» Мое возмущение так и осталось бессловесным, но, видимо, Гвидо все понял. Он посмотрел на меня строго и заметил бесцветным голосом: — Тут все решаю я, Кьяра, привыкай. — А как же… — попыталась воспротивиться я, но Лукарини оборвал мои вопли в самом начале: — Твое дело — радоваться жизни, а насущные вопросы будет решать папочка. Договорились? Я нехотя кивнула. — Тогда, — Гвидо ди Лукарини улыбнулся и показал пальцем на свою щеку. Я неловко привстала на носки и едва коснулась его щеки. Его рука прошлась по моей спине и слегка задела задницу. — Спасибо вам за все, синьор Лукарини, -пролепетала я, отпрянув. — Зови меня дядюшкой, Кьяра, — предупредил он. — К чему этот официоз? Давай выпьем кофе и поболтаем, — предложил Гвидо. — А то ты держишься как дикарка. А мне хочется узнать твое мнение о новом Матиссе. Вчера купил. Говорят, подлинник! — хохотнул он. К тому моменту, как приехала моя новая одежда, мы с Гвидо уже болтали, как старые друзья. А потом я с восторгом наблюдала, как он сам выбирал мне джинсы, майки, купальники и платья. Бесконечная вереница вещей! Что-то я даже не померила, только когда мы остались одни, поинтересовалась небрежно: — А вы каждый день будете говорить, что мне надеть? — Нет, моя дорогая, — пробормотал Гвидо. — Носи что хочешь. Я буду сообщать тебе заранее, куда мы идем и какая форма одежды. Если ты заявишься в теннисный клуб в платье в пол, все сразу обратят на тебя внимание, но вряд ли это будет уместным. — Скорее смешно, — вздохнула я. — Конечно, малышка, — улыбнулся он, слегка коснувшись пальцем моего носа. — Отдыхай.Если захочешь порисовать, комната рядом с твоей оборудована под студию. — А мы будем жить в Милане? — осмелилась я спросить у Лукарини. — Пока да, — кивнул он. — У меня здесь много работы. Да и куда бы я тебя ни увез, Кьяра, тебе все равно понадобится вернуться в Милан. — Зачем? — удивилась я. — Свадебное платье, Кьяра! — напомнил Гвидо и, заслышав стук в дверь, крикнул: — Входите! Вошедшая женщина манерами и взглядом мало походила на Оливию. Невысокого росточка, стройная. В балеткахи джинсах, она казалась почти ровесницей моего опекуна, только держалась, как озорной мальчишка. — Это Катарина, — представил ее мне Гвидо. — Твоя новая нянька, Кьяра. — А проходя мимо меня, наклонился и шепнул на ухо: — Мне твоя девственность обходится слишком дорого, малышка. — И когда я подняла на него изумленный взгляд, обронил весело: — Но оно того стоит, девочка! Весь следующий месяц я гуляла по Милану и не могла надышаться городом, его архитектурой и историей. Естественно, я прожила тут почти шесть лет, но разве я могла пойти, куда заблагорассудится мне? Пару раз по старой памяти я проведала Оливию, но на третий раз она оказалась занята, и я поняла, что в пансионе мне не рады. Особых друзей у меня в Милане не было… Хотя кому я вру? У меня вообще не было друзей. С матерью мы переезжали с места на место, да и в тех городках, где останавливались подолгу, жители близлежащих домов не хотели видеть меня подругой своих детей. Я не раз задавалась вопросом, что бы случилось со мной, поедь я вместе с матерью на Сардинию? Уберегла бы я ее или лежала бы рядом с перерезанным горлом? Мне хотелось думать, что я смогла бы ее спасти, но здравый смысл настаивал на втором варианте. «Спасибо тебе, Бруно, — прошептала я, впервые за это время вспомнив о старике. — Нужно узнать у дядюшки Гвидо, что сталось с его родственником», — самой себе велела я. Но мой опекун оказался очень занятым человеком и приезжал домой лишь поздно вечером, а утром с портфелем под мышкой отправлялся на службу. — Это долго не продлится, малыш, — весело отмахнулся он, когда в воскресенье я попеняла ему, что он много работает. — Идет слияние компаний. Семейный бизнес расширяется. Сейчас правление возглавляю я, а после нашей свадьбы в мое кресло усядется мой младший брат. Мы с тобой будем жить на берегу моря, а Марио займет мое место, о котором он мечтает даже во сне. — А я думала, что вы работаете на правительство, — удивленно протянула я. — Нет, — поморщился Гвидо. — Политическую карьеру делают нищеброды или безумцы. А мне хватает денег и ума, чтобы работать на себя и семью. Он уселся на диван в гостиной, и поманил меня к себе. — Поди сюда, Кьяра, — похлопал он по сиденью рядом. Я неохотно опустилась на край дивана, боясь оказаться с ним слишком близко. — Перестань пугаться, — рыкнул он, обнимая меня. — Попробуй расслабиться и скажи мне, какое вино предпочитаешь? — Н-никакое, — заикаясь, созналась я. — Никогда не пила ни грамма.