— Тогда придется тебя учить, — усмехнулся Гвидо и, взяв меня за руку, повел на кухню. Там наклонился над низким стеклянным шкафом, напоминающим холодильник, и, достав оттуда две бутылки вина, усадил меня на высокий стул около барной стойки. — Будем дегустировать, Кьяра, — улыбнулся он. — Ваш дядюшка Бруно предпочитал красное вино, — вставила я, надеясь показать свою образованность. — Да-а, старый лис до сих пор хлещет его стаканами, что ему только помогает оставаться в своем уме и твердой памяти. — Вы навещаете его? — с надеждой спросила я. — Нет, — сморщил нос Гвидо. — Надо съездить к нашему амуру, но все времени нет. Моя старшая дочь недавно гостила у него. — Дочь? — удивилась я. — А мне казалось, что у вас сыновья. — Если быть точнее, то два сына и две дочери. Счет два-два. Все теперь зависит от тебя. Следующий ход твой, малышка. Хоть жены разные, но я стараюсь, чтобы дети дружили между собой. Без родственников в этом мире тяжело. — Да, — кивнула я, силясь не расплакаться. — Познакомишься с моими детьми, — усмехнулся он, откупоривая бутылки. — Будет не так одиноко, и заодно избавишь меня от их постоянного нытья. — А когда вы нас познакомите? — После нашей свадьбы, малыш. А то сразу налетят их оголтелые мамаши, начнут клянчить денег и устраивать скандалы. — А когда планируете нашу свадьбу? — набравшись храбрости, пролепетала я. — Через месяц, — как о чем-то малосущественном, заметил Гвидо. — Закончу слияние компаний, распишемся в мэрии. А пышную церемонию устроим на вилле. Но, честно говоря, мне хочется остаться там только с тобой, выгнать всех родственников и даже слуг… — А как же платье и прочие приготовления? — удивилась я. — Ничего еще не сделано, дядюшка. — Платья купим, — кивнул он. — Драгоценности тоже. Ты пока наслаждайся свободой и покоем. Скоро заявятся родственники и журналисты, начнут нас на части рвать. И все-таки я склоняюсь к тихой церемонии с минимумом гостей. Скажем, вариант: ты, я и мэр меня бы устроил больше всего. — Наверное, меня тоже, — пробормотала я. — С моей стороны никого не будет, а ваших родственников я не знаю. — Тогда так и решим, — подвел итог беседы Лукарини.- Тихо расписываемся в мэрии и сразу уезжаем в Чинква Терре. За это и выпьем! — провозгласил Гвидо, наливая мне в бокал красное вино. — Попробуй, это с наших виноградников, — объяснил он. — Неповторимый терпкий вкус. Настоящее красное сухое. Он долго рассказывал о виноградниках, о грунтах и сезонных осадках, а я слушала завороженно, постепенно влюбляясь в своего будущего мужа. — А это белое, — Гвидо снова наполнил мой бокал из другой бутылки. — Попробуй, Кьяра! Оно более сладкое. Десертное вино традиционной выдержки. — Оно вкусное, — честно призналась я, и Лукарини наполнил мой бокал снова. Как я добралась до постели, мне вспомнить не удалось. Видимо, Гвидо помог. Когда я немного пришла в себя, он лежал со мной рядом, гладил грудь через мятую блузку и повторял: — Уже скоро, Кьяра! День нашей свадьбы совпал с днем рождения моей матери, и я посчитала это добрым знаком. Утром с помощью Катарины я надела простое белое платье-футляр, распустила накрученные с вечера волосы и разложила их по плечам огненным каскадом. Оставалось лишь подкрасить тушью глаза, когда ко мне в комнату по-хозяйски вошел Гвидо. — Волосы собери в прическу, — велел он. — Тицианов на нашей свадьбе не предвидится. И вот, надень, — протянул он мне бархатную коробку. Открыв ее, я уставилась на три ряда безупречных жемчужин, тщательно подобранных между собой. — Это бабкино, — пояснил Гвидо и, взяв ожерелье с бриллиантовой застежкой, аккуратно надел мне на шею. — Блистательная невеста Гвидо ди Лукарини, — прошептал, собирая в пучок мои волосы. — Дайте шпильки, — скомандовал он прислуге. А потом, закрутив у меня на голове примитивную дульку, радостно воскликнул: — Готово! От возмущения я чуть не задохнулась, но решила пойти на компромисс и выпустить тонкие прядки. — Ты что делаешь? — предостерег Гвидо. — Сейчас же прекрати. Прическа должна быть гладкой. Никаких соплей по бокам. Это пошло, Кьяра. Теперь ты моя жена и обязана выглядеть соответствующе. «Белое платье, такие же лодочки, правда, от Маноло, белые бусики, сливающиеся с платьем, и дурацкая зализанная прическа. Как училка из католической школы, — раздраженно подумала я и тут же мысленно передразнила Оливию: — Ты будешь самой счастливой невестой, дорогая! Как же! — усмехнулась я. — Счастье так и прет из всех щелей!» — Что ты копаешься, Кьяра? — гневно воззрился на меня Гвидо. — Мэр нас полдня ждать не собирается. Лукарини вручил мне небольшой букетик керамических цветов и под руку повел к машине. Мне хотелось кричать, брыкаться и, вырвавшись из лап Гвидо, удрать куда подальше. Но Оливия была совершенно права. Куда можно удрать от человека, если ему принадлежит весь мир, а у тебя нет ничего своего? Даже трусы и прокладки покупаются за его деньги. На негнущихся ногах я проковыляла к машине, а там, усевшись рядом с Гвидо, почувствовала, как его ладонь скользит вверх по моей ноге, как под кружевом опытные пальцы нащупывают плоть и слегка водят по ней круговыми движениями. Мне хотелось откинуть руку и сжать посильнее ноги, но мой будущий муж выдал новое указание: — Раздвинь ноги, Кьяра. Сейчас же. Я не помнила, как мы доехали до мэрии. Водитель уже бежал открывать дверь со стороны Гвидо. Но он, сжав меня в объятиях, крепко поцеловал и только потом помог выйти из машины. — Теперь ты выглядишь как счастливая невеста, Кьяра, — хохотнул он и, взяв за руку, повел на второй этаж, где в комнате, уставленной флагами, нас ждал мэр. Наверное, этот человек никогда не изумлялся, умел сохранить лицо, но прежде чем он начал читать нам напутственные заповеди, ему пришлось наклонить голову, чтобы не выдать себя. Мне хотелось закричать на весь зал: «Мясо! Свежее мясо! Никем не тронутое и никогда не бывшее в употреблении! Налетай… Впрочем, уже занято! Да и какие могут быть причины, когда почтенный человек с полуседой башкой и взрослыми детьми, женится на девочке, едва достигшей брачного возраста. Не смог потерпеть хотя бы полгода или побоялся, что сбегу!» Вся церемония заняла не больше пятнадцати минут, потом мчались домой как сумасшедшие, впору было мигалку привесить. Ну а когда Гвидо, подхватив меня на руки, вбежал на третий этаж, силы покинули меня, оставив лишь страх и панику. Глава 3 — Разве Катарина не объяснила тебе подробности? — разозлился Гвидо, увидев мое перепуганное личико. — Она должна была говорить с тобой о том, как женщина может ублажить мужчину. — Она рассказывала-а, — пролепетала я, боясь, что гнев моего мужа обрушится и на бедную приживалку. — Но мне все равно страшно… — Хорошо, — кивнул Гвидо и строго велел. — Раздевайся, Кьяра, я помогу. Он заставил меня снять платье и белье, оставив лишь в жемчужном ожерелье, белых чулках с кружевными резинками и туфлях на высоком каблуке. Все. Больше ничего. Муж, как был в строгом костюме и галстуке, завел меня в гардеробную и подтолкнул к зеркальной стене. — Посмотри, Кьяра, что ты видишь? — рыкнул на меня он. Я уперлась взглядом в собственное белое тело с высокой округлой грудью, увенчанной темно-красными сосками. Внизу рыжел маленький треугольник. Хоть по приказу господина Лукарини меня там полностью обрили, но маленький ежик волос появился вновь. — Ты очень красива, моя дорогая, — прошептал муж, обнимая меня сзади. Провел рукой по шее, потом его язык заскользил по моей шее и двинулся к ключице, а ладони снизу поддерживали грудь. Гвидо будто взвешивал в руках каждую. — Ты прекрасна, любовь моя, — повторил он, пальцами одной руки сминая белое полушарие и щипая сосок, а вторая ладонь уже оглаживала самый низ живота. Пальцы пробирались внутрь, раздвигая складки и интенсивно сминая плоть. Большой палец Гвидо замер на клиторе. Будто прилип к нему, перекатывая остро чувствующий бугорок подушечкой пальца и одновременно сжимая сосок, пропуская его между пальцев другой руки. Оттягивая и сжимая снова. Я застонала, до конца не понимая, что чувствую еще, кроме стыда. Щеки покрылись румянцем, а рот приоткрылся. Гвидо усмехнулся, глядя на меня, и снова велел: — Смотри внимательно, Кьяра. Перестань стесняться себя. Его толстые пальцы, проникнув внутрь, двигались в ускоряющемся темпе. — Ты уже потекла, — довольно заметил он, усаживая меня на самый край маленького пуфика и до предела раздвигая ноги. — Облокотись на меня и смотри, — рыкнул он, когда я чуть отвела взгляд от зеркала. Мои колени оказались благодаря каблукам чуть ли не вровень с плечами. — Что тебе напоминает твоя вагина? — улыбнулся Гвидо, играя складками, а затем перемещая один палец на клитор, а другой снова вводя его в меня. — Не знаю, — пробормотала я, не в силах придумать подобающий моменту ответ. — Роза, Кьяра, — довольно хмыкнул муж. — Женская сущность всегда напоминает распустившуюся розу. Такую нежную и трепетную. Ты станешь мне хорошей женой, — прошептал он, снова оглаживая мой лобок, а потом пробурчал недовольно. — Больше никаких волос на теле, Кьяра. Я запрещаю. Я кивнула, пытаясь от стыда зарыться лицом у него на груди. — Устала ждать, — по-своему понял муж и понес меня в спальню. Заставил встать на четвереньки на самом краю кровати и, по-хозяйски раздвинув мне ноги, аккуратно вошел внутрь. Я вскрикнула от небольшой боли, но муж слегка ударил ладонью по ягодице и бросил довольно: — Уже все, Кьяра. Ты моя, и только моя. Он задвигался в нужном ему темпе, вколачивая в меня толстый член. Потом замер лишь на несколько секунд и сделал несколько сильных выпадов, будто устанавливая свою власть надо мной. Он вытащил член и легко уложил меня на спину. Развел ноги и довольно уставился на месиво из девственной крови и спермы. — Хорошо, — радостно заулыбался он. — Очень хорошо, моя милая, — осклабился муж и, достав из кармана белоснежный носовой платок из батиста и с кружевом по краям, не церемонясь, засунул его мне в промежность. — Тебе нужно отдохнуть, любовь моя, — прошептал, целуя меня. — Тебя покормить или сначала поспишь? — Лучше подремать, — пролепетала я, желая остаться одной и хоть немного помолиться. — Хорошо, милая, — кивнул Лукарини, снимая с меня туфли и укладывая в постель прямо в чулках и в ожерелье. — Мне хотелось бы снять с себя жемчуг и чулки, — пробормотала я, пытаясь расстегнуть застежку. — Еще рано, — поморщился Гвидо. — Ты сегодня невеста, Кьяра, и должна блистать. Он быстро вышел из комнаты, и не успела я улечься поудобней, как муж снова вернулся, неся в руке суповую чашку. — Выпей бульон, — велел он, поднося к моим губам жирное варево, пахнущее размарином и петрушкой. — Я не люблю, — поморщилась я, пытаясь отодвинуть от себя чашку. — Это как лекарство, — объяснил Гвидо. — Впереди вся ночь, моя девочка, — весело обронил он, настойчиво поднося чашку к моему рту. Пришлось выпить. — Теперь поспи, куколка, — приказал муж, накрывая меня теплым одеялом. — Только не вздумай вытащить платок, — пригрозил он, и я не посмела его ослушаться. За окном начался ливень. Матушка всегда утверждала, что дождь на свадьбе — это к счастью. Не знаю, не так я представляла в своих детских мечтах саму церемонию и своего избранника. Естественно, за последние шесть лет я привыкла к мысли, что выйду замуж за Гвидо Лукарини, старика с одутловатым лицом. Но так хотелось оказаться в объятиях молодого горячего парня, загорелого и веселого.