«Тогда бы я точно была счастлива», — вздохнула я про себя и провалилась в крепкий короткий сон. Я думала, что мне приснятся мама и Бруно, но даже во сне мне казалось, что Гвидо тискает мою грудь и катает горошину клитора в своих мясистых пальцах. Я застонала, понимая, что такой сон вполне может обернуться явью. И точно. Мой муж, отбросив одеяло в сторону, пристально разглядывал меня, будто покупал корову на рынке. — Я доволен, что остановил свой выбор на тебе, Кьяра, — серьезно заметил он, снова терзая мои соски. Затем взял один в рот и принялся катать языком, слегка прикусывая время от времени. Нависая надо мной, он сильно сжал вторую грудь, а потом, отстранившись, быстро сел на кровати и, раздвинув мне ноги, достал из влагалища платок. — Теперь не отстираешь, — пробормотала я, но мой муж жестом велел мне замолчать. — Это главная драгоценность мужчины. Целомудрие его невесты. Ты выполнила свою часть сделки и никогда ни в чем не будешь нуждаться. Тебя ждет богатая жизнь аристократки, — горделиво объяснил он. — Вот цена этого платка для тебя, Кьяра. Естественно, при условии, что ты будешь мне послушной женой. — Я всегда вам послушна, — пролепетала я. — То-то же, — довольно хмыкнул Гвидо и, убрав платок в специально приготовленную для этого бархатную коробку, снова улегся рядом. — Ты можешь порассматривать меня, — разрешил он, и тотчас же я ощутила, как муж вложил мне в ладонь затвердевший член. Пальцы судорожно сжались вокруг восставшей плоти. — Да, мы, Лукарино, отличаемся задорными толстячками, — расхохотался он, давая понять, что толщина его члена превышает среднестатистический. — Ты замечательно вмещаешь его в себя, — прыснул от смеха он. И, сев на колени между моих ног, одним движением закинул их себе на плечи. — Сейчас я войду поглубже, красавица, — заявил он, вторгаясь внутрь. Этой ночью муж никак не мог насытиться мной и, не давая мне больше часа на отдых, брал меня снова и снова. Он тяжело дышал, нависая надо мной, и мне даже показалось, что еще немного, и он околеет, оставив меня самой молодой вдовой в Италии. Но Гвидо, казалось, бессонная ночь пошла только на пользу. Он купал меня в узкой фаянсовой ванне, стоявшей в ванной комнате на огромных бронзовых лапах. Там же, уложив особым образом на кушетку-рекамье, опять демонстрировал свою особую мужественность. А мне в тот момент казалось, что его задорный толстячок пропорет мне брюхо и достанет до гланд. Заснула я в предрассветный час, когда первые лучи солнца уже осветили улицы Милана. Мой супруг, обняв меня одной рукой, пальцы другой запустил мне во влагалище, считая это местечко своей собственностью. Впрочем, так и было. Я вся принадлежала Гвидо. «Маркиза Кьяра ди Лукарини, — мысленно прошептала я и в полутьме оглядела комнату. — Да одно мое ожерелье стоит больше, чем могла бы заработать моя бедная мать за всю жизнь. А туфли от Маноло? А платье? — про себя отметила я, останавливая взгляд на огромном продолговатом изумруде, что в окружении мелких бриллиантов спокойно болтался на моем пальце. Плюс еще обручальное кольцо с тремя крупными бриллиантами. Прав был Бруно, — усмехнулась я. — Матушке бы точно не хватило всех граждан страны…». Я проснулась от того, что кто-то тряс меня за плечо: — Кьяра, просыпайся, — велел муж. — У нас гости. Мой сын Альдо пришел поздравить нас. Задним умом я понимала, что Альдо Лукарини прибыл в дом отца по своим делам, но непререкаемый тон Гвидо заставил меня вскочить с кровати и броситься в ванную. Когда я вернулась в спальню, муж позвал меня из гардеробной. — Кьяра, иди сюда! Я вошла в просторное помещение с двумя окнами и застыла в изумлении. Гвидо держал в руках два трикотажных платья. Одно — голубого, другое — зеленого оттенка. — Вот думаю, — пробормотал он, — какое лучше соответствует случаю? «А что тут думать? — хотелось крикнуть мне. — Они совершенно разные». Нежно-голубое было значительно выше колен, с глубоким декольте и запахом, отделанным объемной жатой оборкой из плотного шелка, а зеленое в крупные цветы — обычной длины с вырезом лодочкой и прямой юбкой. Мне казалось, что Гвидо остановит свой выбор на втором платье. Но муж протянул мне первое и бросил предостерегающе: — Белье не надевай! — Совсем? — удивилась я, все-таки посторонний мужчина увидит сквозь тонкий трикотаж мою грудь, не стесненную бюстгальтером. — Ничего, Кьяра, — как для невменяемой, повторил Гвидо. — Ни трусов, ни лифона. Когда уже я оделась и пыталась собрать в хвост волосы, муж подошел ближе и, раздвинув в стороны треугольный вырез, выпустил на свободу мои упругие груди. Сжал до боли соски, удерживая их до тех пор, пока они снова не превратились в горошины. Затем поправил на мне платье и удовлетворенно кивнул. — Хорошо, Кьяра, очень хорошо! Теперь сядь на кушетку и раздвинь ноги, — велел он, доставая из ящика какую-то баночку. Присел на корточки около моей распахнутой вагины и принялся тщательно втирать в клитор тягучую жирную мазь. Тот сразу запульсировал, и я чуть не задохнулась от накатившего возбуждения. — Хорошая девочка, — повторил Гвидо, растирая остатки мази по низу моего живота и ягодицам. Я снова охнула, но муж, обув на меня новые замшевые балетки от Маноло, поставил как куклу на ноги и подтолкнул к двери. — Теперь ты готова к приему гостя, дорогая, — усмехнулся он и пояснил негромко. — Мужчины любят мериться членами. Так вот, у меня всегда больше, чем у Альдо. Больше денег, больше влияния. Он — неудачник, а я женат на самой прекрасной женщине. У него в штанах точно встанет, как только увидит тебя. А твои твердые сосочки сообщат ему, что ты готова. Для меня. Пойдем, милая, гость заждался. Под руку с Гвидо мы спустились в гостиную на первый этаж. Молодой широкоплечий блондин, лениво перебирающий что-то в своем телефоне, резво поднялся навстречу. И замер, уставившись на меня такими же серыми, как у отца, глазами. — Альдо Лукарини, — пробормотал он, взглядом раздевая меня. — Кьяра Лукарини, — гордо представил меня муж и добавил сдержанно. — Моя жена. — Твоя жена, — будто завороженный, повторил Альдо, снова опускаясь в кресло. Муж выбрал диван напротив и, усевшись, притянул меня к себе на колени. Дурацкий запах поехал в сторону, обнажая бедро и явно указывая на отсутствие белья. А еще идиотская оборка встала колом. Муж огладил меня по груди и аккуратно пересадил на диван, поправляя полы платья. — Что привело тебя ко мне, Альдо? — напыщенно осведомился он, взяв мою руку в свою. — Уж точно не желание поздравить нас с законным браком. — Я не знал, — мотнул головой мой новоявленный пасынок. — Иначе бы принес букет для прекрасной новобрачной. Меня прошиб холодный пот. Такой красавчик, как Альдо, назвал меня прекрасной! Но тут же я почувствовала нарастающее жжение в промежности. Пульсировал клитор, а внутри сжималась тугая спираль. «Член! — взмолилась я мысленно. — Мне нужен член Гвидо внутри меня. И желательно поскорее!» Но муж, вольготно откинувшись на подушки, сидел, нога за ногу, и о чем-то болтал с сыном. Я обняла его руку и, положив голову на плечо Гвидо, могла только думать о своем клиторе и влагалище. Мечтать, когда мой сиятельный супруг засунет туда хотя бы пальцы. — У нас медовый месяц, Альдо, — отмахнулся от сына Гвидо, заметив, что я задрожала. — Мы хотели бы уединиться. Моя девочка уже изнывает, — хвастливо заметил он. — Ступай, мой дорогой. Слияние обсудим, когда мы с женой вернемся из Чинква Терре. — Сколько лет Кьяре? — ошарашено поинтересовался Альдо, поднимаясь из кресла. — Восемнадцать, — отрезал Гвидо. — У нас брак по любви. — Пусть будет так, — неопределенно хмыкнул Альдо. — Что скажешь, Кьяра? — усмехнулся супруг, обнимая меня. — Я люблю вас, господин Гвидо, — пролепетала из последних сил я, преданно, как собака, заглядывая в глаза супруга. — Я обожаю вас, мой господин. — Моя сладкая кошечка, — довольно протянул супруг, погладив меня по голове. — Скажи, что ты хочешь? — Отнесите меня наверх, господин Гвидо. Я мечтаю почувствовать вас внутри, — мяукнула я, не зная, ушел Альдо или еще нет. — Я хочу родить ребенка от вас! — Конечно, малышка, — громко прошептал муж. — Сейчас это важнее всего, — и, подхватив меня на руки, прошел мимо обескураженного сына. Глава 4 Ушел ли Альдо или остался в доме, я не помнила. Мне хотелось, чтобы муж поскорее оказался во мне. И пока он поднимался по лестнице, я страдальческим шепотом просила его поторопиться. Гвидо донес меня только до второго этажа и, вломившись в музыкальный салон, усадил меня прямо на сцену. Потом, расстегнув брюки, вторгся внутрь. Я обхватила его ногами и тихо умоляла не останавливаться. — Покричи, — прошептал Гвидо, услышав мои слабые стоны. Но я, сгорая от стыда, опустила голову вниз, боясь посмотреть на своего мужа. — Кьяра, — недовольно рыкнул Лукарини. — Покричи, я сказал! Но я замотала головой, стыдясь произнести хоть слово. Муж больно ударил меня по ягодице и прекратил двигаться внутри. Даже попробовал достать член. — Или ты кричишь, Кьяра, или идешь вышивать в свою комнату, — строго предупредил меня Гвидо и глубоко толкнулся внутрь. — Ну? — гневно зыркнул на меня и снова остановился. Я огляделась по сторонам. Большой зал, заставленный рядами бархатных кресел. Два рояля на сцене, в стороне — контрабас. «Здесь вправду устраиваются концерты? — изумилась я. — И все кресла, будто в театре, заняты зрителями?» — Тут проходят музыкальные вечера? — уточнила я у мужа. Он мотнул головой. — Очень редко. Лет десять уже зал стоит пустой, — хмыкнул Гвидо и мрачно спросил. — Полагаю, на сегодня достаточно, Кьяра? Ты постоянно отвлекаешься, не слушаешься меня. — Пожалуйста, Гвидо, — попросила я, а потом заныла, заклянчила. — Я умру, если ты остановишься! — Ладно, — криво усмехнулся муж, снова толстым членом пропахивая мою маленькую киску. — Придется разрабатывать голос, Кьяра, — пригрозил он. И я только потом поняла, что муж имел в виду. Он долго не выходил из меня, доводя до сладкого безумия и вновь опуская на грешную землю. А когда полностью излился внутрь, достал из кармана кружевной платок из батиста и, свернув его конусом, запечатал внутри меня свое семя. — Красиво смотришься, — улыбнулся он, проведя по ежику рыжих волос. — Лиса в кружевах, — довольно хмыкнул Гвидо и внезапно поставил меня на ноги на сцену. Потом влез сам и поманил к роялю. — Ты у нас играешь или поешь? — поинтересовался он, усаживая меня к себе на колени. — Только как самоучка, — прошептала я. — Я никогда не брала уроков. А петь меня учила мама. — Хорошо, что она тебя учила петь, а не своему ремеслу, — процедил Гвидо, лаская мою грудь. — Сыграй что-нибудь, — попросил муж, а сам лениво провел языком вокруг соска, тотчас же свернувшегося в бусинку. Гвидо довольно улыбнулся и, одним пальцем захватив кружево от платка, принялся раздражать клитор. — Ты такая сладкая, Кьяра, — прошептал он. — Боюсь оставлять тебя одну. — Так и не оставляйте, господин Гвидо, — улыбнувшись, наивно предложила я. — Супругам положено быть вместе. — Да, моя любовь, — прошептал муж, беря мой сосок в рот. — Я думаю о венчании в храме, Кьяра. Об обетах перед господом. Как приедем в имение, я поговорю со священником. — А когда мы собираемся к морю? — уточнила я, полагая, что не спроси, и узнаешь минут за пять до выхода. — Завтра утром, — поморщился муж. — Твои вещи уже собирает прислуга. Перестань крутиться, Кьяра, и сосредоточься на музыке. Ты хотела что-то спеть и сыграть.