— Добро пожаловать домой, Сержио! Твой отец переживал в разлуке с тобой. — А ты, Кьяра? — прошептал я, искоса глянув по сторонам. Никого кроме отца рядом не было. — Я тоже скучала, Сержио, — светски улыбнулась она. — Но разве печаль родителя сравнима с чувствами других родственников? Только став матерью, я поняла, как много для нас значат наши дети, — призналась она и снова глянула с грустью и нежностью. — А где дети, Кьяра? — пробурчал Гвидо. — Нужно сказать нянькам, чтобы поторопились. — У Елены режутся зубки, — проворковала Кьяра. — И я решила оставить ее дома. Дала ей лекарство, а Лайза сейчас ее укачает. Анжелу тоже нет смысла брать на церемонию, — более твердо обронила она. — Она не помнит покойницу и никогда не была с ней близка. А вот испугаться может. Будем потом бороться со страхами и истериками. — Ты абсолютно права, — кивнул отец и, взяв жену за руку, побрел к выходу. Я последовал за ними, с горечью осознавая, что наш тройственный союз расторгнут и мне снова придется добиваться Кьяру. Перед началом церемонии я долго не мог сосредоточиться, ощущая локоток Кьяры рядом с моим, беззастенчиво разглядывая округлые коленки, скрытые черной юбкой, и украдкой пялясь на вздымавшуюся под жакетом аппетитную грудь. Несмотря на трагичность момента, я не мог думать ни о ком другом, кроме как о своей любовнице. Да и что мне переживать о Моник? Чисто по-человечески жаль, но, Мадонна эта женщина не знала берегов и шла к цели, будто танк. Сколько сломанных судеб, если вдуматься. Иногда мне казалось, что моя мать так и не воспряла духом после ухода Гвидо. Она вышла замуж и жила с новым мужем в Лос-Анджелесе. И мне удалось пару раз навестить ее, но жизнь будто покинула Эдду. Или просто умерла душа. И в этом я мог винить только Моник. Кто приходил к отцу в кабинет без нижнего белья? Кто преследовал его даже на отдыхе? Кто специально забеременел, чтобы удержать любовника? «Распущенная мерзкая тварь, — поморщился я мысленно. — Таков и конец». Я дернулся, ощущая, как кто-то сел рядом со мной. Учитывая, что первая скамья предназначалась только для нашей семьи и место, пустовавшее слева от меня, предназначалось для Альдо, я прекрасно понимал, что это не может быть кто-то другой, но все равно неохотно повернул голову. — Альдо, — пожал я руку брату. — Мои соболезнования… Брат поморщился, как от зубной боли, но ничего не сказал, только кивнул. Но оторопело поднялся навстречу отцу, вставшего с места и демонстративно поприветствовавшего своего старшего сына на глазах у родни Моник. Пришлось встать и мне и тоже поучаствовать в этом семейном единении. Обнять брата, запятнавшего семью позором, и сделать вид, что ничего не случилось. Когда же объятия закончились и все начали рассаживаться по своим местам, Кьяра протянула руку к нашей паршивой овце и прошептала: — Альдо… Он сгреб ее ладошку в свои лапы и бережно поцеловал, будто Кьяру сделали из тонкого стекла и она могла в любой момент рассыпаться. — Спасибо, Кьяра, — пробормотал он. — Твои молитвы спасли меня. — Мадонна защитила тебя, — пролепетала она и тут же отвернулась к отцу, потребовавшему ее внимания. — Она — святая, — кивнул на нашу мачеху Альдо. — Что не скажешь о Моник, — усмехнулся он презрительно и уставился в молитвенник. Глава 20 Кьяра Вечером после поминок я почувствовала себя разбитой. А ближе к ночи началась рвота. Гвидо переполошился не на шутку, решив, что я слишком впечатлилась прощанием с Моник. А когда стало понятно, что меня выворачивает даже от глотка воды, муж, пресекая все мои возражения, позвонил врачу. Но тот присутствовал на поминках и набрался там от души. На ногах он еще держался, а вот помочь мне уже не мог. Вконец обессилев, я попросила мужа не волноваться. — К утру пройдет, — легкомысленно заметила я. — Нужно просто поспать. — Может, ты снова беременна? — мягко улыбнулся муж и погладил меня по щеке. — Хотелось бы, — пролепетала я, целуя его руку. — Пойду распоряжусь, чтобы Каролина приготовила тебе целебное питье, — заявил Гвидо и быстро удалился. Домашние уже легли спать, но из-за суматохи, устроенной Гвидо, поднялись все. Лорин и Анджеле удалось просочиться в мою спальню. Девчонки сидели по обеим сторонам кровати, нахально оттеснив Гвидо, и гладили меня по ладони. Вернее, гладила Лорин, а Анджела улеглась рядом и просто обняла мою руку. В кроватке сопела Елена, и мне оставалось лишь молиться Всевышнему, чтобы он не забрал меня к себе, пока столько детей нуждаются во мне. Тяжело вздохнув, я вгляделась в лицо Лорин. Поникшее и печальное. — Хоть ты не умирай, Кьяра, — заплакала она. — Мама умерла! Папа меня не любит! — Перестань, — слабым голосом прошелестела я. — Твой отец любит всех своих детей. Просто не считает должным это показывать, — тихо заметила я и тут же поняла, что рвота прекратилась. — Наверное, ты отравилась рыбой, — пожаловалась я Гвидо, стоявшего в ногах нашей кровати и пристально смотревшего на меня. Реплики Лорин он оставил без внимания. — Рыбы? — переспросил он, поморщившись. — Завтра кастрирую Фернандо! — Господин Гвидо, — улыбнулась я, скосив глаза на девчонок. — В следующий раз будет поставлять только свежую рыбу, — пробурчал он и отрезал: — Лорин, Анджела, спокойной ночи! Девчонки поцеловали меня и, испуганно глядя на главу семьи, прошептали: — Спокойной ночи, папа! — Спокойной ночи, дедушка! И убежали к себе. В открытую дверь чинно вошла моя Каролина с подносом и гордо водрузила на тумбочку отвар из гранатовых шкурок. — Это должно помочь, синьора, — заявила она. — Убери, — взмолилась я и, наклонившись над серебряным тазом, снова вырвало — Нужно везти тебя в Милан, — встрепенулся отец и помчался к Сержио. Пока Микеле заводил машину, Гвидо попробовал лично отнести меня на руках вниз. О том, чтобы встать самой, речь уже не шла, слишком ослабла я от неукротимой рвоты. — Подожди, отец, — рыкнул Сержио. — Давай я. Мне казалось, что Гвидо сейчас разразится бранью и не позволит сыну прикоснуться ко мне, но он лишь укутал меня в одеяло и попросил: — Осторожнее, Сержио! В сильных руках младшего мужчины из рода Лукарини я лежала как в колыбели. Но от бессилия ничего не чувствовала. И даже не знала, что Гвидо лихорадочно покидал мои вещи в большую кожаную сумку и помчался следом. Сквозь марево тупой боли, начавшей раздирать все тело, я услышала рев Альдо: — Что с ней? Отец, я с вами! — Лучше останься, — проскрежетал Гвидо. — В доме полно детей. Будут без надзора. — Тут и женщин до фига, — рыкнул Альдо и, спустившись вслед за отцом и Сержио, недоверчиво глянул на Микеле. — Ты пил, что ли? — изумился он. — Как и все на поминках, — тяжело вздохнул личный водитель Гвидо. — Кто же знал, что придется ехать? — всплеснул он руками и показал на пустую облатку. — Я выпил алкозельцер. — Нет, — мотнул головой Гвидо. — Мне наплевать на штрафы. Главное, вовремя доставить Кьяру в больницу. Альдо, садись за руль. Микеле, останешься дома. Сквозь полузакрытые веки я вяло наблюдала, как Сержио аккуратно уложил меня на разложенное переднее сиденье, а его старший брат уже включал зажигание Майбаха. Гвидо и Сержио уселись сзади, и машина очень аккуратно, но резво рванула с места. — Давай, стритрейсер, — покосившись на старшего сына, хмыкнул Гвидо и ласково огладил мои волосы. — Кьяра, не вздумай уснуть! Держись, девочка! — проскрежетал он. «Как можно уснуть, если боль скручивает пружиной?» — мысленно вздохнула я. Но нашла в себе силы улыбнуться мужу и пролепетать: — Я не усну, господин Гвидо. — Умница, — рыкнул Альдо. Я не видела его лица, только руки, казалось бы, спокойно лежащие на руле. Но машина летела по трассе с одинаковой скоростью. Ни резких толчков, ни торможений. А если закрыть глаза, может показаться, что я парю. Лечу над дорогой, полями и римскими виадуками. Сливаюсь с маревом утреннего тумана и уношусь в бездонное небо. — Кьяра, — позвал меня Альдо сквозь надвигающуюся темноту. — Папа, она отрубается! *** Альдо «Что может быть самым страшным? — подумалось мне, когда Кьяра потеряла сознание. — Я не вынесу разлуки с ней. Помру следом», — пробурчал я про себя, оглядывая мертвенно-бледное лицо, обрамленное рыжими кудряшками. — Останови машину, — рыкнул старый павиан. — Ага, сейчас, — огрызнулся я и врубил по газам. — Держитесь там, — бросил нетерпеливо и помчал в Милан, обгоняя мотоциклистов. Я выжимал из этой припадочной машины полную силу. Обычно бы кайфовал и улюлюкал от радости, вспомнив молодость, когда двадцатилетним придурком носился на навороченном Альфа Ромео по улицам Милана и Рима. Сейчас бы я полетел! Были б крылья! — Звони врачам, — крикнул я отцу, въезжая в город. Остановился на светофоре перед подземным туннелем и наскоро вбил в навигатор адрес частной клиники. Не той, откуда еще совсем недавно я забирал идиотку-жену. Хотя кто знает, где сейчас лежит Дани. Та встреча, когда она успокоила Пепе и назвала меня дураком, стала последней в совместной жизни. Прыткому адвокату удалось разоблачить мою неверную жену и даже найти того самого Пепе. Им оказался лифтер в нашем доме. Лифтер, твою мать! Это помогло значительно уменьшить размер компенсации. И кажется, старый павиан пригрозил отцу Дани оглаской, если тот не заберет из полиции заявление. Это сработало. А поднявшийся скандал Сержио обратил во благо, молниеносно скупив все акции, поступившие на вторичный рынок. Я свернул в распахнутые ворота и подъехал прямо к крыльцу, где уже дежурила бригада реаниматологов. Безжизненное тело Кьяры переложили на носилки и резво покатили в белое пропахшее антисептиком чрево больницы. Мы втроем вошли в приемный покой и в изнеможении плюхнулись на стоявшие вдоль стены кресла. Я глянул на отца и впервые вместо надменного и гордого человека, никогда не терявшего самообладания, увидел старика, убитого горем. «Если Кьяра умрет, — подумалось мне, — папа долго не протянет. И на кого тогда свалятся дети: две моих сестры и племянница?» Я участливо наклонился над отцом и прошептал: — Принести тебе что-нибудь, папа?