— Дети? — выдохнула я. — Да, — отмахнулся Гвидо, — оказывается, моя младшая дочка Лорин гостит у бабки. Пришлось пригласить и ее. — Ничего не поняла, — вздохнула я. — Тоже мне высшая математика, — рассмеялся муж. — У меня от первого брака — сын и дочка. С Альдо ты уже знакома. Ему в этом году исполняется тридцать лет. А его сестре Сирене — двадцать девять. От второго брака — мой любимец Сержио, ему — двадцать шесть. Третья жена родила мне дочку. Лорин. Ей — двенадцать. Она у нас с изъяном, — брезгливо поморщился Гвидо и, заметив мой ошарашенный взгляд, пояснил, — Лорин ужасно некрасивая. Для итальянки это страшный грех. Я не особо расположен к ней. Но что поделаешь? Иногда приходится общаться. — Бедная девочка, — прошептала я, удивляясь, как это можно не любить собственное дитя. — Глупая уродина, — процедил Гвидо. — За что ее любить? Он остановился и посмотрел на меня внимательно, будто раздумывая, сказать или нет. Потом провел рукой по щеке, убирая прочь незаметную прядку, и мягко заметил: — Кьяра, тебя совершенно не касается, кто у меня из отпрысков ходит в любимчиках, а кто раздражает. — Дети всегда чувствуют это, — прошептала я. — От родительской любви становятся уверенными, а от равнодушия чахнут. — Значит, нашим малышам повезет, — наклонился надо мной муж, собираясь снова поцеловать. Но в последний момент передумал и повел к выходу. — Подождите, господин Гвидо, — мяукнула я. — Позвольте мне взять с собой альбом! Может, удастся сделать какие-нибудь наброски. — Кьяра, — глаза мужа зажглись теплотой и любовью. — Бери хоть мольберт и краски! Эта поездка посвящена тебе. Захочешь порисовать, скажи. Все остальные тебя подождут. — Спасибо, — пролепетала я и кинулась к комоду, где лежал пакет с рисовальными принадлежностями. — Покажи свои рисунки Сержио, — предложил Гвидо. — Мой сын — неплохой художник! — Я не смею, господин Гвидо, — прошептала я, наклонив голову. — Ты очень робкая, Кьяра. Благодари всех святых, что ты находишься под моей защитой, — улыбнулся муж. — Мне страшно подумать, что случилось бы с тобой на Сардинии. От слов Гвидо, попавших в самое сердце, я разрыдалась и стремительно бросилась в объятия мужа. Уткнулась лицом ему в грудь. — О, Мадонна, — тяжело вздохнул Лукарини, не прерывая объятий садясь на постель вместе со мной. Прижимая меня к себе обеими руками, муж улегся поперек кровати. — Любовь моя, — прошептал он, целуя мое лицо, мокрое от слез, и одновременно убирая со лба непокорные волосы. — Ничего не бойся, девочка. Если тебе только покажется, что кто-то тебя обидел или отнесся без должного уважения, сразу говори мне. Я приму меры. — Муж посмотрел на меня внимательно и сердито заметил: — Кто-то обидел тебя, Кьяра? — Нет, — мотнула головой я. — Все вокруг очень предупредительны со мной. Стараются угодить. — Тогда почему ты расплакалась? — насупился супруг. — Вы заговорили о Сардинии, — потупилась я. — Мне вспомнилась мама. — Этот конец был предрешен заранее, — пробормотал Гвидо, гладя меня по голове. — Мы с Бруно предупреждали ее. Неужели она так сильно влюбилась в этого подонка, что, бросив тебя, понеслась с ним на край страны? Не сдержавшись, я снова разревелась. — Кьяра, — прошептал супруг. — Моя ненаглядная девочка. Пока я жив, ты под надежной защитой. Даже волос не упадет с твоей головы. Я обожаю тебя, малышка, — пробормотал он мне на ухо, одной рукой прижимая меня к себе, а другой оглаживая мою спину и ягодицы. — Я каждый день молю Мадонну даровать вам здоровье и счастье, — сквозь слезы пробормотала я и заревела с новой силой. Гвидо осторожно пощупал юбку, будто собирался не глядя определить ее качество. Затем, откинув подол в сторону, пробрался под мешавшую ему ткань. Пальцы нежно прошлись по бедру, свернули на внутреннюю сторону к ничем не прикрытым складкам. Заняли привычную позицию. Большой палец по-хозяйски придавил клитор, а указательный и средний вторглись во влагалище и, полностью заполнив его, заскользили туда-сюда, имитируя член. — Моя хорошая девочка, — пробормотал на ухо Гвидо. — А я ежечасно благодарю всех святых за мою жену. Я бы сошел с ума, если бы ты досталась другому. Даже представить не могу, чтобы кто-то касался тебя! Особенно там, — просипел он, ускоряя движение пальцев. — Я принадлежу только вам, — прошептала я, глядя в глаза мужу и робко касаясь ладонью его щеки. Гвидо накрыл мои губы своими, и вскоре я потеряла отсчет времени, сосредоточившись на языке мужа и его пальцах,играющих пронзительную мелодию на музыкальном инструменте. Я очнулась от собственного стона. — Отдышись, любовь моя, и поедем, — пробормотал Гвидо, поднимаясь с кровати. — Сержио и Лорин уже выехали из Падуи. — А что они там делали? — изумилась я, приходя в себя и все еще слабо соображая. Села на кровати. Одернула майку и поправила волосы. — Наш фамильный дом находится в Падуе и уже давно превратился в пристанище всякого сброда. Мои мать и сестра, Лорин, Сержио…Целое общежитие. — А как же это поместье? — протянула я, садясь за туалетный столик, чтобы привести волосы в порядок. — Эта вилла — моя личная собственность, — поморщился Гвидо. — Терпеть не могу жить в толчее, — усмехнулся он, забирая у меня щетку для волос. — Это наш дом, Кьяра, — наставительно заметил он, водя ею по волосам. — И я не позволю, чтобы здесь поселился кто-то из моих родственников. — Никогда? — изумилась я, прикрывая глаза. Щетка скользила по голове, а потом проворные пальцы Гвидо быстро собрали конский хвост у меня на макушке. — Посмотри в шкатулке, — в нетерпении бросил муж. — Там должны быть крупные серьги… Впрочем, я сам! Он достал оттуда серьги, походившие на цветы. Круглые оранжевые кораллы украшали бриллиантовые лепестки. Муж помог мне вдеть эту красоту в уши и велел: — Поедем, а то опоздаем! Микеле домчал нас до Венеции за три часа. Но дорогой мое настроение испортилось. Хотя я сама и была тому виной. Угораздило же меня ляпнуть, как только мы с мужем сели в Майбах: — Я бы хотела побывать на Сардинии! Муж нахмурил брови, но промолчал. Давая понять, что разговор ему неприятен. Пожалуйста! — попросила я, умоляюще глядя на Гвидо. — Отвезите меня на то место, где убили мою мать. — Нет, — отрезал муж, поднимая внутреннюю перегородку и отделяя нас от водителя. — Даже не думай об этом, Кьяра! Мы не поедем туда, хоть валяйся у меня в ногах и ешь землю. — Господин Гвидо… — в изумлении охнула я, — но… — Знай свое место, Кьяра, — рыкнул муж, одаривая меня строгим взглядом. — Ты, видно, забыла, что тут всем распоряжаюсь я. Твое дело — вовремя раздвигать ноги, как и положено послушной жене. — Хорошо, — пробормотала я, отворачиваясь к окну и смаргивая подступившие слезы. — Больше я никогда не упомяну про Сардинию. — Будь любезна, — сухо бросил мне муж и, позвонив младшему брату, устроил ему грандиозный разнос. Я смотрела на проносящиеся мимо поля, зеленеющие вдалеке деревья и силуэты древних церквей, построенных на этой земле еще до рождества Христова. Обращала внимание на виадуки, служащие основанием для современных дорог, и их идеальную кирпичную кладку. Бросала мимолетный взгляд на кафешки фастфуда, протянувшиеся поверх дороги, будто мосты. Майбах, свернув на повороте, выехал на платную дорогу, соединяющую Милан и Венецию, и на бешеной скорости понесся по крайнему левому ряду. Гвидо, поморщившись, глянул на проносившиеся мимо заграждения и заборы и раздраженно нажал на кнопку на панели управления между нами, закрывая окна гофрированными шторками. Я смежила веки, пытаясь расслабиться. Кажется, задремал и Гвидо. Постепенно мимолетную обиду на мужа сменили радость жизни и благодарность за каждый прожитый день и каждый вздох. — Простите меня, господин Гвидо, — пробормотала я, поворачиваясь к мужу, смотрящему телевизор в наушниках. Неуверенно положила свою ладонь поверх его руки, лежащей на подлокотнике между нами. — Вы совершенно правы, мне нечего делать на Сардинии. Этим мою маму не вернуть. Муж, выключив плазму, вмонтированную прямо в межсалонную перегородку внимательно глянул на меня и, притянув мою руку к себе, поцеловал тыльную сторону ладони. — Я рад, Кьяра, что ты осознала свои ошибки, и надеюсь, больше мы к этому разговору не вернемся,- напыщенно заявил Гвидо, легко поглаживая мою ладонь, а я, потянувшись, поцеловала его в гладковыбритую щеку. — Моя любимая девочка, — прошептал он. — Больше никогда и ни в чем не противься мне, — вкрадчиво попросил он. — Хорошо, — внутренне вздрогнув, тихо пробормотала я. — Я больше не буду, господин Гвидо. — Смотри у меня, — резко бросил он и добавил жестко:- Если еще эта глупая беседа состоится, пеняй на себя. Одним извинением не отделаешься, — сурово предупредил он. Я кивнула, низко опустив голову. Вдалеке показался огромный мост, связывающий материк с городом на воде. А за ним в ряд выстроились высотки. — Что это? — удивилась я, представляя, что на въезде в самый сказочный город планеты должны стоять феи в стеклянных туфельках. — Парковки, Кьяра, — добродушно усмехнулся супруг. И когда машина остановилась, помог мне выйти и, взяв за руку, направился к уставшему от ожидания высокому парню с копной черных волос, стянутых резинкой. В белой футболке, плотно обтягивающей грудь, и джинсах с прорехами. Рядом с ним крутилась одетая в цветастое платье девочка-подросток с худыми плечиками и коленками. — Папа, здравствуй! — радостно улыбнулась она Гвидо, обнажая зубы, стянутые брекетами. — Привет, Лорин, — светски кивнул Лукарини и поспешил заключить в объятия любимчика. — Ну, наконец-то, — сварливо заметил Сержио, с интересом разглядывая меня. — А вы кто? — без всякого стеснения спросила девочка. — Это Кьяра, — серьезно представил меня супруг и добавил, чеканя каждое слово: — Моя.Жена. Глава 6 — Жена? — изумилась Лорин и оглядела меня презрительно. — А почему на вас мамины серьги? Вы их украли? — взвизгнула она. — На Кьяре украшения, принадлежащие семье, — негодующе рыкнул на дочку Гвидо. — Теперь моей женой стала она, и право носить драгоценности Лукарини перешло к ней, — объяснил он девочке. — Но ты же подарил шкатулку маме? — возмутилась Лорин. — Как они оказались у этой дряни?