— Лорин, — проревел Гвидо. — Не смей оскорблять мою жену! Ты ведешь себя недопустимо, и я не желаю слушать твой бред. Сейчас Микеле отвезет тебя домой, а на обратном пути я заеду поговорить с твоими родственницами. Понятно? — Да, папа, — смерив меня негодующим взглядом, пробурчала она и направилась к Майбаху Лукарини. Села на переднее сиденье и весело помахала рукой. Я стояла ни жива ни мертва, не понимая, что делать. Щеки залило румянцем стыда, а глаза щипало от слез. Мне хотелось убежать и спрятаться. От липких взглядов любопытных прохожих, от сочувствия Сержио. Нырнуть головой в песок, будто страус… — Кьяра, — муж бережно поцеловал мне тыльную сторону ладони. — Не обращай внимания на эту маленькую идиотку. Она будет наказана, — заверил он, прижимая меня к себе и целуя в висок на глазах у сотен туристов. А после, взяв за руку, повел по стеклянному мосту. — Я должен извиниться перед тобой за выходку Лорин. Девочка не блещет умом, признаюсь тебе. — Но она никогда себе такого не позволяла, — вступился за сестру Сержио. — Наверное, просто приревновала тебя. Вы не должны расстраиваться, Кьяра, — обратился он ко мне и, желая утешить, схватил мою ладонь обеими руками. Я почувствовала электрический разряд, пробивающий мое лоно, и, наверное, отпрянула от неожиданности. Сержио глянул удивленно, а Гвидо, собственнически обняв меня за плечи, бросил с усмешкой: — Кьяра не любит, когда к ней прикасается кто-то кроме меня, — пробурчал он недовольно и тут же осведомился у своего любимчика: — Где наш катер, Сержио? Молодой синьор Лукарини махнул в сторону самой навороченной лодки, стоявшей у пристани. — Какой у нас план, отец? — поинтересовался он мимоходом. — Погуляем по городу, поедим у Донато. Затем разделимся по интересам. Мы с Кьярой прокатимся на гондоле, а ты сам придумаешь, как скоротать это время. — Подожду вас в ресторане, — кивнул Сержио. — Тогда начнем со Святого Марка, потом заглянем во дворец Дожей, а после решим, куда дальше идти. «Самое удивительное, — подумалось мне, — что все хотят показать мне город, но никто даже не поинтересовался, а что же хочется мне. Зайти в музей академии, подняться на Компаниллу, — мысленно вздохнула я и тут же сама себя одернула голосом матери: — Не умничай, детка! Сейчас бы в лучшем случае чистила рыбу на Сардинии…» — Осторожнее, Кьяра, — предупредил меня Гвидо, помогая запрыгнуть в катер. Я крепко вцепилась в руку мужа и прошептала чуть слышно: — С вами мне ничего не страшно. Муж подвел меня к двум высоким креслам на корме. Подождал, пока я усядусь, и занял место рядом. Сержио пристроился напротив отца на откидывающемся стуле и что-то тихо прошептал Гвидо. Муж также негромко ответил. Я не прислушивалась к беседе мужчин. Лишь любовалась голубой водой Венецианской лагуны и проплывающими мимо катерами и вапоретто, цеплялась взглядом за виднеющиеся вдалеке купола храмов и здание таможни. — Вон там, — махнул Сержио рукой, привлекая мое внимание, — заброшенные острова. Раньше, во времена республики, тут везде кипела жизнь… — А с приходом Наполеона все изменилось, — неуверенно вставила я, чем заслужила от мужа одобрительное похлопывание по коленке. — Никак не пойму, почему же никто не очистит острова от зарослей и не устроит музей под открытым небом. — Наконец-то, папа, — довольно усмехнулся Сержио, — у нас в семье появилась умная и красивая маркиза. Не могу передать, как же я рад. Я снова зарделась от смущения. «Да и что ответить на такой комплимент? — подумала я. — Это все неправда, я страшная и глупая? Или принять как заслуженный», — но вот как сделать, я пока не понимала. Оказавшись на площади Сан-Марко, я, открыв рот, разглядывала сам собор. Замерла напротив него и, достав альбом, принялась делать наброски золотых башенок. Сержио заглянул через плечо, заметил снисходительно: — Немного пропорция подкачала. Я сделала вид, что не расслышала. А когда стала рисовать эскиз Башни часов, сын Гвидо просто взял у меня карандаш и альбом и небрежно нарисовал то, что мне хотелось запечатлеть самой. Я вспыхнула от негодования. «Пойди трахни курицу», — мысленно выругалась я, вспомнив любимое мамино выражение, употреблявшееся ею в любых жизненных ситуациях. Но вслух ничего не сказала, лишь выразительно глянула на Сержио. Вырвала из альбома лист и протянула его сыну своего мужа. — Это вам, — храбро заявила я. — У меня свои рисунки. — Сохраню на память, — улыбнулся Сержио, ни капли не обидевшись. А мне стало стыдно. Этот инцидент не прошел мимо Гвидо. Но при Сержио он смолчал. А когда после обеда в помпезном ресторане около моста Риальто мы с мужем отплыли от берега на грациозной гондоле, он усмехнулся, глядя на Сержио, оставшегося на берегу. — А ты с характером, Кьяра, — пробормотал он, целуя меня в висок. — Сержио хотел помочь… — Я делала, как меня учили, — прошептала я и, набравшись смелости, поинтересовалась у мужа: — Я должна чтить только вашу волю, синьор Гвидо, или всей вашей семьи тоже? — Ты вышла за меня замуж, — отрезал муж. — Любым мнением, кроме моего, ты можешь пренебречь. Имеешь полное право. — Что я и сделала, — улыбнулась я мужу. Гвидо сгреб меня в охапку и принялся целовать. — Кьяра, — задохнулся он от возбуждения. А потом накинул нам на колени толстый плед. Он уже собрался, как обычно, запустить руку мне между ног или, возможно, заняться любовью прямо в гондоле, когда в кармане его брюк завибрировал телефон. Видимо, Гвидо по мелодии различал звонивших и, раздраженно скривившись, потянулся за трубкой. По голосу я поняла, что звонит Микеле, водитель Майбаха. Он что-то кричал в трубку, а лицо Гвидо с каждым его криком превращалось в каменную маску. Муж молча выслушал и бросил холодным тоном: — Мы скоро подъедем. Он скорбно глянул на гондольера, приготовившегося петь нам серенады, и, как простой смертный, заметил, извиняясь: — Не сегодня, друг. В следующий раз ты нам споешь все песни, что знаешь. А сейчас нас ждут на площади Рима. Отвези побыстрее. Деньги можешь оставить. До конца пути Гвидо молча прижимал меня к себе, боясь отпустить хоть на мгновение. А на площади, гулкой и полной туристов, нас уже дожидался Микеле. Потерянный и убитый горем, он, казалось, постарел на двести лет. — Что случилось? — попыталась узнать я у мужа. Но Гвидо лишь крепко сжал мои пальцы, а потом подошел к Микеле и обнял его по-братски. У водителя на глаза навернулись слезы. Он от бессилия стучал себя по бокам, приговаривая, что не смог уследить. Гвидо лично распахнул дверь Майбаха. Присел на корточки около пассажирского сиденья, где еще несколько часов назад сидела Лорин и весело махала руками. Муж нахмурился, увидев порезанную со стороны дверцы кожаную обивку, и смачно выругался, вспомнив мать Лорин, ее саму и грязных свиней, их родственников. — Едем, — велел Гвидо, усаживая меня в машину. — Не гони, Микеле. Муж позвонил Сержио и коротко объяснил происходящее. — Подожди, отец! — услышала я из трубки. — Я поеду с тобой. Дорогой поговорим. — Нет, — отрезал муж. — Со мной Кьяра. Приезжай сам. Подняв перегородку, отделяющую нас от водителя, муж убрал подлокотник между нами и притянул меня к себе. Я услышала звук расстегивающейся молнии и краем глаза увидела вздыбленную плоть. — Ты нужна мне, Кьяра, — просипел Гвидо, задирая подол юбки и оглаживая внутренние части моих бедер. — Девочка моя, — прошептал он чуть позже, наваливаясь на меня. — Ты одна моя радость и утешение. От Венеции до Падуи ехать минут сорок, если без пробок. Но Микеле уложился в целый час. Нам с мужем едва хватило времени, чтобы привести себя в порядок и выпить по глотку минеральной воды. Я снова стала обладательницей кружевного платка, а Гвидо заметно повеселел. Когда же мы остановились около величественного здания с колоннами и высоким крыльцом с многочисленными ступенями, у меня закололо сердце. — Можно я останусь в машине? — заскулила я, оглядывая скульптуры на крыше и барельефы по обеим сторонам от входа. — Мы приехали не на пять минут, Кьяра, — сердито бросил муж и ласково предложил: — Тут имеется отличное собрание живописи. Тебе, как маленькому художнику, будет интересно, — и, заметив, как во внутренний двор въезжает Альфа-Ромео, кивнул. — Сержио тебе с радостью покажет мою скромную коллекцию. И, не дожидаясь, пока сын выйдет из машины, повел меня в дом. В просторном холле с двумя изогнутыми мраморными лестницами нас уже поджидала очень похожая на Гвидо худощавая женщина в черном. — Привет, Мария, — мимоходом пробурчал он и, не выпуская из своих рук мой локоть, сразу свернул направо. Дернул украшенную резьбой высокую дверь. Ввел меня в кабинет и заметил учтиво: — Если ты хочешь есть или пить, Кьяра, то скажи об этом сейчас. Потом у меня не будет возможности позаботиться о тебе. — Нет, — я мотнула головой. — Разве что воспользоваться уборной… — Пойдем, провожу, — улыбнулся муж. Запершись в трехкомнатном туалете, я подумала, что это помещение гораздо больше, чем та комнатушка, где мы с матерью жили у Бруно. Здесь же в одной комнате с окном располагался сам ватерклозет, в другой находился умывальник с медной надраенной до блеска чашей, заменяющей раковину, а в третьей комнате стояла душевая кабина, и на маленьком столике лежали свернутые валиками белоснежные полотенца. Я отринула в сторону идею принять душ. Все-таки Гвидо ждал меня с той стороны двери, а когда вышла, обнаружила Сержио, томившегося в ожидании. — Отец велел показать тебе галерею, Кьяра, — радостно улыбнулся мне он. — Пойдем, это на втором этаже. Мы прошли с ним мимо кабинета, откуда явственно слышался рассерженный голос моего мужа. — Вы уволены! — орал он на кого-то. У меня даже сердце ёкнуло от жалости, но Сержио, сморщив нос, обронил небрежно: — Папа выгоняет гувернантку Лорин и правильно делает. Сестра стала неуправляемой. Из-за двери послышались причитания. Две женщины голосили, перебивая друг друга. — О, — хохотнул Сержио. — Бабушка и тетушка Мария поют дуэтом. Но лучше бы они промолчали. Теперь отец точно уволит воспитательницу Лорин. Он быстро взбежал по ступенькам, предоставив мне возможность плестись сзади. Поднявшись, я оказалась в самом настоящем бальном зале. С роялем и великолепной хрустальной люстрой. — Не зевай, Кьяра, — усмехнулся Сержио, махнув в сторону двери у окна. — Вот мы и пришли, — заговорщицки подмигнул он, доставая ключи и нажимая на кнопки пульта, примостившегося за портьерой. Я шагнула в зал и остолбенела от изумления. «Самый настоящий музей», — мысленно охнула я, мельком глянув на скульптуры, стоявшие на постаментах, и картины, вплотную висевшие на каждой стене. — Не стой столбом, Кьяра, — хохотнул рядом Сержио. — Среди этого хлама только две достойные вещи. Пойдем покажу. — Но мне бы хотелось рассмотреть все, — мотнула головой я, отказываясь следовать приказам, исходившим от Сержио. — О, Мадонна! — всплеснул он руками. — Конечно, посмотришь! Только я сначала покажу тебе самое значимое, как просил отец, и пойду по своим делам, — небрежно бросил он. — А ты тут гуляй хоть до китайской пасхи. — Спасибо, — поблагодарила я и прошла вслед за Сержио в другой зал, ничуть не отстающий размерами от первого. — Вот, смотри, — сын Гвидо указал на небольшое полотно в потемневшей от времени золотой раме. — Тинторетто. Подлинник, между прочим!