– Все будет хорошо. У вас в семье все будет хорошо. Дома, перед сном, он вспоминал разговор с Клаудией и удивительную беседу (да-да, это была именно беседа – тонкая, странная, загадочная!) с баронессой Луиджиной Чезари Бенсо ди Ревель. Итак, Клаудиа. Красивая, утонченная, изящная. Поработал ли над ее внешностью пластический хирург или она ухаживала за собой с особой тщательностью, но выглядела Клаудиа моложе Софи и даже Орсины. Хотя сегодня она казалась усталой и раздраженной. У Клаудии двое детей: тридцатилетняя дочь Беатрис и четырнадцатилетний сын Дени. Дочь замужем. Клаудиа – бабушка двоих чудесных близнецов: Адриано и Алонзо. Погружена в заботу о детях и внуках, переживает по поводу болезни матери. В разговоре она пожаловалась Антону на сына Дени, который доставляет им массу хлопот своим поведением. Вчера Массимилиано – муж Клаудии – вынужден был идти в колледж разбираться, почему накануне сын вернулся из школы с подбитым глазом. И беседа с учителями была не слишком приятной для отца. Антон ответил, что в этом возрасте формируется характер и ощущение собственного «Я», и что ему это знакомо – дочери пятнадцать лет. Странно, но он не мог вспомнить Дени. То ли его не было в гостиной в тот вечер, то ли мальчик совершенно выпал из поля зрения Антона. Он хорошо запомнил близнецов и Джульетту – дочь Орсины, но Дени он не заметил. Ему не удалось «прочитать» Клаудию. Она была нервная, напряженная. При этом пару раз извинялась за свой эмоциональный настрой, объяснив это усталостью. Антон решил, что это правда. Смерть Джулии, отравление Джины, сюрпризы со стороны младшего сына – все это волновало сестру Витторио. Он задал ей главный (для него – главный!) вопрос и не получил на него ответа. То есть получил, но не тот, который ожидал. – Клаудиа, вспомни, пожалуйста, момент, когда Вито рассказывал тебе о находке студентов. Что конкретно он сказал, и кто находился рядом с вами во время разговора? – Антонио, он говорил об этом не только мне. В тот вечер у Джулии он рассказывал всем гостям. Да-да. В столовой. Был небольшой перерыв между сменами блюд. Все, кто был за столом, слышали об этом. А что, это так важно? – Нет, я не об этом эпизоде. О захоронении Витторио тебе рассказывал раньше. Только тебе. Это так? – Кажется, он говорил, да. – Ты не помнишь точно? – удивился Антон. – Знаешь, Антонио, я, в отличие от моего брата, очень спокойно отношусь к археологии, этрускам и прочим древностям. Конечно, я слушаю его рассказы, но… У нас говорят: «Da un orecchio gli entra e dall'altro gli esce251». – У нас тоже так говорят, когда не придают значение услышанному. И все-таки. Вспомни, пожалуйста. – Попытаюсь. Сегодня у нас суббота. Во вторник у Джулии был юбилей. Может быть, в понедельник? Вечером, в понедельник? – Нет. В понедельник перед обедом он встретил меня в аэропорту, и весь день мы были вместе. – Тогда… – она задумалась, – тогда в воскресенье. Да. Мы с Вито виделись в воскресенье. – Где вы встречались? – Здесь, в клинике. – И кто слышал ваш разговор? – Мне кажется, рядом никого не было. Я не помню точно. Правда, не помню. Только помню, с каким восторгом он рассказывал о рыжеволосой мумии. Что-то про нож в ее груди говорил. Жуть какая-то. А он радовался находке! Я еще подумала: «Как ребенок, право! Такой восторг!» Но брат был счастлив. Как будто клад нашел. А всего-то гробницу раскопали с мумией и скелетом. Антонио, у меня мозги устроены по-другому, не так как у вас двоих, – она, наконец, улыбнулась, – меня настоящее интересует гораздо больше, чем прошлое. – И ты не одна такая, – Антон засмеялся, – это как раз мы – немного чокнутые. – Потом добавил: – и все-таки если ты вспомнишь, был ли кто-нибудь рядом, когда вы разговаривали с Вито на эту тему, позвони, пожалуйста. – Неужели это имеет значение? – Мне кажется, это очень важно. – Хорошо. Подумаю на досуге. К ним подошел Витторио и, убедившись, что они закончили разговор, увел сестру в сторону: договариваться насчет похорон Джулии. Антон зашел к баронессе. В ее комнате находилась Анна. Она читала Джине какой-то журнал. – Это снова я. Хочу немного пообщаться с Джиной. – Пообщаться? Не думаю, что синьора будет отвечать на ваши вопросы. Вы же знаете, при такой болезни адекватная беседа с пациентом, практически, невозможна, – последнюю фразу она сказала очень тихо. – Общение – это не только вопросы и ответы. Иногда молчаливый взгляд может рассказать лучше всяких слов. – Я вас понимаю. Но должна предупредить, если синьора будет недовольна, я… – Не волнуйтесь, Анна. Я буду очень деликатен. – Попробуйте. Только я не могу оставить вас одних. Вы не родственник синьоры. – Я и не прошу нас оставлять. Наоборот, мне может понадобиться ваша помощь. Все это время Джина молчала. То ли она слушала их беседу, то ли просто думала о чем-то своем, глядя рассеяно в окно, понять было невозможно. На лице ее была непроницаемая маска. Однако руки… Руки баронессы не были спокойны. В левой руке она держала веер и обмахивалась им. Пальцы правой руки чуть заметно постукивали по подлокотнику инвалидного кресла. Веер? Антон сразу обратил внимание на столь интересную деталь. Синьора Чезари Бенсо ди Ревель принадлежала к аристократическому сословию и наверняка знала и понимала язык веера – этого загадочного и многозначного дамского аксессуара, который мог рассказать собеседнику о желаниях, намерениях и даже тайных помыслах его обладательницы. В середине прошлого века молодых девушек из высшего круга наверняка обучали языку веера наряду с другими навыками этикета. Сохранила ли баронесса умение общаться с помощью веера в своем нынешнем состоянии? Витторио говорил, что Джина помнит свое прошлое до определенного момента! Очень интересно! Антон вспомнил («выплыло» в нужный момент!) портреты немецкого художника Франца Винтельхальтера – самого модного портретиста девятнадцатого века, создавшего уникальную портретную галерею принцесс и аристократок почти всех стран Европы. Многие его «натурщицы» держали в руках веер: одни – закрытым, что могло указывать на недоступность дамы, другие – полуоткрытым, что отличало романтическую натуру, третьи – не имея возможности выставлять напоказ свои чувства, красноречиво приглашали к диалогу, приложив веер левой рукой к правой щеке. И как говорила хозяйка блестящего литературного салона, французская писательница Анна-Луиза Жермена де Сталь: «По взмаху и манере держать веер можно отличить княгиню от графини, а маркизу от буржуазки». Баронесса Бенсо ди Ревель, однозначно, владела языком веера. Жаль, что никто не записывал на видео «диалог» между Антоном и Джиной. Это было потрясающе! В синем платье с легкой накидкой баронесса царственно восседала на своем кресле и, казалось, ждала общения. – Здравствуйте, Джина. В ответ Джина прикрыла подбородок и часть щеки и одновременно наклонила голову и улыбнулась. («Боже мой, да ведь она кокетничает со мной», – подумал Антон) – Вы прекрасно выглядите. Вам очень идет этот цвет. В прошлый раз вы были несколько возбуждены, а сегодня у вас замечательное настроение, как я вижу. Джина закрыла веер и удерживала его у левого локтя. Взгляд настороженный. («Что это означает? Скорее всего, ее встревожили мои комплименты. Вероятно, этот жест говорит: «Верить ли вашим словам?» Потрясающе!») – Джина, вы знаете, что случилось с Джулией – вашей сестрой – во вторник? – спросил Антон очень деликатно. Сначала последовала пауза, казалось, она раздумывала над ответом, а потом вновь начала играть веером. Джина приложила открытый веер левой рукой к правой щеке. («Она говорит! Она явно отвечает мне. Но что это означает? Да или нет? Знает или нет? Левой рукой к правой щеке!») – Мы с Витторио ищем убийцу. Резкие быстрые взмахи веером. («Она волнуется. Это известие ее взволновало».) – А еще вас хотели отравить. Вы знаете об этом? Джина вновь приложила открытый веер левой рукой к правой щеке. («Тот же жест. Да или нет?») – Мы с Витторио думаем, что существует некий человек, который хочет избавиться от сестер Бенсо ди Ревель. А вы как считаете, Джина? Так ли это? Теперь она приложила веер левой рукой к левой щеке. («Она поменяла жест. Левой рукой к левой щеке… Но ведь это означает: «НЕТ». Значит, перед этим она отвечала: «ДА». Не может быть! Получается, она знает, что случилось с Джиной?! («ДА») Знает, что ее хотели отравить?! («ДА») Но считает, что опасность ей НЕ угрожает. («НЕТ») Голова идет кругом!») – Я полагаю, что убийца, с одной стороны, очень умен, а с другой, наивен. Пауза. Джина замерла. – И знаете, почему наивен? Веер в левой руке прислонился к левой щеке. («НЕТ, не знает. Но хочет узнать!») – Потому что он руководствовался сердцем, эмоциями, а не логикой. У полицейских несколько версий случившегося. Личная ненависть: они подозревают мужа Анны, – Антон говорил очень ровно, без эмоций. Анна, казалось, не прислушивалась к разговору. Но на этих словах девушка вздрогнула и заинтересовалась их «беседой». – Мотив ограбления они также не сбрасывают со счетов, хотя признаков кражи нет, однако следствие еще не закончено. У них есть подозреваемый. Некто Фабио. Мы с Витторио тоже обратили внимание на этих двух синьоров. Джина быстро закрыла веер и задержала его между сложенными руками. («Что это означает? Скорее всего, она разочарована. Именно так! Она пытается сказать: «Вы меня разочаровали!» Что, вообще, происходит? – подумал Антон. Сказать, что он был удивлен – ничего не сказать! Он был поражен! – Ну, раз так, я попробую сказать самое главное. Вернее, спросить о самом главном!») – Но я считаю, что это… – Антон запнулся. Забыл, как звучит по-итальянски слово «месть». Он хотел сказать, что считает убийство Джулии местью за нечто, свершившееся в прошлом, – …что это расплата, месть. А вы как считаете? И вдруг Джина резко сложила веер и протянула его Антону рукоятью вперед. При этом она отвернула лицо. («Это презрение. Или? Или она требует, чтобы я удалился! Неужели я прав? Это была месть? Но это в корне меняет расследование!») – Джина…