Антон подошел, представился. Медсестра приветливо улыбнулась. – Дотторе Чезари сказал, что вы хотите остаться с синьорой наедине. Я буду недалеко, отойду к другим пациентам, а вы можете продолжить прогулку. Если синьоре что-то понадобится, помашите мне рукой, и я сразу же подойду. – Спасибо, синьорина. Она уступила ему свое место и пошла к старикам, играющим в ста метрах от них в шахматы. Антон медленно повез Джину по тропинке. У скамейки остановился. Развернулся к ней лицом. – Я все знаю, Джина. Она, казалось, не отреагировала на его слова. Чуть дрогнули веки: от легкого ветерка или от услышанного? – Помните, год назад я приезжал к вам вместе с Витторио. За ужином вы рассказывали о том, каким замечательным ребенком рос ваш сын и каким сложным стал его характер в подростковом возрасте. Да уж, он потрепал вам нервы, будучи подростком! Антон улыбнулся – широко, открыто. Он хорошо помнил тот день, и приятные воспоминания в начале сложного разговора должны были, по его мнению, показать Джине его расположение, а также дать ей понять, что он не враг и не судья ей. Он просто хочет знать правду. Губы ее чуть шевельнулись. – Мы много смеялись. А потом Вито рассказал вам о моих необычайных способностях. Вы не верили и просили продемонстрировать. Но у меня никогда не проявляются эти способности по чьему-то заказу. Вы помните тот вечер? Вы помните меня, Джина? Она открыла глаза. Но взгляд направила не на Антона, а в сторону. – Я не жду от вас ответа. Я сам вам расскажу, что произошло в доме у Джулии… То есть в вашем доме, Джина. И, возможно, мне удастся даже объяснить, почему это произошло. Он присел на скамейку. Инвалидное кресло стояло напротив. Джина снова прикрыла глаза, приготовилась слушать Антонио – русского друга своего сына. – … вот так все и случилось. Вы удивительная женщина и прекрасная мать. Как орлица расправляет крылья над своими птенцами, так и вы всю жизнь старались защитить своих детей от невзгод и проблем. Вы смогли дать им самое главное – любовь. И они любят вас. И сейчас им очень не хватает вашей любви. Они продолжают надеяться, что однажды болезнь отступит и вы снова станете веселой и заботливой мамой и бабушкой. Поэтому они так испугались, когда узнали о вашем отравлении. Вслед за любимой тетей Вито и Клаудиа могли потерять свою мать! Вы могли умереть, Джина. Яд мог убить вас. Вы не подумали об этом? Она вновь открыла глаза, внимательно посмотрела на Антона и чуть приподняла руку. Он понял, что она зовет медсестру. Он посмотрел по сторонам, нашел девушку и помахал ей рукой. Не дожидаясь, когда медсестра подойдет, Антон встал за креслом и повез Джину ей навстречу. Когда девушка приблизилась, но была еще достаточно далеко, чтобы расслышать, о чем они говорят, Джина, сидя спиной к Антону, подняла правую руку и коснулась пальцами его левой руки. Он остановился от неожиданности. А Джина четко и ясно произнесла: – Нельзя убить того, кто не боится смерти. Да. Она сказала именно так. И фраза эта ворвалась в мозг Антона и вихрем перенесла его в «дом» Луция, где рыжеволосая красавица Ия предпочла убить себя, сохраняя верность эллину, но не стать женой безумного влюбленного. Она предпочла умереть, но не покориться. Тит осторожно ступал по ступенькам. Он правильно делал, что следил за Луцием: именно здесь расен обустроил свое тайное логово. Здесь, скорее всего, он прячет и Ию. Эллин вошел в помещение, застыл на мгновение, пытаясь унять стук своего сердца, и неслышно, придерживаясь за стену, боком, чтобы не закрыть солнечный свет и не выдать себя раньше времени, стал передвигаться внутрь жилища. Еще один шаг и он окажется в основной комнате. Проем. Тит увидел спину Луция. И ложе. Но… что это? Он остолбенел. Неужели он опоздал? Тело и разум отказывались принять увиденное. Слишком поздно. На скамье возлежала его любимая. И она была мертва. Грудь ее, столь прекрасную белую грудь пронзил кинжал. Если бы не этот кинжал, Тит подумал бы, что она спит. Так хороша она была с растрепавшимися по красной подушке рыжими волосами. Он заревел, как раненое животное, и бросился на Луция, который от неожиданности присел на пол. Он колотил Луция, стонал от боли – не физической боли! Тит наносил ему удары за ударами и рыдал в голос. Он хотел убить этого негодяя, посмевшего забрать у него Ию. Убить его. А потом умереть самому. Потому что жизнь без прекрасной расены была ему не мила. Он совсем забыл, что спрятал нож, подаренный Веем, за ремнями сандалий. Понимая, что одними кулаками он не одолеет Луция, Тит потянулся за кинжалом, пронзившим грудь своей любимой. И в этот момент Луций нанес эллину удар его же собственным ножом. Отбиваясь от побоев, он как-то ухитрился схватить нож и всадить его в живот эллину. Тот обмяк и повалился на Луция. – Зачем? Зачем ты убил ее? – прошептал эллин, собирая последние силы. – Надо было убить меня. А ее оставить жить. Она так прекрасна. Ия… – Это не я, – отбрасывая эллина, ответил ему Луций. – Она сама. Она ждала тебя. А потом, когда я захотел взять ее силой, она схватила кинжал и проткнула свою грудь. Я не хотел… Она сама. – Боги… Зачем вы не уберегли ее? – прошептал он, умирая… Сознание покидало его. Но там, вдали, за облаками, мелькнуло ее лицо. Она звала своего любимого Тита. Она бежала по тропинке, сверкая белыми ступнями. Бежала… Бежала куда-то вверх, потом остановилась и протянула ему руки: – Тиит… Иди ко мне, любимый. Здесь никто не сможет разлучить нас. И он пошел ей навстречу. – Ия… Иду, моя рыжеволосая расена. Это были последние слова эллина. – Нее-ет, – закричал Луций, – неет! Это не ты, а я должен идти к ней туда, в другой мир. Я! Луций! Что же ему делать? Проклятый эллин мешал ему на земле, а теперь хочет помешать там, в ином пространстве. Он снова забирает у него Ию! Луций решил, что надо сжечь тело эллина. Сжечь, погрузить останки в погребальную урну и накрепко закрыть ее. Тогда Ия не сможет отыскать его среди умерших. Урна будет лежать здесь, у его изголовья. Он сам проследит, чтобы дух эллина не вырвался наружу и не отыскал в царстве мертвых Ию. И тогда он, Луций, а не эллин навсегда останется рядом с ней. Он обрадовался своему решению. Вышел из дома, оседлал верного коня и поскакал в ближащий порт за черной погребальной урной. Выменяв у гончаров небольшую эллинскую амфору на урну, Луций поспешил в лес. Он не стал рисковать и заезжать в свой город. Если его увидят родственники Вея, то обязательно станут расспрашивать, не видел ли он Ию. Конечно, следовало бы проститься с отцом и братом. Но лучше оставить их в неведении. Пусть не знают, что он покидает их навсегда и остается с Ией. Вернувшись в свой «дом», он спал всю ночь, а утром сделал так, как задумал. Он сжег тело своего соперника, собрал пепел и остатки костей в урну, закрыл ее крышкой и приставил к изголовью своего ложа. Эллин повержен. А ему – Луцию – осталось спокойно переместиться в иной мир при помощи снадобья. У них – расенов – существовал обычай: при погребении использовать опийный мак. Сейчас он откроет бутылочку со снадобьем, выпьет и уснет. Лучше сказать, станет иным. А будучи иным, Луций переместится в неземной мир. Он еще раз поднялся наверх, отпустил Хоэла. Сказал ему: «Беги, мой верный конь», зажег факел и задвинул валун. Затем спустился вниз, задвинул следующий валун, ведущий в его жилище. Жаль. Он так и не раскрасил стены. Он мог бы нарисовать корабль, на котором плавал в Элладу, или сцену охоты, или верного коня, а может, он нарисовал бы рыжеволосую женщину, в которую так влюблен. Да, очень жаль. Для росписи на стенах нужно время. А у него нет времени. Ему надо торопиться. Иначе… Иначе эллин и там, в ином мире, успеет первым. Он сел на скамью, где лежала Ия. Дотронулся до ее лица, перебрал волосы. – Я спешу к тебе, моя красавица. мя буду следить, чтобы он не вышел из своего маленького укрытия. И чтобы ты не нашла его в ином мире. Я буду следить. Затем открыл склянку с опием. Выпил все содержимое и лег на другую скамью. Он сложил руки, закрыл глаза. – Я готов. Готов к встрече с тобой в другом мире, – прошептал Луций. Когда сон, наконец, сморил его, на мертвом лице Луция играла счастливая улыбка. *** Покинув Джину, Антон отправился в Гроссето. До вечера оставалось немного времени и Антон, прикидывая, как провести с пользой оставшиеся полдня, остановился на посещении археологического музея Мареммы. Сначала он подумал, не махнуть ли ему на пляж? Было бы неплохо поплавать в Тирренском море (неделю живет на побережье, а море видит только из окна машины, проезжая небольшой участок автострады вдоль берега). Однако, поразмыслив, решил не отказываться от возможности посетить музей, находящийся всего-то в нескольких километрах от клиники Джулии. А на море он и так попадет чуть позже. И не только поплавает. Антон, как заядлый дайвер, собирается исследовать красоты подводного мира уже через неделю, отправившись с дочерью на Бали. А сегодня – музей! Вообще, все археологические музеи Тосканы и Лацио очень интересны. В каждом из них собраны уникальные артефакты. В музее археологии и искусства Мареммы накоплены не только ценнейшие археологические экспонаты, но и произведения искусства, в основном, сиенской школы. Здесь находится большое количество керамической посуды этрусков – буккеро. Это черные, блестящие с внешней стороны изделия, часто с высеченным узором, которые формой и блеском имитируют металлическую посуду. Когда археологи употребляют термин буккеро, они имеют в виду этрусскую керамику. Секция, посвященная археологии Гроссето, заслуживает отдельного внимания, так как в ней подобраны экспонаты со времен палеолита и железного века. Здесь много этрусских, греческих и карфагенских амфор, орудий труда, реконструкций дорог, портов и поселений. В этом музее находится наиболее крупная коллекция из погребений Виллановы. Находки третьего-второго тысячелетий до нашей эры! Памятники бронзового века, в основном, культуры Протовилланова, разнообразные предметы железного века – культуры Вилланова, девятого-седьмого веков до нашей эры). И, конечно, памятники этрусской и римской эпох. Определить культуру Вилланова просто: погребение умерших в эту эпоху осуществлялось путем кремации, когда их пепел помещался в двухконические урны. Такие урны найдены по всей территории Тосканы и Лацио в зонах захоронения с характерными могилами в виде ям или «колодцев», внутри выложенных булыжником и каменными плитами. Урны с двумя горизонтальными ручками закрывались перевернутой миской, а в некоторых мужских захоронениях – шлемами. Погребальных урн в залах музея много: больших и маленьких, из туфа, мрамора, расписных, с алебастровыми скульптурами. Размышляя о захоронении, найденном студентами, Антон «вспомнил» Луция. Урна, в которую Луций поместил останки Тита, сильно отличалась от более ранних виллановианских. Луций поместил прах соперника в простую, без раскраски, урну из травертина. Крышка также была простой, а не скульптурной. Луций спешил… Спешил умереть, надеясь, что в ином мире рыжеволосая красавица Ия выберет его, а не эллина. Они подъехали к дому почти одновременно: Вито с Марко и Антон. Роза, как всегда, приготовила разнообразные вкусности к ужину и деликатно удалилась, шепнув при этом Антону, что назавтра принесет разных пирогов и булочек собственного приготовления, часть из которых упакует для него: он обязательно должен угостить своих родных итальянскими лакомствами. Она знала, что у Вито был тяжелый день и не расспрашивала о похоронах. За ужином Вито рассказал, как прошла церемония. Все было хорошо организовано. В церкви собралось много народу. Священник провел мессу, а после отпевания родные, друзья, знакомые, соседи, которые пришли проститься с Джулией, говорили много хороших слов. Все прошло очень трогательно. Софи, Орсина и Клаудиа плакали, а он – Вито – старался держаться. После ужина, по сложившейся традиции, Антон и Вито вышли на террасу. – Загрузил тебя столь неприятной темой. Надеюсь, в следующий твой приезд ты проведешь время намного интереснее. – Вито, я так благодарен тебе за предоставленную возможность первым осмотреть захоронение и прикоснуться к тайне, которой две с половиной тысячи лет. – Тебе удалось разгадать ее? – Во всяком случае, моя картина сложилась. Завтра я расскажу вам с Симоной, что мне удалось рассмотреть сквозь тысячелетия.