Мое сердце начинает колотиться в бешеном темпе. – Тереза была совершенно беспомощной без Колетт или водителя. Она сама была как ребенок – не знала, в какой стороне север и юг, куда нужно идти, если хочешь попасть в Чайна-Таун или в Бэттери-парк. Она говорила, что господь запретил ей пользоваться подземкой, и потому повсюду ходила пешком. А потом бац! – Паулина резко ударяет крепко сжатым кулаком одной руки по ладони другой, и я невольно вздрагиваю и морщусь. Домработница выбрала не самый тактичный способ рассказать о смерти знакомого человека. – Ее сбило такси. Водитель ехал на большой скорости, но Тереза не обратила на это никакого внимания. Она, как обычно, не смотрела по сторонам и вышла на дорогу прямо перед машиной, – завершает свой рассказ Паулина. Мне кажется странным выражение лица домработницы в этот момент. То, что она только что сообщила, вызывает у меня тревогу, а выражение ее лица меня по-настоящему пугает. Судя по всему, Паулина уверена, что в случившемся виновата сама Тереза. Глава 29 На следующее утро мне приходит сообщение с незнакомого номера. Вы можете приехать не к 10 часам, а к 12? Это не от Стивена и не от Колетт – я внесла их номера в телефонную записную книжку. Может быть, сообщение от мистера Алекса? Я отправляю ответное сообщение: Кто это? И получаю ответ: Паулина. Все в порядке? Да. Просто она хочет еще немного отдохнуть. На часах еще нет и девяти утра. Я чувствую благодарность к Паулине за то, что она заранее предупредила меня, но в то же время ощущаю некоторое беспокойство. Интересно, какие новые препараты прописали Колетт? Когда я приезжаю на Западную Семьдесят восьмую улицу, прихватив зонтик, все небо плотно затягивают серые тучи, что кажется мне недобрым предзнаменованием. Дверь открывает Стивен. – Который час? – спрашивает он, едва успев поздороваться со мной. Я озадаченно смотрю на часы: – Вроде бы двенадцать. – А в какое время вы должны сюда приезжать? – К десяти. Но Паулина прислала мне сообщение, что Колетт хочет подольше полежать в постели. Стивен хмурится. Я жду, что вот-вот появится Паулина и заступится за меня. Она ведь может все подтвердить. Но ее нигде не видно. Стивен, сделав шаг назад, впускает меня в дом. – Никто ничего на этот счет мне не сказал, – говорит он и скрещивает руки на груди. – И про то, что Колетт нужно больше времени для отдыха, мне тоже не сообщили. Я достаю из кармана телефон, чтобы показать Стивену сообщения, но он, раздраженно взмахнув рукой, дает понять, что в этом нет необходимости, и приглашает следовать за собой. – Очень жаль, что Паулина ничего не рассказала, – говорит на ходу Стивен. – Мне не хочется, чтобы Колетт нервничала или расстраивалась из-за того, что вас нет. Открывая двери одну за одной, Стивен в поисках Колетт заглядывает в комнаты. Однако ее нет ни в помещении для завтраков, сообщающемся с кухней, ни в комнате, где установлен кабинетный рояль, ни в ближайшей гостиной. Стивен ускоряет шаг. Мы обнаруживаем Колетт в спальне. Она сидит спиной к нам на краю кровати, причем не одна – рядом с ней Паулина. Обе то и дело прыскают и хихикают, как школьницы. Занавески на окне раздвинуты, в комнате горит свет. Кровать заправлена, Колетт полностью одета, а ее волосы небрежно стянуты в хвост. – Это было так замечательно, – говорит Колетт и берет Паулину за руку. Обе женщины сидят босиком, подоткнув под спины декоративные подушки. Колетт, обернувшись, смотрит на нас со Стивеном. – О Сара! Вы здесь! – Колетт широко улыбается. – Паулина составила мне компанию. – С этими словами миссис Бэрд похлопывает домработницу по колену и добавляет: – Это было прекрасное начало дня. Паулина в ответ тоже улыбается. – Вам не было никакого резона приезжать сюда слишком рано без необходимости, – говорит Паулина, обращаясь ко мне. Стивен вздыхает и уходит. Колетт в знак приветствия протягивает ко мне руки: – Я рада, что вы приехали. Паулина предлагает нам сегодня посидеть дома. – Миссис Бэрд смотрит в окно. – Вы правы, Паулина. Похоже, на улице вот-вот пойдет дождь, так что лучше уж мы с Сарой побудем в игровой комнате. Паулина кивает. – Вовсе не обязательно выходить в город каждый день, – говорит она, многозначительно смотря на меня. Затем ее взгляд падает на баночки с вновь назначенными лекарствами, стоящими на прикроватной тумбочке. Домработница всем телом подается в ее сторону, навалившись на подушки. И тут посреди кровати в складке одеяла я вижу любимую куклу Пэтти, устремившую прямо перед собой неподвижные голубые глаза. На фоне огромного ложа и двух взрослых женщин, расположившихся по обе стороны от нее, она кажется совсем крохотной. Колетт берет ее в одну руку и, держа на ладони, ласково поглаживает указательным пальцем другой. – Знаете, – говорит она, – эту куколку презентовала нам мисс Фонтейн, наша первая няня. – Колетт прижимает фигурку к груди. – Ты помнишь, Пэтти? Она подарила тебе целую кукольную семью. Ребенка-малютку в коляске, его маму и папу. А потом она принесла нам вот эту куклу, потому что она больше похожа на тебя – это ведь девочка примерно твоего возраста. И мы тоже назвали ее Пэтти. Колетт передает фигурку Паулине. Та, в отличие от меня, спокойно берет ее в руки. Интересно, сколько раз за последние двадцать лет ее просили подержать эту куколку? – Сара, – говорит Колетт, – вы не поможете Паулине и Пэтти навести порядок в игровой комнате? – С этими словами она встает с кровати, а затем устремляет взгляд на то место, где только что сидела: – Вот и хорошо, дорогая. Тебе помогут прибраться. Паулина тоже встает с кровати и, подойдя к двери, останавливается рядом со мной. – Подождите, – окликает ее Колетт. Она смотрит на нас с домработницей: – Пожалуйста, возьмите Пэтти за руки. Я смотрю на Паулину. Она, опустив и чуть отставив в сторону одну руку, вытягивает пальцы. При этом она, наклонив голову, пристально смотрит на меня, видимо, давая понять, что мне следует сделать то же самое. Я повинуюсь – притворяюсь, будто беру за ручку ребенка, хотя в пальцах у меня только воздух и больше ничего. Как только мы отходим достаточно далеко, туда, где Колетт наверняка не сможет нас видеть, я опускаю руку. Паулина шагает впереди меня в сторону игровой комнаты, и я следую за ней. – Подождите, сейчас вы увидите, что она натворила, – говорит Паулина и толкает дверь игровой. Похоже, что накануне ночью Колетт побывала здесь и раскрасила детскими красками все вокруг – если, конечно, это можно так назвать. Большие листы бумаги прикреплены к некоему подобию мольберта и размалеваны, пол и ковер под ними заляпаны красными и желтыми кляксами акриловой краски. Видимо, Колетт наступала на них, потому что на полу между доской и окном отпечатались следы ее каблуков. Еще шесть огромных рисунков лежат на полу и сохнут. На них извилистыми линиями изображено что-то похожее на дом, солнце и, кажется, дерево – Колетт рисовала так, как это обычно делают дети. По всей видимости, новые препараты, несколько усмирив ее активность в течение дня, прибавили ей энергии в вечерние и ночные часы. Паулина, наклонившись, поднимает с пола флакон с моющим средством, встряхивает его и начинает опрыскивать запачканные пол и ковер, предварительно попросив меня отойти в сторонку, чтобы я не разносила акриловые краски по всей комнате. Покончив с этим, домработница говорит, что надо подождать десять минут, прежде чем пятна можно будет начать оттирать бумажными полотенцами. Подойдя к книжным полкам, я провожу пальцем по корешкам. «Красная Шапочка», «Спящая красавица», «Сказки братьев Гримм» в твердом переплете. – Я думала, что здесь будет очень много фотографий Пэтти, но это не так. Почему? – интересуюсь я. – Хозяева их не хранят, – говорит Паулина и пожимает плечами. Я вспоминаю единственный образ девочки, который мне довелось видеть, – небольшого формата снимок в тоненькой рамочке, да и то прикрытый каким-то платком. Я еще не видела ни других фото, ни написанного на заказ портрета маслом, ни альбома с младенческими снимками Пэтти – а я рассчитывала, что к этому времени Колетт мне его покажет. Я не обнаружила нигде – ни в гостиной, ни в кабинете Стивена – никаких пустых рамок для фотографий. Никаких семейных портретов, никаких снимков улыбающейся малышки. – Почему ничего этого нет? – интересуюсь я у домработницы. – Тем, кто еще не полностью вошел в курс дела, Колетт клянется, что и так видит дочь с утра до вечера. Мол, ее портрет ей ни к чему. У нас есть только одна фотография девочки – в малой гостиной, но она находится в той части дома, в которой Алекс не бывает. – А почему он этого не делает? – Это комната, в которой находилось тело Пэтти, когда она умерла. С тех пор Алекс там больше не появляется. С искренним удивлением я говорю:: – Но почему бы им не держать в доме больше фотографий Пэтти? Да, я понимаю, произошла трагедия. Но разве у мистера Алекса нет желания сохранить воспоминания о дочери? – Я не знаю, – говорит Паулина со вздохом. – Кто знает, что творится у него в голове. Я работаю на него много лет и так и не научилась его понимать. Может, у него сердце разрывается при виде лица дочери. Или он думает, что, если убрать ее снимки, его жена в конце концов избавится от наваждения и выздоровеет. Может, он все же верит, что она сможет смириться со смертью девочки. – Паулина снова вздыхает: – Но, похоже, нет ничего, что могло бы улучшить ее состояние – кроме вашего присутствия. То, что в доме есть няня, помогает ей. Я бы сделала все по-другому, но кто я такая, чтобы судить? Я никогда не теряла ребенка и не проходила через то, через что прошли члены этой семьи. Слушая домработницу, я лишь покачиваю головой. – Каждый по-своему переживает горе, – добавляет Паулина, глядя на меня. – Вас не было с нами все эти годы, так что не вам судить. В доме, однако, по моим наблюдениям, отсутствуют не только снимки Пэтти, но и свадебные фотографии Колетт и Алекса. Нет также фото, сделанных во время медового месяца, как и детских фотографий Стивена. В доме Бэрдов полно невероятно дорогих фресок и гобеленов, других бесценных произведений искусства, в том числе подлинников уникальных картин в золоченых рамах, но никаких изображений живущих в доме людей. – Знаете, – говорит Паулина, – вообще-то идея дать ей ту куколку принадлежала не только мисс Фонтейн. Я настороженно смотрю на домработницу.