Глава 45 Мы вовсю занимаемся планированием дня рождения Пэтти. Заказ на доставку продуктов сделан, на праздничный торт – тоже. Все это, к радости Колетт, привезут одновременно. Она полагает, что, если я буду заниматься каким-нибудь делом, мне будет легче пережить обрушившееся на меня горе. Однако я ни о чем и ни о ком не могу думать, кроме Джонатана. Я слышу, как Паулина разговаривает по телефону с представителями детского развлекательного центра в Бостоне, откуда должны доставить карусель. – Нет, нас не устраивает, что все детали и механизмы прибудут одновременно. Нам нужно, чтобы их доставляли поэтапно, – говорит домработница, а затем, видимо, выслушав ответ собеседника, продолжает: – Да, верно. Распределите весь процесс доставки на двухнедельный период. Все придется поднимать на верхний этаж здания на грузовом лифте. – Снова следует пауза. – Да, большое вам спасибо за понимание. Мы с нетерпением ожидаем прибытия оборудования. Мы с Паулиной обмениваемся понимающими взглядами, и я вижу, как она раздраженно стискивает зубы. Никому из нас не хочется, чтобы соседи видели, как детали карусели будут поднимать в пентхаус, и сплетничали по этому поводу. Все это надо сделать, не привлекая чьего-либо внимания. – Это будет очень важный день, большое событие, – говорит, обращаясь ко мне, Колетт. – Нам надо начинать думать о том, кого мы пригласим на день рождения Пэтти, уже сейчас. Я невольно поднимаю брови: у меня по-прежнему не укладывается в голове, как мы решим вопрос с гостями, то есть что они подумают, когда поймут, что Пэтти, то есть именинницы, на самом деле не существует. – Знаете, мне хочется дать гостям побольше времени, чтобы подготовиться к празднику, – продолжает Колетт. – Нам нужно позаботиться о том, чтобы все приглашенные смогли принять в нем участие – раз уж для нас это самое важное событие в этом году. Я жду, что Колетт сейчас представит список гостей, которых следует пригласить. В него, по всей видимости, будут включены имена детей, живущих в том же доме, хотя, скорее всего, этим дело не ограничится. Разумеется, в список должны попасть те, кого Колетт помнит. Но проблема в том, что им сейчас должно быть по двадцать или чуть больше лет. У кого-то из них, возможно, уже есть свои дети. Однако, вопреки моим ожиданиям, Колетт не передает мне никакого списка – и при этом выжидательно смотрит на меня. Проходит минута. Я продолжаю смотреть на миссис Бэрд, не понимая, что от меня требуется. Выражение глаз Колетт начинает меняться – в нем мелькает тень раздражения. И тут вдруг до меня доходит, к чему она клонит. Мои плечи резко расправляются словно сжатая, а затем отпущенная пружина. Колетт хочет сказать, что список гостей должна составить я сама. Но я тем более не знаю никаких детей, которых можно было бы включить в число приглашенных. – Я уверена, что вы об этом позаботитесь, – говорит Колетт, вставая с дивана. – Речь идет о тех детишках, которых мы уже приглашали на праздники, устроенные в честь Пэтти… Каких еще детишках? – Это те дети, с которыми Пэтти любит проводить время… – продолжает Колетт. – Я хочу, чтобы рядом с моей дочкой в день ее рождения были ее лучшие друзья. Но мне прекрасно известно, что таких детей нет. От отчаяния мне хочется кричать. Какие дети? Не могу же я ходить по улицам и стучаться в двери соседних домов, чтобы набрать нужное количество гостей. Родители будут смотреть на меня как на сумасшедшую. К тому же многие жители Верхнего Уэст-Сайда могут знать Бэрдов, а следовательно, им почти наверняка известно, что Пэтти давным-давно умерла. Если они начнут обсуждать мой визит, слухи о нем очень быстро распространятся по всему району. Никто из тех, кто проживает в радиусе двадцати кварталов от дома Бэрдов, ни за что не поведет своего ребенка или детей на день рождения к Пэтти Бэрд, которой уже два десятка лет нет в живых. Не сомневаюсь, что вся эта история распространится по городу со скоростью лесного пожара. Я думаю обо всем том, что мы уже проделали, планируя и готовя детский праздник. Например, о заказанных продуктах, сладостях и украшениях. Можно ли пригласить на такой праздник детей-актеров? Например, какую-нибудь детскую актерскую труппу с Бродвея, хорошо заплатив? Однако сиюминутный энтузиазм, который вспыхивает в моей душе при этой мысли, тут же угасает, и плечи мои снова ссутуливаются. Я понимаю, что эта идея никуда не годится. Люди не смогут держать рты на замке. Наш детский праздник будет роскошным и необычным – и вокруг него неизбежно возникнут всевозможные сплетни. Люди начнут судачить о том, что Колетт давно уже пора отправить в сумасшедший дом. Я должна собрать на мероприятие людей, которые будут молчать. Но как? И где их взять? Как решали эту проблему няни, которые работали в доме Бэрдов до меня? – Ладно… – медленно произношу я, а мой мозг тем временем лихорадочно работает. Я смотрю на Паулину в надежде на то, что она мне что-то подскажет – например, куда можно обратиться, чтобы собрать на день рождения Пэтти достаточное количество детей. Но Паулина, забрав со стола чашки с остатками кофе, выходит с кухни. – Еще нам нужно будет подготовить и разослать приглашения. Я знаю отличное место, где их можно напечатать, – говорит Колетт. – Вы не возражаете, если мы совершим еще одну прогулку и посетим типографию? В типографию нас отвозит Генри. Когда мы прибываем на место, я пытаюсь как можно подробнее расспросить Колетт о том, чего именно она хочет. Например, кому рассылать приглашения? И где мне найти детей, которые примут участие в празднике? В конце концов, она устраивает подобные мероприятия уже двадцать лет подряд и, конечно же, сможет рассказать мне, как именно она все организовывала прежде. Кого именно она привозила в пентхаус здания на Западной Семьдесят восьмой улице и рассаживала вокруг праздничного стола? Кто распевал традиционную песенку «С днем рожденья тебя»? Не может быть, чтобы это были только Колетт, Паулина и одна из нянь. Если только речь не идет о воображаемых детях. Нельзя исключать, что Колетт просто сделает вид, что на празднике присутствуют ребятишки. То есть она просто убедит себя в том, что мы разослали приглашения, а на самом деле они отправятся в помойку. Колетт тем временем с радостным воодушевлением разглядывает образцы открыток и рассуждает о виньетках и макетах, восхищаясь вариантами цветных композиций художников, работающих в малых жанрах. – Нужно, чтобы дети приехали с родителями, – сообщает она мне. – Нельзя, чтобы их просто оставили одних, как в прошлый раз. Я хочу, чтобы кто-то сопроводил их до квартиры. Я с трудом подавляю новую вспышку беспокойства – выходит, надо будет собрать еще и воображаемых родителей? – К тому же нужно, чтобы дети были красиво одеты, – продолжает Колетт. – У нас будет карусель, на которой все они смогут кататься, но они должны быть нарядными. – Колетт с улыбкой смотрит на меня: – Надеюсь, вы сможете решить и этот вопрос, дорогая? Я пытаюсь что-то ответить, но лишь беззвучно шевелю губами. Колетт разглядывает еще один набор открыток, которые можно использовать в качестве бланков для приглашений. – Я не хочу, чтобы вы все сделали так, как это в прошлый раз устроила Анна, глупая девчонка. Никто не пришел – вы можете такое представить? – Колетт обхватывает ладонью собственное горло. – Я серьезно – никто, Сара. Я ее чуть не убила. Она заявила, что разослала приглашения, а потом спросила у меня, вижу ли я приехавших на праздник детей. Но там никого не было. А она все тыкала в пустое место пальцем и твердила: «Да вот же они. Вы что, не видите?» Но никаких детей не было. Это был такой позор. Нам пришлось как-то отвлечь Пэтти и перенести праздник – иначе бы девочка ужасно расстроилась. Вот, значит, как. Я едва не совершила ошибку, которую до меня уже допустила Анна. Выходит, мне придется искать где-то реальных малышей для участия в реальном детском празднике. То есть мне предстоит убедить их матерей приехать к Бэрдам и привезти с собой ребятишек. Ну и каким же образом, спрашивается, я смогу это сделать? Я открываю на своем телефоне сервис «Гугл Карты» и начинаю изучать местность сначала в радиусе тридцати, а потом сорока кварталов от Западной Семьдесят восьмой улицы. Через некоторое время мое внимание привлекает одна из улиц Гарлема, а именно 125-я. Колетт, держа в руке еще один, уже далеко не первый альбом с образцами, показывает мне очередной понравившийся ей вариант приглашения. Рисунок в светлых пастельных тонах. На нем изображен ездящий по кругу игрушечный поезд, из окон которого высовываются улыбающиеся мультяшные персонажи – львы и зебры. На площадке последнего вагона висит клоун. Над поездом большими яркими буквами написано: «Вы приглашены!» Я смотрю на открытку и чувствую, как земля начинает уходить у меня из-под ног. Резкий спазм сводит живот. Едва успев наклониться, я содрогаюсь в мощном приступе рвоты. Глава 46 – Что происходит? – вскрикивает Колетт и, отпрянув, в шоке смотрит на мгновенно отброшенный ею и теперь лежащий на полу альбом, залитый рвотой, и лужу вокруг него. К нам подбегает женщина-менеджер. Увидев меня и отвратительную массу, распространяющую кислую вонь, она, прижав ладони ко рту, разворачивается на каблуках и исчезает где-то в глубине помещения – наверное, она собирается принести тряпку или бумажные полотенца. Я, глядя на результаты содеянного мной, понимаю, что ей скорее понадобится ведро с водой и швабра. Сгорбив плечи, я стараюсь не запачкать одежду – точнее, одежду Колетт: на мне ее кашемировый свитер, который она, скорее всего, больше никогда не наденет. – Ради бога, извините… – бормочу я, морщась от бьющего мне в ноздри омерзительного запаха. Я никак не могу объяснить случившееся. Приступ рвоты оказался очень сильным и совершенно внезапным. Еще за какие-то полсекунды до того, как Колетт показала мне образец приглашения, я чувствовала себя абсолютно нормально. Теперь открытка с игрушечным поездом и улыбающимися животными безнадежно загажена. – Простите, – повторяю я, чувствуя, что готова буквально провалиться сквозь землю от смущения. Со мной давно не случалось такого, а уж тем более в шикарном магазине, где из динамиков негромко звучит Четвертая симфония Брамса, а полы застелены дорогими коврами. К моему ужасу, остатки моего завтрака – а я с утра успела съесть круассан с малиновым джемом – валяются на полу всего в нескольких дюймах от дизайнерских туфель Колетт. Возвращается женщина-менеджер с целой упаковкой бумажных полотенец. На ее мрачном лице одновременно читаются злость на меня и озабоченность по поводу неожиданного происшествия. Запах, который быстро распространяется вокруг, просто отвратителен. Альбом с образцами приглашений безвозвратно погублен. Ковер придется чистить шампунем. Магазин наверняка придется закрыть до вечера. Колетт, как и женщина-менеджер, тоже действует быстро. Она старательно вытирает меня бумажными полотенцами и делает все возможное, чтобы отчистить те места на одежде, на которые все же попали брызги слюны и рвоты. Затем она спрашивает менеджера, где находится ванная комната. Женщина указывает ей путь, и Колетт осторожно ведет меня в нужном направлении, приобняв одной рукой за плечи. – Вы в порядке, Сара? – спрашивает она, едва успев притворить за нами дверь в санузел. – Что произошло? Может, у вас пищевое отравление? Или расстройство желудка? Вам нужен врач? – Со мной все будет хорошо, – говорю я и наклоняюсь, чтобы умыться холодной водой. Затем я тщательно выполаскиваю рот и сплевываю в раковину. – Бедная, бедная девочка. Мне так жаль, что вы плохо себя чувствуете. – Колетт достает из сумочки несколько бумажных носовых платков и смотрит на мое отражение в зеркале. – Вы такая бледная. Я тоже внимательно вглядываюсь в собственное отражение. Лицо у меня действительно сильно побледнело, глава ввалились, на лбу выступила липкая испарина. – Давайте-ка покажем вас врачу, – предлагает Колетт, похлопывая меня по спине. – Я вас отвезу. Через несколько минут мы с ней выходим из магазина. Колетт просит женщину-менеджера включить в счет весь нанесенный ущерб. – Мы все оплатим, – говорит миссис Бэрд. На улице мы некоторое время ждем, пока подъедет Генри. Я все еще пребываю в полуобморочном состоянии. Меня штормит. Качнувшись вперед, я, чтобы сохранить равновесие, инстинктивно делаю шаг назад и, стараясь не упасть, прислоняюсь бедрами к Колетт. Должно быть, все это результат недосыпа. К тому же, если не считать круассана, который Колетт заставила меня проглотить утром, со вчерашнего дня я практически ничего не ела. Сев в машину, я прислоняюсь виском к прохладному боковому стеклу и изо всех сил стараюсь не обращать внимания на пульсацию в голове. Автомобиль останавливается. Ехали мы совсем недолго. Колетт помогает мне выбраться из салона. Появляется медсестра. Меня сажают в инвалидное кресло и везут в здание и дальше по коридору. Я словно наблюдаю за всем этим со стороны – мое сознание затуманено. Я ощущаю ужасную усталость. Мне тяжело держать голову вертикально, и я склоняю ее на плечо. Глаза слипаются. Тошнота отступила, но теперь у меня ужасно стучит в голове… – Где мы? – спрашиваю я едва слышно, но даже это дается мне с большим трудом. Язык словно окаменел. – У доктора, – говорит Колетт. Она идет по коридору рядом со мной и медсестрой, которая толкает инвалидное кресло. Мы минуем несколько дверей. Неужели мы все же приехали к семейному доктору – тому самому, которого Колетт так ненавидит? Нет, она бы вряд ли так со мной поступила.