В купальнях по предрассветному часу было тихо. И благостно. Горячая вода. Местное мыло, пусть и не духмяное, темное, но едкое. И грязь, казалось, слоями сползала с кожи. И сама эта кожа делалась тоньше. Мягче. Боярская, чтоб ее… …вода, поначалу злая — чуяла стихию иную, враждебную, — норовила обжечь, но после смирилась, успокоилась. Она стекала по шее, по плечам, унося усталость. Арей и не понял, насколько устал. …громко, упреждающе хлопнула дверь. И в купальню заглянул мрачный Еська. — Живой? А и хорошо… до холеры… матушка тебя видеть желает… немедля, — он говорил и глядел под ноги, и вряд ли от излишнее стыдливости. А после вскинулся, тряхнул головой. — Матушка… ты слушай ее… она хорошая… когда ей что-то надо, она очень хорошая. Только не спеши соглашаться. И усмехнулся так, кривовато. — Это как на рынке… на первую цену товар не берут. Арей кивнул: мол, понял. Испугался? Нет. Отнюдь. Устал он бояться. Преисполнился надежд? Скорее уж опасений. Дела царские его не касались, а раз уж коснулись, то с этакого прикосновения и без шкуры свежестиранной остаться недосуг. — Я тебе там одежки принес… ты вроде с Евстей одного сложения, авось и подойдет. — У меня своя имеется. Про одежду говорить безопасней, нежели про царицу и планы ее, про которые Еська если и не знает, то всяко догадывается. — Имеется, — согласился Еська и палец в ухо засунул, поскреб. — Только нечего матушку ее видом смущать… небось царица, а не просто так… и не кривись. Чистое все. Шелковая рубаха. Кафтан черный из бархату. Благо, ни каменьев, ни золота. Простая одежа, если б не ткань — мягкая да текучая, к телу льнущая, — вовсе б обыкновенной была. А сапоги Арей свои надел. Пусть помятые, истоптанные изрядно, зато по ноге. Еська за одеванием наблюдал молча. Только, пояс протянув, заметил: — Думаю, голова у тебя есть, потому и сообразишь, что в ее присутствии лучше помалкивать. И не колдовать. Она этого очень не любит… …ждали. …родич дорогой хмур, что туча грозовая. Набычился, но ни слова не сказал. Только окинул с ног до головы цепким взглядом. …повели. …тропа сама собой раскрылась в каменной толще, и только слышно было, как где-то далеко, а может, и близко, ворчит Хозяин, приговаривает, что, мол, утратили люди совесть всяческую, ежель приличную нечисть по-за всяких глупостев от дел отрывают… Узкая тропа. Как боком протиснуться. Прямая, что тетива. Идешь, а будто бы стоишь. Вязнешь в каменной громаде стен. Неуютно. Опасливо. А ну как здесь Арей и останется? Случалось в истории и такому… кажется, с Войгардом Трусливым, который, вместо того чтобы врагам отпор дать, велел поджечь город и сам попытался скрыться. Да то ли магик при нем был подкуплен, то ли неумел, а может, и нежить подшутить велела, но остался он в камне… в летописях сказано было, что его три дня и три ночи выбивали… …зачем? Дела давно минувших дней. И не о них думать следует, но о царице. Кто донес, что Арей… …родственничек. Больше некому. …или тот доброхот, который грамотку оставил? …или еще кто? Когда это он успел ввязаться в придворные игрища? Или… правом крови? Под ногу подвернулся коварный камень, и упасть бы, да не позволили, подхватили под локоток в притворной заботе. — Ты, родственничек, — шепот Киреев прозвучал презловеще. — Не спотыкайся, а то еще помрешь тут, что тогда? Матушка огорчится… — Зачем меня… — Сама расскажет. И ты, будь добр, выслушай… я понимаю, что с огнем сладить тяжело. И кротостью норова ты в прежние времена не отличался, а все одно, когда чего-нибудь сказать захочется, дай себе труд подумать минуточку, надо ли сие говорить… Какое доброе напутствие. И забота такая, что прослезиться впору. А тропа закончилась. Вывела к пустырю. Серый. Тоскливый, что погост при Чумной слободке. Только не хватает, что крестов упреждающих с белыми полотнищами. А так… трава реденькая из земли поднимается. Деревца кривые торчат, то ли растут, то ли для пущей зловещности поставлены. Листочков на них скудненько. Небо и то посмурнело. — Живописненько. — Арей озирался. Высилась неподалеку каменная ограда. Значит, место сие рядом с Акадэмией находится… странно, Арею мнилось, что он все окрестности изучить успел. А вот такой живописный пустырек и пропустил. Огорчительно. — И куда дальше? — А туда… — Кирей указал на кривобокий дубок, который поднимался над холмом. Как холмом… холмиком… …склепом. Старым склепом, который успел опуститься в болотистую жирную землю. А может, она приподнялась, обняла его влажноватым покрывалом мхов, расцветила желтым лишайником, пытаясь хоть как-то украсить камни. Глыбины сложены были плотно. Тесно одна к другой. Над ними воздух дрожал, будто от жара. — Здравствуй, Арей. — Царица сидела на скамеечке у приоткрытых ворот. Проржавелые, они гляделись до того хрупкими, что тронь — и рассыплются. Ложь. Арей это почуял. И магию, окружавшую это место плотным коконом. Магия эта была незнакома ему, густая, она потянулась к Арею, оплела, обволокла паутиной. Первым порывом было смахнуть эту паутину. Избавиться. Но Арей сдержался.