Глава девятнадцатая Москва 15 июля 1945 года В районе полудня муровцы и бойцы НКВД отправились в обратный путь. Служебная легковушка ехала первой. Рядом с Петром Степановичем сидел хмурый Васильков. На заднем сиденье расположились два бойца с автоматами, охранявшие раненого Антона. На ноге у него была бинтовая повязка, руки были спутаны веревкой. По испачканному лицу текли слезы. Следующим трясся на кочках неровной дороги немецкий «Wanderer», управлял которым Ефим Баранец. Все приготовленные для дальней поездки вещи оставались на месте: фибровый чемодан, канистра, хромовые сапоги. Замыкала колонну полуторка. В ее кузове на узких лавках сидели солдаты, у заднего борта лежало бездыханное тело Казимира. У моста колонна остановилась и подобрала Бойко с бойцами. – Взяли главаря? – воодушевленно спросил он Ефима. – Мимо нас несколько грузовых на остров проехало. Мы не стали тормозить – на вас понадеялись. Нажав педаль газа, Баранец расстроенным голосом поведал: – Застрелился, гад. Мы не успели ничего сделать. Крепкий попался орешек… С ним еще сынок был, убежать хотел, но Васильков его аккуратно в ногу подстрелил. В общем, взяли сынка, только он, похоже, не в курсе папашиных дел. Олесь тоже сник. – А я уж думал, все, закончили с этим делом. Вот черт… Теперь вся надежда на Харитоныча. * * * Спустя сорок минут колонна остановилась у парадного подъезда Управления московского уголовного розыска. Пока выгружались, из кабинета примчались Старцев и остальные сотрудники группы. Первым делом Иван кинулся к фронтовому товарищу. – С Валентиной все в порядке. Освободили и отвезли в общежитие. На ней ни царапинки, только перенервничала. – Фух, – выдохнул Васильков. – Спасибо, дружище. Только вот мне тебя обрадовать нечем. – Выкладывай. Мы уже тут извелись. Надо у начальства рации пробивать, чтоб оперативно переговариваться. Бойко с Баранцом тем временем опустили задний борт полуторки. Все сгрудились у открытого кузова. – Колоритный типаж. Такого трудно не узнать, – проговорил Иван. – Значит, тайну золота он унес с собой? – Выходит, так, – сказал Александр с нотками вины в голосе. – Он нас и близко к себе не подпустил. Как увидел, что автоматчики окружают, так и загнал себе пулю в лоб. Ни секунды не дал на размышление. – Понятно. – У вас, значит, тоже осечка? Старцев заметил, как два бойца помогли вылезти из машины раненому молодому человеку. – Тоже осечка… А это кто еще? – Сын его, Антон. Шел вместе с отцом к спрятанной в лесу машине. Я хотел с ним поговорить по дороге, но он сильно расстроен смертью отца. Замкнулся, не отвечает. – Василий! Пусть его осмотрит врач и в «допросную»! – распорядился Иван. И повел Александра к подъезду, заканчивая на ходу рассказ о результатах работы в Марьиной Роще. – «Малину» нащупали быстро, подготовились, провели штурм. У них была в разгаре знатная гулянка – почитай все сидели за столом. Хлопнули одного, правда, и сами потеряли командира роты капитана Когута… Нормальный был мужик, фронтовик… Отыскали Валентину – она в подполе сидела. Потом перевернули весь дом: от подпола до чердака. Нашли богатый арсенал, боеприпасы, с килограмм золотых и серебряных украшений с камешками, крупную сумму денег. А золото из коллекции Шлимана как в воду кануло. Полчаса назад закончил допросы по первому кругу. Двое раскололись. Говорят, будто главарь загнал все золото оптом какому-то барыге за Даниловской заставой. Будто этот барыга давно специализируется на скупке редких краденых драгоценностей. Надо будет раскинуть мозгами и проверить по картотеке. Выслушав друга, Васильков окончательно помрачнел. – Все в голове перемешалось… Сколько у нас осталось времени? – Сегодня последний день. В восемнадцать ноль-ноль комиссар Урусов будет докладывать наверх о результатах. – Получается, что я видел главаря последним, – пробормотал Александр. – Держал в руках нить расследования, мог узнать, где золото, и бездарно упустил единственную возможность. – Ты, Саня, не кори себя за смерть Железнова, – приобнял его Иван. – Что мы можем сделать, если человек надумал свести счеты с жизнью? Ничего. Мы же не всесильны. Ты и так много сделал: организовал отличную армейскую операцию, в результате которой отыскал главаря и его машину. Это же – как иголку в стоге сена! А до этого дважды сдвинул расследование с мертвой точки. За разговором они дошли до кабинета. – Есть хочешь? Предлагаю выпить по кружке крепкого чаю. А потом в «допросную», займемся бандитским сынком. * * * К началу допроса Антон привел себя в порядок и выглядел намного лучше, чем часом раньше. Рану врачи обработали, перевязали, и теперь о незначительном повреждении говорила лишь испачканная кровью левая брючина. Молодой человек умылся, отряхнул от травы и пыли одежду. Конечно, мысли о недавней смерти отца не оставляли его. Однако замкнутость прошла, и на вопросы он отвечал охотно. Старцев сидел перед ним за столом. Штатный писарь занимал свое место в углу «допросной». У второго окна – чуть позади допрашиваемого – стояли трое: Васильков, Егоров и Бойко. Антон только что вкратце рассказал автобиографию. Все присутствующие внимательно, не перебивая, выслушали его. – Значит, лишившись матери, вы с полутора лет воспитывались у двоюродной бабушки? – уточнил Старцев. – Да, у бывшей актрисы оперетты Михелины Михайловны Блювштейн. – А она знала, чем занимается ваш отец? – Разумеется, нет, – удивленно и в то же время уверенно ответил молодой человек. – Она была интеллигентным и правильно воспитанным человеком. Никто об этом не знал. – Когда отец рассказал вам о своей принадлежности к преступному миру? – Я же говорил: сегодня утром. Он почему-то назначил встречу на шесть пятнадцать и очень торопился. Только позже я догадался: он хотел побыстрее уехать из города… Василькову ужасно хотелось спать. Веки закрывались сами собой, голова падала на грудь. Ровно в таком же состоянии пребывали и другие муровцы. И все же они старались держаться. Александр невольно наблюдал за арестованным сыном главаря и за Иваном. Друг, как ему казалось, не доверял показаниям Антона и всячески старался подловить его на какой-нибудь неточности. – Хорошо. Допустим, вы не знали и даже не догадывались об истинном лице своего отца. Но почему же вы не поставили в известность правоохранительные органы, когда обо всем узнали? Вопрос поставил парня в тупик. – Трудно сказать… – мотнул головой арестованный. – Он любил меня и очень хорошо относился… В этот момент дверь «допросной» приоткрылась, из коридора заглянул Горшеня, недавно отправленный Старцевым к военному комиссару Москвы. Игнат неслышно просочился внутрь и положил на стол картонную папку с личным делом Антона Квилецкого. Развязав тесемки, Иван раскрыл папку и начал знакомиться с характеристиками и другими, представленными в личном деле, материалами. * * * Через полчаса отношение Старцева к сидевшему перед ним парню кардинально изменилось. – Как же ты так, Антон? – потеплевшим голосом спросил он. – Прошел всю войну, от первого до последнего дня. Артиллерист, младший сержант. Получил осколочное ранение. Награжден орденом и двумя медалями. – Простите… – Глаза парня снова наполнились слезами. – Но я не мог предать отца. Не мог… Это был тяжелый момент. Наступила тишина. И даже писарь, повидавший в «допросной» всякое, перестал писать, поднял голову и с сочувствием смотрел на молодого человека. Однако время поджимало. До шести вечера, когда Урусов должен доложить наркому о результатах расследования, оставалось немного. – Антон, нам нужна твоя помощь, – мягко произнес Старцев.