— Слушай, забери Тихона. Я не сразу понял, о чём она. Какой ещё Тихон? Подумал, что и она после алкокалипсиса злоупотребляла совсем не водой. Вообще, есть ли у неё доступ к питьевой воде? Ох, я ведь ни разу не поинтересовался, как она живёт-то теперь. Почему-то казалось, что Ритка далеко и у неё теперь всё хорошо. — Ну, чего молчишь? — вновь заговорила она. — Тихона заберёшь? — Какого ещё Тихона? Голос её хоть и казался трезвым, всё же меня одолели сомнения. — Все мозги уже пропил, собака сутулая, — беззлобно выругалась она. — Кота нашего, Тишку. Забыл, что ли? Тишка! Тишку, конечно, я помнил. Когда Ритке сказали, что детей у неё быть не может, она такая понурая ходила, будто бы жизнь закончился. Тогда-то я Тишку и подобрал, мелкого, плюгавого, но забавного. А теперь, поглядите-ка, Тихон из него вырос. — Так… что с Тишкой? — почему-то я думал, что уж Ритка точно о коте позаботится, но теперь уверенность испарилась. Неужели прокормить не может? — Да нормально с ним всё. Просто мы переезжаем в чистую зону. Ну, там, знаешь, вода дешевле, маргиналов нет, туда даже закодированных не берут, только сознательных людей. — Ну, поздравляю. Рад, что тебя алкокалипсис не затронул. А почему Тишу с собой не хочешь взять? — Да нельзя туда с животными. Ну, то есть, можно, но только с такими, сельскохозяйственными. А какая хозяйственность от Тихона? Он даже мышей боится. В общем, пристроить мне его надо. — Понятно. Со скотом, значит, можно, а с котом — нельзя. Ритка нервно рассмеялась. — Ну, так что, заберёшь кота? — Рит, да я ж из города уехал сразу после… — так и не смог выговорить слово «развод». — А транспорт, сама знаешь, не ходит ничего. Ни автобусы, ни эти, как их, поезда… — Понятно, — вздохнула она. — Придётся выбросить. — Кого⁈ — Тихона. — Д-да как это? — я поперхнулся. — Ну, не берут в чистую зону с животными. Что ж мне теперь погибать среди алкашей из-за кота? — Да как же выбросить-то? Он ведь погибнет! Его ж алкаши на закуску пустят. А если и не пустят, то что он сам-то жрать будет? Ему даже воды не найти! — Юр, мне уезжать через два дня. Я тоже нормально жить хочу, а не вот это всё. — А Тишка? Он, что ли, не хочет жить? — Раз сердобольный такой, вот и забери его себе. Придумай что-нибудь. Ты ж мужик, в конце концов. Она отключилась. А я продолжал ругать её мысленно. Это ж надо такой быть, кота нашего, которого с мелкого задохлика выходила, бросить. У меня это в голове не укладывалось. Хотя, наверное, она всегда такой была. Сначала меня выбросила, теперь, вот, котика… В голове билась только одна мысль — Тишку надо спасать. Пока я с этой Риткой жил, мне ж кот самым близким человеком и был. Эх, что ж я сразу-то Тишку у неё не отвоевал-то?.. Я начал прикидывать, как добраться до Москвы. Самолёты перестали летать почти сразу — трезвого пилота попробуй сыщи теперь. А если б и летали, облака-то теперь из паров спирта, считай, состоят. Это ж небо загорится, если на реактивном лететь. На автобусах стало слишком опасно ездить. Да и на машине теперь далеко не уедешь. Гаишники не справляются с контролем пьяных за рулём, да и сами не брезгуют из-под крана глотнуть чего-нибудь. Оттого на дорогах полный беспредел. Поезда, я слышал, ещё ходят, но только товарняки. Про пассажирские — не в курсе. Тут всего-то четыре сотни километров, а добраться не на чем, вот засада. — Юрка, дай колбасы! — донеслось из-за входной двери. Это что ж, сосед там так и стоит, что ли? Да, совсем немного я поспал. Прикинул, к кому бы из московских знакомых обратиться, чтоб кота забрали, но те, кому я доверял, не пережили алкокалипсиса. А к другим у меня доверия не осталось. Разве что по тому номеру позвонить… И я позвонил. — Слушаю, Юрий Александрович, — тут же отозвались на том конце. — Вы мне звонили, — напомнил я. — Да-да, готовы подъёхать? — Готов. Но только если вы поможете мне добраться до Москвы. — А вы не в Москве? — в голосе собеседника послышалось разочарование. — Нет, я в Навле. — Где? — послышался удивлённо-приглушённый вопрос, будто я какую секретную информацию выдал. — Четыреста километров от Москвы. Сможете меня забрать? — Я переговорю с Селивановым… — донеслось неуверенное. — Слушай, Срулёв, если не можешь, просто забери кота. — Вообще-то, моя фамилия Струнов. — Да какая разница? Просто кота, говорю, забери. Он в Москве. А я сам как-нибудь доберусь. Повисла пауза. И в этот момент дверь в квартиру едва не снесли. — Ну, ты дашь колбасы или нет, трезвенник хренов⁈ — Нет у меня колбасы! — заорал я так, чтоб и за дверью было слышно. — Я всё понял, — раздалось в трубке. — Заберём кота и колбасы для него найдём, — испуганно пробормотал Струнов. — Диктуйте адрес. Адрес я назвал. И теперь мне оставалось надеяться, что кот будет в безопасности в НИИ. И что Струнов не обманет. А после я позвонил бывшей и обрисовал ситуацию. — Ты с ума сошёл — давать мой адрес! — взбеленилась она. — А если это алкаши? — Да нет, он по голосу трезвый совершенно. — Для тебя, может, и трезвый, — фыркнула Ритка. — Я зашился, уже четыре месяца как стёклышко. — Как зашился, так и расшился, — она явно не понимала, что такое «торпеда». — В общем, как хочешь, отдашь кота моему коллеге. Позже я сам подъеду и заберу Тишку. Узнаю, что выбросила, хоть из чистой зоны, хоть из-под земли достану! — Ладно, Юр, передам я кота. Только ты Тихона забери потом, жалко всё-таки. Ага, жалко ей стало. То выбросить грозилась, а теперь, глядите-ка, жалость проснулась. Спать более не хотелось. Да и на работу, чуял я, больше не пойду. Даже если этот Струнов заберёт Тишку в НИИ, кота там я оставить никак не мог. Всё-таки НИИ биохимии — опасное место для животного. Мало ли какие вещества захотят на нём испытать. А я Тишку любил. В целом-то котов я не очень, шерсть от них, мяукают чего-то, жрут, опять же. Но у Тишки характер хороший, ведёт себя прилично, не гадит в тапки и урчит приятно. Хороший кот, сразу видно. Я пересчитал имеющиеся в наличии деньги — не так много, как хотелось бы. Но к поездке следовало подготовиться, продуктов в дорогу взять, на счёт транспорта разузнать. Доставляют же как-то продукты в наш магазин, да и не могло быть такого, чтоб спились абсолютно все. Если даже я смог бросить, то, наверняка, и другие трезвенники найдутся. Дождавшись, когда за дверью, наконец, стихнет, я вышел из квартиры и направился в магазин. Большая часть инфраструктуры прекратила своё существование. Я шёл мимо бывшего торгового центра, витрины которого теперь щерились стеклянными осколками, будто зубастые пасти. Чуть в стороне находилась библиотека — та выгорела дотла, один лишь остов виднелся. На улице ни животных, ни птиц. Город умирал… Хотя, какой это город? Так, посёлок небольшой. Если пойти в другую сторону, то окажешься на железнодорожной станции. Изредка оттуда всё ещё доносились гудки поездов. Машин на улицах не осталось. Точнее, кое-что, конечно, осталось, вот только оно явно не имело способности передвигаться. Или сожгли хулиганы, или разобрали металлисты. Да, металлолом всё ещё принимали, как ни странно. Я добрался до магазина, и, надо сказать, мне повезло — дошёл без приключений. Не нарвался на пьяную компанию, меня не попытались ограбить и даже не предложили выпить. Ближе к обеду посёлок по обыкновению своему засыпал. Белёсый полог из полупрозрачных этаноловых облаков не защищал от солнца, дождь не приносил прохлады, хотя шёл часто, зато воздух в посёлке сделался затхлым и душным. Запах этанола смешивался с перегаром, а от недостатка кислорода начинало мутить, пот застилал глаза, а во рту появлялся мерзкий привкус рвоты. На улицу выходить совсем не хотелось. Я всё больше сидел дома под кондиционером, включённым на полную мощность. Пары спирта легче воздуха и поднимаются выше. Не знаю, как будет этой зимой. Когда всё началось, прошлой осенью, концентрация этанола всё-таки была ниже, и снег выпадал обычный — пары так и оставались высоко над землёй, а дождь, если и шёл, то не такой крепкий. Всё началось не сразу, но я тогда не сразу заметил перемены. Понял, что мир изменился, когда сам уже до чёртиков допился. Но тогда ещё работали больницы, вот я и успел зашиться. Водка больше не лезла, а Васька, сменщик мой, тот и вовсе помер. Быстро так и незаметно — во сне. Вот тогда-то я и испугался впервые. Продавщица за прилавком дремала. Нетрезвая, но ещё не до конца опустившаяся, ещё похожая на женщину. С ярким, пожалуй, даже чересчур ярким макияжем и проглядывающим сквозь толстый слой пудры фингалом. Да, мало кого миновали пьяные побоища, и дам в них тоже не щадили. Полки в магазине покрывал толстый слой пыли, продукты на них перестали размещать из-за воровства. Весь скудный ассортимент хранился под прилавком или в холодильнике под замком. — Эй, — я стукнул кулаком по столу, — Мне четыре банка консервов. — А деньги-то у тебя есть? — женщина приоткрыла один глаз и косо посмотрела на меня. — Есть, — я вытащил купюры, но отошёл подальше, а то ведь и вырвать из рук может. — Ой, — кокетливо махнула дама рукой, будто я не консервы покупал, а на танец её приглашал. — Ну, ладно, сейчас принесу.