Джек дотянулся и плотнее задернул занавески. – Так лучше? – спросил он, и я кивнула. – Давайте-ка отступим на шаг и подумаем, что предпринять. – Может, включим свет? – подала голос Элси. – А то теперь я ни черта вокруг не вижу. Я поняла это, только щелкнув выключателем, когда свет от лампочки разлетелся до самых укромных уголков. Я слишком волновалась о сандвичах, чтобы заметить раньше. – Слоник, – сказала я. Мы все поглядели на каминную полку. Фарфорового слоника не было. Хэнди Саймон – Девяносто семь?! – Хэнди Саймон поискал глазами стул. У него подкосились ноги, но свободного стула не нашлось. – Девяносто семь? – повторил он. – Девяносто семь. – Мисс Амброуз ткнула пальцем в картонную папку. – Он вообще не выглядит на девяносто семь! Вот вы бы дали ему почти сто лет? Саймон сморщился от умственных усилий. Он подумал о своем деде, который провел последние годы в больнице Сен-Джон и умер, когда ему было далеко за восемьдесят, и о женщине из магазина на углу, которая отбилась от банды хулиганов единственно своей тростью и крепкой фразочкой, услышанной по телевизору. – Не уверен. Мисс Амброуз повторила: – Вы можете поверить, что ему девяносто семь? Саймон наконец понял, что это один из вопросов, которые задают не в расчете на аргументированный ответ, а просто в ожидании согласия собеседника. – Нет, – ответил он, – никак не могу. Он глянул в общую гостиную. Кабинет мисс Амброуз был со стеклянными перегородками, расчерченными решеткой, и казалось, будто смотришь сквозь прозрачную шахматную доску. Джастин убрал свой аккордеон в футляр, и большинство жильцов поплелись к телевизору. Габриэль Прайс сидел спиной к кабинету мисс Амброуз на одном из жестких стульев, обычно предназначенных для персонала. Но по повороту головы было очевидно, что он смотрит вовсе не на экран. – Происходит что-то странное, – произнесла мисс Амброуз. – Но что конкретно, я еще не поняла, пальцем показать не могу. Надо сказать, что мисс Амброуз со своим пальцем не была особенно надежна. А вот мисс Биссель и днем и ночью умела показать пальцем на что угодно с фантастической точностью. – Может, спросить у мисс Биссель? Едва Саймон услышал свои слова, как спохватился – зря сказал. Порой ему казалось, что между мозгом и ртом у него огромная дыра, в которую выпадают самые сокровенные мысли. – Ну, не будем же мы беспокоить мисс Биссель по любому поводу, Саймон? Саймон хотел ответить, но решил, что безопаснее молча покачать головой. – Следите за ним. – Мисс Амброуз кивнула на прозрачную стену. – А заодно приглядывайте за остальными. Флоренс Клэйборн в последнее время ведет себя очень странно. Не исключено, что настало время направить ее на осмотр к специалисту для окончательного решения насчет «Зеленого берега». Так Хэнди Саймон стал Матой Хари, что наполняло его осознанием собственной важности пополам с отвращением к себе. Саймон не любил ответственности. Большую часть жизни он прятался за угол, чтобы не попасться на пути этой самой ответственности, даже если, по его прикидкам, она маячила только в отдаленном будущем. Он шел через двор к парковке – гравий скрипел и разлетался из-под его кроссовок. Мотор завелся, стрелка часов встала ровно на полчаса, а из радио громко раздался прогноз погоды, сразу заполнивший салон. Облачно, туманно, ожидается похолодание. Выезжая за ворота, Саймон заранее знал, что женщина с паттердейл-терьером будет ждать на пешеходном переходе, пропуская машины, а мужчина во внедорожнике прикурит сигарету, пока стоит на светофоре. У начала дороги мясник будет убирать из витрины подносы, а женщина из магазина «Овощи и фрукты» понесет складную доску с рекламой. Если первый светофор будет зеленым, Саймон лишь мельком взглянет на витрины автомобильного салона – ему не придется глазеть на них целых три минуты, а если у цветочного магазина включить вторую скорость, он и второй светофор проедет на зеленый. Саймон помнил, что сразу после входа в парк нужно объехать люк. Если повезет, он припаркуется у самой закусочной. Продавец скажет: «Добрый вечер, мистер Саймон», подаст белый пластиковый пакет, и больше они и словом не обменяются до следующей недели. Сегодня Саймон будет ужинать на диване. Запрещать некому – матери уже нет в живых, и хотя новизна уже повыветрилась, он до сих пор помнит каждый раз, когда ел на диване. Потом бросит пакет и пустые картонки в мусорное ведро и выключит свет на кухне. Секунду будет смотреть на часы на микроволновке, слушая, как холодильник гудит себе под нос на заглушающем звуки линолеуме. Саймон никогда не страдал бессонницей, но в ту ночь он лежал в кровати и думал о театре незнакомцев, заполнявших его дни. Думают ли они о нем? Ему пришло в голову, что каждый человек тесно связан с другими, хотя они об этом не знают. Мысль отчего-то показалась Саймону утешительной, но он заснул, не успев разобраться почему. Флоренс Я перехватила взгляд Элси на Джека. В ее глазах уже было меньше сомнения. Извинений там совсем не было, но я их и не требовала: всему свой срок. – А ведь я вам говорила, что он сюда ходит! Говорила или нет? – не выдержала я. Джек подошел к каминной полке: – Интересно, почему он выбрал слоника? – Потому что слоны никогда ничего не забывают, – сразу же ответила я. – Это намек. Он дает понять, что у него хорошая память. Элси предупреждающе посмотрела на меня из угла. – Я всего лишь говорю правду! – заорала я. – Я бы хотела, чтобы ты говорила правду чуть тише, – попросила Элси. – Нужно сохранять спокойствие, Флоренс. Нужно думать. – Я говорю начистоту! – крикнула я. – Мне мало что теперь дозволяется делать, но пока я еще могу высказаться начистоту! – Если Ронни все-таки не утонул и новый жилец действительно он, – начала Элси, – зачем ему это делать, по-твоему? Столько лет спустя? – Не знаю! – отрезала я. Элси нахмурилась. Джек разглядывал каминную полку. – Это взлом и незаконное проникновение, пусть он и не оставил следов. – А вдруг он все еще здесь? – Я вскочила, но ноги меня не держали, и я медленно опустилась обратно в кресло. – Проверьте в других комнатах! Слышно было, как Джек обходит квартиру, открывая двери. Элси смотрела на меня. Я искала в ее глазах поддержку моим страхам. Второе, что вам нужно знать об Элси, – она всегда знает, что сказать. Я ждала от нее нужных слов. – Все будет хорошо, Флоренс. Если это и вправду Ронни, тогда, по крайней мере, он сделал первый шаг. Мы и похуже видали, правда? Я кивнула. Да, мы видали гораздо хуже. – Но если это он, то одно меня очень беспокоит. – Что? Я не сразу смогла ответить, но справилась с собой: – Кого тогда, черт побери, похоронили в 1953 году? Мой вопрос остался без ответа, вернулся Джек. – Все чисто, – сказал он и взял один из стульев. – Может, теперь вы и в остальное поверите, – с упреком говорила я. – И чем сомневаться во мне, поможете собрать доказательства, прежде чем меня отправят в «Зеленый берег». – Никто в тебе не сомневается. – Элси потянулась ко мне, но я сложила руки на коленях. – Сандвичи! – вдруг вспомнила я. – Представляете, в такую минуту я могу думать о бутербродах! У меня в сумке лежат. Давайте от них избавимся – завернем во что-нибудь и отправим в мусорное ведро, пока никто не отравился! Джек взял мою сумку, которую я бросила на край обеденного стола. – Здесь? – спросил он. – Да! Давайте вы. Выньте их оттуда. Не хочу к ним прикасаться. Джек открыл сумку и уставился внутрь. – Ну же, – поторопила я. Он долго смотрел в сумку, а когда опустил туда руку, то достал не бутерброды. Я уже поняла, что сейчас будет. Я поняла это еще до того, как увидела. Из сумки появился фарфоровый слоник. Я сидела в кресле с чашкой сладкого чая, который перед уходом налил мне Джек. Чай наверняка уже остыл – чаинки липли к стенкам и пытались вывалиться через край. На лбу у меня выступили бисеринки пота, и я знала, что на колготках у меня затяжка – задела ногой о тумбочку. Я чувствовала, как затяжка удлиняется с каждым моим движением. Квартира по-прежнему была пропитана энергией, бродившей в поисках применения. Мы сидели вдвоем, я и Элси, и нас обступал мрак. Я старалась разглядеть очертания мебели, но в темноте все изменилось.