Киирис ошарашенно уставилась на невесть откуда взявшийся в руке тенерожденного кинжал. Короткий, но хищный, словно жало гигантской осы. Наследник тени легко и непринужденно очертил кончиком силуэт младшего брата, прищелкнул языком. — Умоляю, дай мне только намек на повод – и я сделаю так, что твоя улыбка растянет от уха до уха. Мейритина с немой мольбой уставилась на Дэйна: если кто и мог остудить этих выпустивших когти хищников, то только он. Но императору до них и дела не было. В отличие от нее. Если бы взгляд мог убивать, то сейчас от Киирис осталась бы в лучшем случае пара горстей пепла. Боги всемогущие, и что теперь делать? — Я не принадлежу ни одному из вас, - сказала она раньше, чем сообразила, что собиралась благоразумно помалкивать. – Вы можете покалечить друг друга или даже убить, но от этого ничего не изменится. Киирис стиснула зубы, попыталась унять дрожь во всем теле. Странно, что замок до сих пор ходуном не ходит от того, как она трясется. Но слова были сказаны, и, несмотря на брошенный вызов, они были справедливы: мальчишкам до язвы охота завладеть тем, чем они завладеть не могут. Оттуда и навязчивое желание получить игрушку любым способам, и желательно до того, как соперники по аналогичным целям не зайдут слишком далеко. —Клянусь, что я прикажу свернуть шеи вас обоим, как цыплятам, если кто-то сделает еще хоть шаг, - тихим злым шепотом произнес император. – Или лучше: я вас сам прикончу, и да простят меня боги за то, что пролил родную кровь. От ярости Дэйна даже замковые сквозняки улеглись, а Киирис снова осознала, что сила этого мужчины была отнюдь не в его титуле и положении. Наследник луны, император нэтрезов, мог бы приказывать и горам, и морям. И те слушались бы, обладай они хоть каплей разума и толикой инстинкта самосохранения. Рунн передернул плечами, и с выражением лица «Не очень-то и хотелось», спрятал кинжал за пояс. Наверняка чтобы не показывать, где хранит этого невидимку на самом деле. Раслер, напротив, не спешил надевать перчатку: сиреневый туман клубился между его пальцами, время от времени потрескивая зловещими молниями. И, что хуже всего, его взгляд с каждым мгновением становился все отрешенное, как будто Наследник костей уже знал, что не смирится и готовился принять заслуженное наказание. «Пожалуйста, не нужно… - умоляющим взглядом попросила Киирис. Надежда, что безумный мальчишка послушается, была невелика, но хотя бы попытаться следовало. - Не позволяй злости тебя уничтожить». Раслер несколько раз моргнул, нехотя стряхнул с ладони клубящуюся теургию – и отошел, как будто сомневался в собственном благоразумии. Киирис выдохнула – и замерла, когда в голове мелькнула оформленная мысль, что она не хочет – и вряд ли захочет в будущем, видеть этих своенравных мужчин рвущими друг другу глотки за право владеть ею. И это идет вразрез с предназначением, которое она обязана выполнить, даже если придется наступить на горло собственным чувствам. Это откровение свалилось на нее, словно камнепад посреди чистого поля. Оно оглушало, оскверняло все то немногое, что она каким-то чудом сохранила в самом дальнем уголке души: она – мейритина, последняя капля крови богов, ей суждено отомстить за предков. А вместо того, чтобы стоять и смотреть, как жизнь дает шанс исполнить предначертанное, ей хочется лишь одного – одним махом разрубить проклятый узел. — Королеве не понравилось, что я дал рас’маа’ре оружие, - словно сквозь толщу воды донесся до Киирис уже более сдержанный голос Рунна. – Думаю, если бы не моя физиономия поблизости, она бы упекла Киирис куда-то далеко и глубоко. Вряд ли матушка остановится – мы все прекрасно это знаем. В следующий раз она подкараулит девчонку без свидетелей и желающих отстоять честь прекрасной… - Рунн все-таки позволил себе вольность напоследок приласкать Киирис похотливым взглядом, - принцессы. — Какого дьявола Бергата в нее вцепилась? – сквозь зубы процедил Дэйн. — Полагаю, кровь Первых может кое-что знать, - бесцветным голосом произнес Раслер. Сейчас Наследник костей вполне оправдывал свой страшный титул: был бесцветным и отрешенным, будто умертвие. – Во всяком случае, так говорит ее взгляд. Взгляд? Киирис порылась в памяти, вспоминая все, что знала о той теургии, которой владели простые смертные. Некоторым удавалось достичь приличных высот, но мозгоправство и чтение мыслей относились к теургии высшего порядка, и даже если Раслер активно практиковал нечто подобное, он никогда бы не смог заглянуть ей в голову так… глубоко. Значит ли это, что домин просто ткнул пальцем в небо, основываясь лишь на своих догадках о ее происхождении, или он действительно была настолько неосторожна, что успела себя выдать? — В таком случае поговорим без свидетелей, - повелел Дэйн. Киирис позволили идти в середине: первым шел император, позади нее – Рунн, сбоку семенила молчаливая рабыня. Раслер держался в стороне, с видом случайного гостя разглядывая вышитые на гобеленах сцены эпических битв и портреты великих нэтрезов. Что творилось в его голове, Киирис не бралась даже представить. Для разговора «по душам» император выбрал вымощенную белым мрамором трофейную комнату. Чего там только не было: окровавленные флаги покоренных городов, покореженные короны их бывших правителей, стойки с мечами, которые некогда держали в ножнах их не слишком удачливые хозяева. В центре, на круглом, целиком вырезанном из красного мрамора столе, лежала россыпь камней: обычных грязных булыжников, покрытых недвусмысленными темно-бурыми пятнами. По одному из каждого завоеванного города – так говорили. Покоряя очередных упрямых свободолюбцев, Дэйн лично выковыривал кусок камня из городской стены. Со временем эти камни стали класть в мешок, который император показывал тем непокорным городам и государствам, которые предпочитали держаться до последнего, лишь бы не сдаваться на милость кровожадной Нэтрезской империи. Камней было так много, что Киирис даже не стала пытаться представить, сколько человеческих жизней стоит за каждым таким «свидетельством» мощи императорской армии и его военного гения. Сейчас куда важнее было придумать правдоподобную ложь. И сделать это поскорее, потому что даже расположенность к ней, не остановит Дэйна от того, чтобы лично отправить ее на тот свет. На его месте Киирис так бы и поступила: лучше сразу уничтожить непонятное растение, даже если оно сладко пахнет. — С чего ты взял, что она кровь Первых? – спросил Дэйн без прелюдий. Пока Раслер собирался с мыслями, Рунн небрежно подвинул трофейные камни и прямо с ногами уселся на стол. Парочкой он даже по жонглировал, но клоунада ему быстро надоела. — Я видел таких, как она, в Осколке, - ответил Раслер. Он блуждал взглядом по комнате, как будто отчаянно искал, за что бы ухватиться. И улыбнулся, когда на пути оказалась мейритина. – Она такая же. Мейритина из Первых. Посмотри на ее багряные глаза, Дэйн. Ручаюсь, ты в жизни не видел ничего подобного. — Я много чего видел, Раслер, что мне хотелось бы развидеть и вырвать из памяти, - уклончиво сказал Дэйн. – Поэтому, говори по существу. — Мейриты Первой крови создали Зеркало мира. Они знали, как с его помощью создавать множества миров, и знали, как их уничтожать. Потом появились желающие обладать их силой: сам посуди – что бы ты отдал за возможность ходить между мирами, словно из комнаты в комнату, возможность играть человеческими жизнями лишь скользя взглядом по отражению в зеркале? – Раслер не стал дожидаться ответа. – Желающих было много, а Зеркало мира – всего одно. И мейриты оказались слишком несговорчивы. — Мне не нужен этот экскурс в историю, - все-таки остановил его старший брат. – Я хотел услышать, с чего ты взял, будто Киирис знает, для чего понадобилась нашей матери. — Потому что, если все верно, то Бергата решила возродить разбитый Осколок, которым владела наша семья. И не придумала ничего лучше, чем использовать для этого кровь его создателей. Все три пары глаз уставились на Киирис в немом ожидании ответа. «А тебе всего-то требовалось сделать так, чтобы каждый мог думать лишь о том, как бы поскорее уложить тебя на лопатки, - фыркнула Соблазнительница в ее голове. – Мужчину, моя дорогая, тоже можно отыметь, да так, что он будет думать лишь о том, как бы поскорее повторить. Но твои потуги такие жалкие, что их не хватает даже вспомнить науку наставница Керака». — Я не знаю, зачем могу надобиться королеве-матери, - сказала Киирис. Ведь это правда? Наследники не спрашивали о ее догадках и… — И у тебя нет ни малейшего представления, как с твоей помощью она может воскресить Осколок? – опередил ее мысли проницательный Дэйн. Киирис стало не по себе от столь неприкрытой угрозы в его голосе. Страх перед этим мужчиной и без того повергал ее в отчаяние, а теперь, когда император перестал прикидываться готовым соблазниться на ее прелести самцом, стало предельно ясно, что никаких поблажек больше не будет. Оставалось одно. Признаться. И молить богов, чтобы те сжалились над ее грешной слабохарактерной душой. — Полагаю, тем же способом, которым мои предки создали само Зеркало мира, мой император – используя мою плоть, кровь и немного древней теургии. – Она постаралась, чтобы улыбка вышла беззаботной, но фальшь разбилась о Дэйна, словно волна о непокорный утес. — Грубо говоря, наша милая матушка решила тебя выпотрошить? – уточнил тенерожденный, и на сей раз он был безоговорочно серьезен. — Я могу лишь предполагать, Рунн. Таэрн сделал меня Скованной, и я потеряла всю свою теургию. Но чтобы провести ритуал возрождения Осколка, меня так или иначе следовало сначала освободить. Полагаю, королева-мать планировала сделать это несколько… позже, и не собиралась посвящать в свои планы простых пешек. Мой таэрн сняли, потому что он был из чистого золота и весь покрыт шестью сотнями самых чистых Слез Ранимой – слишком дорогой трофей, чтобы перед ним устоял страх попасть в немилость к королеве-матери. — Без таэрна Киирис все еще Скованная, - вслух пробормотал Наследник костей. – Но больше ничто не сдерживает ее первородную теургию. Как много ты уже вспомнила? — Ничего, - бросила мейритина, призывая на помощь все силы, чтобы выдержать его недоверие. — Бергата не собиралась показывать тебя нам, - продолжил некромант. – Она вообще не собиралась оставлять тебя живой. — Никаких игрушек от мамочки, Раслер, - все-таки поддел брата Рунн. – Никакого особенного цветочка для полоумного любимчика. — Нас поэтому так к тебе тянет, Киирис? – Дэйн подошел к ней, разглядывая с высоты своего немаленького роста. Он даже руки не протянул, но Киирис сразу почувствовала себя скованной еще сильнее, чем в треклятой клетке. - Потому что ты – Первая кровь? — Да, мой император, - не стала скрывать она. Эту правду необходимо сказать. Какими бы горькими не были ее последствия. – Такова моя природа. «И никакой любви для рогатой химеры, всего лишь щепотка любопытства и десять горстей похоти». И будь она проклята на этом свете и на том, если от одной этой мысли весь ее мир не переворачивается с ног на голову. «Скажи, Поток, как так случилось, что я успела привязаться к каждому из них?» Глава седьмая — И что нам с ней делать? – спросил Рунн, когда пауза после откровения Киирис стала просто невыносимой и болезненно давила на уши. Слова прозвучали так, будто речь шла о симпатичной безделушке, которая резко стала никому не нужной и бесполезной. И осознавать это было … больно. Киирис незаметно для всех сглотнула, мысленно приказала себе держаться. Все идет правильно, все так, как нужно. Ее сердце должно быть – и будет! – свободным. Ей нужна трезвая голова. — А с ней нужно что-то делать? – отозвался Раслер. Его пустой взгляд на мгновении вспыхнул – и потух. – Мейритина может быть нашей гостьей. — Бред, - отмахнулся от младшего тенерожденный. – Я понимаю, что сладкая богоподобная девочка сотворила настоящее чудо, уморив тебя до состояния сна, но это не повод держать в руках отраву. Не знаю, как вам, а мне не хочется, чтобы навязчивая идея королевы снова стоила кому-то жизни. — Я думал, она решила отказаться от этой затеи, - пробормотал Дэйн, отходя к стойке, на которой болтались короны поверженных им правителей. Подтолкнул одну пальцем, прислушался к нестройному лязгу, когда корона стукнулась о своих соседей. – Королева заходит слишком далеко. — Я говорил, что ей самое место в Башне плача, - сказал Рунн. – С кляпом во рту и на цепи. — Хватит! – рявкнул на брата император. Киирис видела, как напряглись его плечи, как на жестких скулах перекатываются желваки. – Она – твоя мать! Она родила тебя в муках и заслуживает уважения хотя бы за это. Скажешь подобную ересь еще раз – и я велю приковать тебя к позорному столбу и самолично выпорю. — Она – безумная тварь! – тем же манером вернул ему Рунн. Спрыгнул со стола, громко и грязно выругался. – Боги, ты не можешь быть таким слепым, Дэйн! Ей нужна лишь власть, все, что королева делала – она делала так или иначе для собственной выгоды. Если потребуется, она переступит и через тебя тоже, даром, что ты – порождение ее порченного чрева и император. Уверен, что паучиха уже не сплела заговор против тебя? —Уверен, что ты слишком много болтаешь. И в тебе говорит старая обида. — Она убила его, Дэйн, и будь я проклят тысячу раз и гореть мне в брюхе Пылающего, если я до самой могилы хоть на миг забуду об этом. Последние слова прозвучали с такой неприкрытой болью, что Киирис едва не поддалась слабости просто взять его за руку. Здесь, в белоснежной мраморной клетке, их было четверо, но Рунн был бесконечно и абсолютно одиноким, как отбившийся от стаи волк. Он и выглядел так же: взъерошенным, озлобленным, с затравленным взглядом одиночки. Кого убила королева-мать и почему это так сильно повлияло на ее среднего сына? Почему эта смерть превратила его в плюющегося злобой мерзавца? —Туард знал, на что шел, - сказал Дэйн достаточно жестко, чтобы приструнить негодование брата. – Я был старше тебя, и прекрасно помню, что он и сам был одержим идеей использовать Осколок. Вина королевы лишь в том, что она не остановила его. Хотя могла бы. — Это все чушь собачья, - огрызнулся Рунн. – Ссука внушила ему бредовую мысль, будто он сможет. Она его подначивала, а пока отец часами торчал в лаборатории, трахалась вот с его ублюдочным папашей! Палец тенерожденного уткнулся в грудь Раслера. Наследник костей посмотрел на брата с полным безразличием и, воспользовавшись тем, что спорщики заняты друг другом, подошел к Киирис. От него веяло могильным холодом. От соблазнительного молодого мужчины, чей запах и слова заставили сердце Киирис бешено рваться из груди, не осталось и следа. Перед ней стоял отрешенный от мира мясник, о котором говорили, что он водит смерть на поводке. И мейритине захотелось отодвинуться от него хотя бы на шаг. — Ты будешь спать в моей постели, Первая кровь, - сказал он тоном, не предполагающим возражений и своеволия. – Рядом и всю ночь. — Не уверена, что я буду все еще жива до заката солнца, домин.