— Будешь, конечно, что за вздор. Никто тебя и пальцем не тронет. Это издевка или безумие? Не может же Раслер всерьез думать, что пока старшие братья решают судьбу мейритины, он может сделать это самостоятельно, и никого не спросив? — Почему про твой сон все говорят с таким видом, будто это какое-то чудо? Рунн опередил ответ брата, ловко втиснулся между ними и агрессивно отпихнул Раслера локтем. Киирис ожидала новую вспышку гнева, но ничего не произошло. Наследник костей спокойно отодвинулся, но при этом выглядел так, будто полностью контролировал ситуацию. Возможно, он в самом деле настолько глубоко безумен? — Потому что с тех самых пор, как его двенадцатилетнюю невесту вернули из плена вернули по частям в двух сотнях сундучков, Раслер больше никогда не спит. Бродит по замку, как призрак, воет и скулит, и калечит всех, кто попадется под руку. До твоего появления, пташка, сумасшедший девственник не спал шесть лет. Шесть лет без сна? В поисках ответа мейритина поймала взгляд Наследника костей – и осознала, какой непозволительно слепой была с самого начала. Теургия, ну конечно же. Вот откуда этот сиреневый взгляд: наверняка, он использует чистые потоки. Сначала были нужны маленькие порции, но страшно представить, какими они стали за шесть лет. Боги, да этот мальчишка убивает себя! И ради чего? Ради смерти двенадцатилетней соплячки? Да они знать не могли, что такое любовь и привязанность. Киирис с трудом приструнила растущее негодование, хоть ладони нестерпимо зудели от желания хлестать наследника по щекам до тех пор, пока проклятая синева не покинет его взгляд. И чего только завелась? Как будто ей не все равно, сколько лет отмеряно этому убийце? Судя по насыщенности цвета – возможно, год или два?А если так, то уже второму сыну беспощадной королевы Бергаты не судьба дожить до тридцати. Значит ли это, что проклятье, о котором Дэйн говорил с такой небрежностью, действительно существует? — Киирис – рас’маа’ра, - вторгся в ее размышления Дэйн. – И она ею останется до тех пор, пока мы не решим, как лучше всего поступить. Наверное, я не один, кому не хочется видеть ее обезглавленной? — Вот еще, - фыркнул Рунн, - эта пташка слишком сильно меня заводит, чтобы я вот так просто отказался от желания попробовать ее на вкус. — Кажется, я предельно ясно высказался на этот счет. — Засунь свою ясность в задницу, братик, потому что одного твоего «я запретил» недостаточно, чтобы убрать меня с пути. Несколько секунд они сверлили друг друга взглядами, а потом их зарождающуюся перепалку остановил Раслер. — Я не претендую на мейритину, но спать она будет в моей постели. Каждую ночь. Я смогу позаботиться о ее безопасности. — Как ты позаботишься о ней, если спишь, как убитый, стоит этой девчонке придвинуть задницу? – Рунн сделал все, чтобы все распробовали его недовольство. – Матушка при тебе ей оплеух отвесила таких, что девчонка чуть не отдала богам душу, а ты и ухом не повел. — Это больше не повторится, - механически ответил Раслер. – Но мейритина должна спасть со мной. — Ага, а я тогда забираю ее каждый нечетный день, - осклабился тенерожденный. – Императору остаются четные дни. Только давайте договоримся, не затрахивать бедную девчонку до потери сознания, не забывать ее баловать подарками и кормить. Ничего не забыл? Он определенно издевался, но Раслер передернул плечами и бросил: «Я согласен». Лицо Дэйна оставалось непроницаемым. О чем он думает, рассматривая Киирис с таким видом, будто ищет то, что потерял – и не знает, что именно? Ведь он может одним лишь словом закончить эту вакханалию. И что дальше? Забрать для себя или проявить щедрость и подарить кому-то из братьев? Почему, в конце концов, никто не спросит, готова ли она ходить по рукам, как трубка с курительными травами? «Потому что ты – рас’маа’ра, - услужливо напомнилаСоблазнительница. – Тебя сделали для того, чтобы молча и с восторгом целомудренной девственницы, которую первый раз полизали между ног, ублажать мужчин. И прекрати сопли жевать. Радуйся, что они красивы, как боги. Ведь на их месте мог быть старый воняющий козлятиной толстяк с гнилыми зубами и волосатой мошонкой. Лучше подумай о том, что если будешь хорошей ипослушной девочкой, каждый из них с радостью приласкает тебя в ответ. Только представь, на что способен Дэйн, если растормошить его страсть?» В унисон своим наставлениям Соблазнительница громко и томно выдохнула. — Нужно найти таэрн и ключ, - наконец, сказал Дэйн. – А до тех пор Киирис должна быть под присмотром одного из нас. И когда я говорю «под присмотром», я имею ввиду совсем не то, что ты сказал. – Император пришпилил Рунна недвусмысленным взглядом. – В арахане полно шлюх, если у тебя между ногами чешется. — Но там нет ни одной богини с тремя душами, - тут же парировал тенерожденный. – Но если тебе станет легче, готов поклясться на сиськах Рассветной, что не сделаю ничего такого, чего рас’маа’ра сама не захочет. Но при условии, что и ты, и полудурок согласитесь на то же самое. — Я уже сказал, что хочу лишь, чтобы Первая кровь лежала в моей постели – и ничего больше, - напомнил Раслер. — Ну а ты? Или кишка тонка? – подначивал императора Рунн. Дэйн еще раз осмотрел на Киирис: ее взлохмаченные волосы, выглядывающую из-под меховой накидки обнаженную до самого бедра ногу. Мейритина быстро завернулась в мех до самого носа. — Хорошо, раз она все равно не может целиком принадлежать ни одному из нас. Вот так. Судьба рас’маа’ры – подчиняться. Судьба рас’маа’ры-пленницы наследников Нэтрезской империи – подчиняться беспрекословно, ведь непокорность может стоить ей жизни. Вот только древняя теургия уже начала будоражить кровь. И она покажет всем троим, что в эти игры можно играть в обе стороны. — Через одиннадцать дней, - не без ехидства сказал Рунн, - к тебе, императорское величество, приедет невеста. И ты сразу останешься не у дел. Дэйн смерил брата раскаленным взглядом, потом одним рывком приблизился к Киирис и без особой нежности сомкнул пальцы у нее на запястье. От того, с какой силой они впились в кожу, мейритина непроизвольно охнула, но тут же взяла себя в руки. Отныне и до самого конца – никакой слабости. Ни капли слез, ни одного вторжения в душу или сердце. Она и так на грани фиаско, и последнее, что удерживает ее от полного провала – внутренняя гармония. Никто не тронет самое сокровенное, а тело – это всего лишь тело. Впрочем, тело, в жилах которого течет такая притягательная для простых смертных кровь древних мейритов. Будь на ней таэрн – все было бы куда проще. В конце концов, в арахане полным-полно красивых страстных опытных женщин, готовых доставить удовольствие по первому требованию. А она… Она будет пленницей, и постарается не потерять хотя бы то немногое живое, что уцелело после обучения наставниц из Керака. И найти способ исполнить предназначение. — Сегодня четное число, - в лицо Рунну сказал Дэйн. Почти без злости, как будто говорил о том, что солнце встало там же, где и тысячи лет до этого. – И рас’маа’ра будет со мной до полуночи. Увижу кого-то из вас хоть в ста шагах поблизости – напомню, каким я бываю с теми, кто не подчиняется моей воле. Широким твердым шагом император вышел в дверь. Киирис едва за ним поспевала. Уже в пороге оглянулась: Рунн, словно пес, у которого самым наглым образом отобрали кость, раздраженно сморщил нос и оскалился, а Раслер провожал ее все с тем же отрешенным сиреневым взглядом. Проще разгадать звездный узор безлунной ночью, чем мысли этого некроманта. Весь путь за Дэйном, Киирис разве что не бежала. Несколько раз едва не запуталась в собственных ногах, но каким-то чудом сохранила равновесие. Император почти силой втолкнул мейритину в ее же комнату, позволил рабыне закрыть за ними дверь. А потом резко, почти брезгливо, отпустил руку Киирис и отошел на приличное расстояние. Киирис так и осталась стоять посреди комнаты, ожидая своей участи. — Если бы я хоть на минуту заподозрил, что ты так сильно отравишь собой всех нас, клянусь, Киирис, я бы приказал бросить тебя в подземелье и удушить той же ночью. Дэйн отвернулся к зарешеченному окну, выдохнул, что-то бормоча себе под нос. Его широкая спина разве что не рвалась из плена тонкой сорочки, заставляя мейритину вспоминать, как много на ней старых и новых шрамов, как много боли носит на себе этот властный мужчина. У Киирис не было иллюзий на его счет: Дэйн не из тех, кто бросает слова на ветер, и мысль о том, чтобы избавиться от рогатой бестии одним махом, еще не раз посетит его обремененную заботами о государстве голову. Но выпрашивать помилования она не станет. — Если мой император желает видеть меня униженно стоящей на коленях в попытках выпросить право жить, то в таком случае тебе лучше сразу избавиться от меня. – Она была уверена, что скажет это без заминки, но уверенность и гордость разбились о его громкое чертыханье. Киирис пожелала себе терпения, и все-таки закончила. – Я говорила, что не могу быть ничьей до тех пор, пока надо мной тяготеет древняя теургия. — Я помню, Киирис, вовсе не обязательно напоминать об этом ежечасно. Какое-то время император просто молча изучал что-то за прутьями решетки, а Киирис села на софу около кровати. Надо же, от страха забыла, что пятки безбожно замерзли, стали белесыми и сморщенными. Киирис отказалась от помощи, когда услужливая рабыня потянулась к ней с недвусмысленным желанием растереть замерзшие ступни. Почему-то сейчас присутствие девчонки раздражало, хоть Корта была идеальна в своем умении быть неприметной и обыденной, как табурет или ваза на прикроватном столе. — Тебе нужно переодеться во что-то более приличное, - наконец, распугал тишину император. Когда он повернулся, злости на его лице уже не было. Легкое раздражение вперемешку с фатализмом. Похоже, он все-таки нашел выход, чтобы остаться в ладу со своими внутренними демонами. – Ты будешь присутствовать со мной на военном совете. Киирис стоило невероятных усилий не выдать своего недоумения. Женщина – и на военном совете? Пленница-рас’маа’ра – среди командующих целыми армиями мужчин? — Странно, - Дэйн подошел к ней, взял за подбородок, вынуждая смотреть ему в глаза. Киирис поднялась, но он все равно был слишком высоким, чтобы от натуги у нее тот час не затекла шея. Головы на две выше как минимум. Не мужчина, а кровь великанов. — Что тебя так удивляет, мой император? — Ты не выглядела испуганной, когда я погрозил лишить тебя жизни, но стоило заикнуться о совершенно безопасной вещи – и от твоей храбрости осталась лишь тень. Что тебя так пугает, рас’маа’ра? — Лишь то, что ты будешь испытывать мою стойкость столь… странным способом. — Испытывать? – То, что ответ Дэйна не удивил, говорило в пользу ее догадки. – И что же я буду испытывать, Киирис? На сей раз шершавые пальцы императора погладили ее подбородок с едва уловимым налетом нежности. Ох, боги, настроение этого мужчины меняется стремительнее, чем любовники ветреной молодой вдовы. И, судя по тому, что Киирис успела узнать о нем, эта странность распространялась исключительно на нее одну. — Мою силу воли, Дэйн, - глядя прямо в его непроницаемые глаза, ответила она. – Все те мужчины будут смотреть на твою новую игрушку, подшучивать и высказываться о том, хороша ли я в постели и доволен ли их император. Вероятно, так дрессируют молодых борзых, мой император: заставляют сидеть на месте вопреки всему и покорно ждать, пока хозяин отдаст команду. — Ты слишком много болтаешь, Киирис, - беззлобно пожурил он. – Просто дьявольски много как для пленницы, чья жизнь висит на волоске. У тебя совсем отсутствует желание жить? — Напротив, мой император – мне бы не хотелось умереть, так и не распробовав жизнь. Но однажды меня уже отправили на тот свет, и во второй раз это уже не так страшно. Дэйн скосил взгляд на ее шею, снова нахмурился – и отступил. Она с немым облегчением помассировала затекшую шею. — Раздевайся, Киирис. Тебе нужно надеть что-то более пристойное, чтобы мои военачальники и генералы не видели то же, что вижу я. На этот раз император не стал уходить: уселся прямо на пол около софы, согнув одну ногу в колене. Киирис приказала себе не смущаться ни его присутствию, ни взгляду. Была уверена, что присутствие Дэйна оставит ее равнодушной, но реальность в который раз разорвала эту уверенность в клочья. Стоило Корте справиться с застежками ее туники, уронить одежду на пол, а следом спустить со свей госпожи то немногое, что с трудом прикрывало все интимные места, как Киирис от души покраснела. Да так, что даже уши вспыхнули. Казалось, от ее тела исходит самый настоящий жар, настолько осязаемый, что стыд видно за сто миль вокруг. — Повернись, Киирис, - приказал император. Мейритина исполнила приказ. У нее будет время показать характер, но сейчас, когда жизни ничего не угрожает, и император в своем законном праве, кем она будет, если станет брыкаться, как необъезженная кобыла? Разве что разделит ее участь и отведает хлыста. — Когда ты была с мужчиной в последний раз? — Разве мой император не желал ничего не знать о том, что было до него? – украдкой переспросила она. — Я не спрашиваю о количестве, Киирис, меня интересует, когда ты была с мужчиной. Вопрос предельно ясен. У меня нет иллюзий на счет того, что мои братья успели к тебе прикоснуться, но в данном случае меня интересует лишь секс. — Это было давно, мой император. «Да-да, расскажи-ка ему как это было, моя дорогая, - похихикала Кровожадная. – Тогда он разве что ноги об тебя захочет вытирать». — Как давно, Киирис? Прекрати испытывать мое терпение. – Рожденный где-то в глубине его горла рык красноречиво подчеркнул неуместное ситуации раздражение. Император должен быть доволен своей рас’маа’рой, а не раз за разом спотыкаться о ее неуклюжесть. — Два года назад, мой император. — И что же ты делала все эти два года? Играла с сестрами? Намек был недвусмысленным. — В том числе и это, мой император. Наставницы учили нас познавать свое тело… множеством способов. – Странно, но вопросы понемногу успокоили Киирис, заставили свыкнуться с тем фактом, что она по-прежнему стоит перед ним абсолютно голая. «Боги, пусть он не прикажет рабыне…» — Я хочу увидеть твое удовольствие, Киирис, - приказал он. Жестко и четко обозначил свою потребность. - И у нас совсем нет времени, поэтому советую поторапливаться с этим, вместо того, чтобы искать причину отказать. — Разве я могу отказать моему императору?