Часть 17 из 43 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Людям выпустили кишки, - уже более раздраженно ответил Набиш. – Мы находили трупы дозорных почти каждое утро.
— И ты решил, что проще совсем ничего не делать? Или в твоей армии сражаются трусливые женщины?
— В моей армии сражаются воины, которые привыкли доверять своему генералу. – Мужчина заметно нервничал. То ли из-за недвусмысленной насмешки над ним, то ли потому, что чувствовал за собой вину.
— Воины в бабских юбках, - вставил свое слово мужчина в сером.
— И сражаются они одним местом, а не руками, - подхватил насмешку седовласый тощий и костлявый, как сама смерть, мужчина со сморщенной плешивой головой. Киирис даже не пыталась угадать, сколько ему лет: плешивый выглядел таким же древним, как и трехсотлетние деревья в Пустыне смерти. – Вероятно, Набиш не знает, что в его армии воюют рукожопые девки, потому что он и сам давно забыл, для чего мужику яйца.
Это замечание было встречено громким одобрительным хохотом. Киирис же не сводила взгляда с лиц генерала и императора, и видела, что их молчаливый поединок вот-вот выйдет из-под контроля. Чего же добивается Дэйн?
Когда Набиш сорвался с места, в зале мгновенно образовалась тишина. Слова генерала разорвали ее беспощадной яростью.
— Может быть, мои воины и чрезмерно осторожны, но они, по крайней мере, не таскают на поле боя обозных шлюх, а я не тешусь тем, что власть позволяет мне вести себя как играющий в куклы мальчишка.
Каждое слово, словно стрела, полетело в Дэйна, но ни одно не тронуло императора достаточно глубоко. Он лишь нахмурился, и медленно встал, опираясь ладонями о столешницу. Киирис даже показалось, что над его макушкой собрались грозовые облака и сверкают молнии, не предвещая вспыльчивому генералу ничего хорошего.
— Вот уж и помыслить не мог, что мое самодурство заденет тебя настолько… глубоко, - елейным голосом заметил Дэйн. – Наверное, у тебя есть и другие претензии к моему правлению?
— Я лишь сказал, что некоторые твои поступки…
Набиш сглотнул, в попытке выторговать несколько секунд для поиска безопасного ответа, промокнул вышитым платком лоб.
— Отвечай! – рявкнул Дэйн.
Киирис тут же захотелось сжаться до размеров изюмины и закатиться в какую-нибудь щель. В свете этой внезапной вспышки гнева казалось просто немыслимым, что Набиш продолжает стоять на месте и даже на своих собственных ногах.
— Твои поступки слишком опрометчивы, мой император, - тихо покорился мужчина.
— И поэтому ты решил примерить на себя мою корону?
Дэйн подошел к ближайшей полке, взял из выдвижного ящика пару свернутых пергаментов. Печати на них был сломаны.
— Третья строчка, - Дэйн бросил пергамент на стол, но никто не посмел прикоснуться к нему, пока бумага не докатились до попавшего в немилость Набиша. Такая же участь постигла и второй пергамент. – А здесь я разве что не расплакался над твоим талантом лизать задницу.
Дрожащей рукой Набиш потянулся было к письмам, но его пальцы замерли где-то на полпути. С видом затравленного зверя он разглядывал два ровным полукруга сломанной сургучной печати, как будто видел в них свое собственное незавидное будущее.
— Я могу объяснить… - начал мужчина.
— Не припоминаю, чтобы нуждался в объяснениях. – Взгляд Дэйна не предвещал ничего хорошего. – Взять его.
Его слова прозвучали тихой командой, сродни той, что отдают натасканным на травлю человека псам. Набиш и пикнуть не успел, как соседи по столу скрутили его в бараний рог, заломили руки так, что даже сквозь возню был слышен противный хруст суставов.
Дэйн подошел к незадачливому генералу почти вплотную. Император еще ничего не сделал, но на лице мужчины появился неистовый ужас.
— Ты – предатель, - в лицо Набишу выплюнул император Нэтрезской империи. – А предатели не заслуживают смерти на плахе.
Киирис тихо охнула, когда Дэйн одним плавным и почти невидимым движением перерезал Набишу глотку. А потом сграбастал его за волосы на затылке, удерживая от падения. Генерал хрипел, вращал глазами и как будто даже пытался говорить, но лишь приближал свой конец. Кровь пульсирующими толчками вытекала из смертельной раны вместе с жизнью. Но император держал генерала даже, когда силы почти покинули его, и Набиш начал медленно оседать на пол.
— Предатели заслуживают участи свиней на бойне, Набиш. И чтобы на том свете ты горел в Бесконечном пламени, вот тебе моя клятва: я под корень вырежу весь твой род, и твое имя сгниет вместе с твоими костями.
Дэйн с брезгливостью отшвырнул уже безжизненное тело. Генералы молча вытащили мертвеца за дверь, передали гвардейцам.
Киирис, словно зачарованная, смотрела на блестящую алую дорожку крови на полу. Вот то самое свидетельство, которое подтверждает всю правдивость людской молвы: император нэтрезов беспощадный и жестокий тиран, и он исполнит кровавую клятву, которая превратила взгляд мертвеца в бездонные колодцы отчаяния и боли.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Дальнейшее обсуждение военных забот империи нехотя просачивалось в сознание Киирис. Генералы быстро поделили армию мертвеца, обсудили новый план захвата Золотой долины, сговорились, где и как обойти реку с наименьшими человеческими жертвами. Потом они что-то долго обсуждали, склонившись над картой, то ругаясь друг на друга самый отборной бранью, то нахваливая военную смекалку и находчивость.
Сколько времени прошло? Достаточно, чтобы в животе Киирис поселилась гремучая змея, то и дело напоминая урчанием о своем существовании. А к тому времени, как Дэйн, наконец, распустил своих военачальников, мейртина даже перестала стесняться этих громогласных звуков. Просто сидела в кресле, словно приколоченная, и ждала возможности заговорить.
— Можешь взглянуть, - сказал император, как только Малый военный совет разошелся исполнять его поручения, и в зале остались лишь они и безмолвная рабыня. – Наверняка тебе любопытно.
Киирис и правда было интересно, что в тех письмах, хоть она смутно догадывалась о содержании. Первое адресовалось дочери Набиша: в нем генерал просил сделать все, чтобы удержать мужа от желания покориться императору и спасти ни в чем не повинное население от участи превратиться в рутину для палачей. Другое Набиш написал одному из касхаров, чьи земли граничили с землями его зятя. И судя по тону письма, эти двое были в сговоре уже не один месяц. Касхар должен был собрать войска и смести нерадивого зятя с его законного места, пока сам Набиш будет искусственно тянуть время. А потом эти двое планировали объединить армии и потеснить границы владений самого императора. Безрассудство, продиктованное жадностью.
— Он заслужил куда более мерзкой участи, - сказал Дэйн, когда Киирис положила пергаменты обратно.
— Ты меня использовал, - почти шепотом, чувствуя себя морковью на удочке, которой приманивают свинью, ответила Киирис. – Спровоцировал генерала, чтобы с чистой совестью прирезать.
— Тебя это огорчает?
«Да», - устало отозвалось ее собственное угнетенное тяготами последних дней сознание.
— Ты просил, чтобы я говорила лишь правду, - напомнила Киирис.
— Говори сейчас, пока я разрешаю. Потому что как только мы переступим порог этой комнаты – ты забудешь все увиденное и услышанное, сотрешь из памяти, как дурной сон. Иначе, Киирис, мне придется от тебя избавиться. Даже ты не стоишь такого риска.
«Рас’маа’ру не разменивают на целую империю, да, Дэйн?»
— Мне противно от одной мысли, что я стала инструментом для твоей расправы. Даже если этот человек заслуживал той участи. Даже если все его родственники должны последовать за ним, чтобы дурная кровь больше никогда не давала порченые всходы. Ты знал, что мне придется выслушать – и все равно сделал это.
— И сделаю снова, если понадобиться, - не стал отпираться император. – Такова моя натура, Киирис. Это урок и для тебя: не стоит идеализировать ни одного из нас. Мы все глубоко испорчены жестокостью и безнаказанностью, и вседозволенностью. Одной твоей красивой мордашки и божественного происхождения недостаточно, чтобы переломить хребет нашей природе. Чем раньше ты поймешь это, тем проще тебе будет выжить.
— Возможно, мне не так уж нужна жизнь вашей игрушки? – Это был смелый вопрос-вызов. Дэйн до сих пор был на взводе и одним богам известно, успел ли остыть достаточно, чтобы отличить правду от непокорности.
— Возможно, - равнодушно ответил он. – Возможно, ты и есть то самое проклятие, о котором королева твердит не переставая: девчонка, которая заставляет меня чувствовать себя засранцем даже когда моя жестокость целиком оправдана.
Дэйн погладил ладонью ее щеку, но на этот раз Киирис потребовалось собрать в кулак все мужество, чтобы не отклониться от непрошеной ласки. Тот Дэйн, что накануне спал в ее постели и сопел, словно кот, тот Дэйн, что был нежным, даже отдавая ей приказы, ушел так далеко, что во властном императоре нэтрезов не осталось и намека на его существование.
— Я всего-навсего рас’маа’ра, мой император, - скупо ответила она, - а никакое не проклятие.
— Может, ты и сама не знаешь, что ты такое. Я видел, ты хотела посмотреть карту. – Он сделал широкий жест, приглашая Киирис к столу. – Понимаю, что демонстрацией своей жестокости несколько подпортил тебе настроение, но в ближайшее время у тебя вряд ли будет шанс побывать здесь еще раз.
Настроение в самом деле было безнадежно испорчено, но мейритина не смогла противостоять соблазну. Вблизи карта представляла собой вырезанное в столе углубление, в котором, словно мозаика, располагались разноцветные камни-пластины. Они плотно прилегали друг к другу, невзирая на искривленные контуры и формы. Присмотревшись, Киирис увидела поверх всего этого призрачные горы и равны, леса и реки. С молчаливого согласия Дэйна, вынула из мозаики темно-синий камень, контуром напоминающий женский сапожок. Он оказался теплым и тяжелым, и приятно покалывал ладонь.
— Это древняя теургия?! – Киирис не смогла справиться с удивлением, как не смогла одолеть и волну знакомого жара, которая просочилась в ладонь и потекла по венам, пробуждая давно забытые ощущения. – Откуда?
— Отец Рунна, - ответил император. Он стоял по другую сторону стола, но и оттуда Киирис чувствовала его мощную ауру подавления. – Он был самым сильным теургом, которого я когда-либо знал. Самым талантливым и самым тщеславным. В конечном итоге, то и другое выпили его досуха.
Киирис с трудом положила камень на место. Воскрешенные им отголоски воспоминаний были слишком сильными, чтобы их контролировать. А до поры, до времени, никто не должен догадываться, какая часть ее божественной крови уже вернула память предков. Иначе она рискует оказаться на цепи.
— И тот Аспект, что хранит Мерод… - Она сделала паузу, предлагая Дэйну закончить.
— Последний подарок жене. Он и есть этот Аспект, хотя ты наверняка разбираешься в таких вещах получше меня.
На эту неприкрытую провокацию Киирис отвечать не стала, но еще какое-то время с наслаждением изучала карту, которая жила своей собственной жизнью: реки текли, в деревьях шумел ветер. Настоящее мастерство, в которое создатель вложил не только теургические потоки, но и часть своей души.
— Но у Рунна совсем нет таланта, - вслух сказала Киирис, насытившись созерцанием гениального творения. – Так не бывает. Должны были остаться хотя бы отголоски.
— Загадка. Никто из нас не разгадал ее до сих пор. Еще когда Рунн был маленьким, он все время таскался за отцом, плакал, как девчонка, упрашивал, чтобы Туард научил его хоть чему-то. Но отец отмахивался от него, и не гнушался прохаживаться палкой по спине. У него была ужасная палка: с локоть длиной, тонкая, как хлыст, но ломала кости с одного удара. У проклятого фанатика теургия была везде. Наверное, и в нужник ею ходил.
Киирис с трудом представляла Рунна таким: маленьким, плачущим, с остервенением одинокого ребенка требующим к себе внимания. Но у Дэйна не было повода врать в таких вещах.
— Пару раз Рунн по несколько месяцев лежал как перебинтованная мумия, потому что после отцовской науки в его теле целых костей оказывалось меньше, чем сломанных. Когда Туард в очередной раз вздумал отходить его своей палкой, я вмешался. Не мог смотреть, как подонок убивает ребенка ни за что. Честно говоря, я просто хотел превратить эту ушастую тварь в котлету, чтобы он хоть раз почувствовал, каково это – не иметь возможности самому сходить по нужде. Но Рунн вмешался… - Дэйн легко передернул плечами. – Встал на его сторону, обозвал меня убийцей и пообещал перегрызть мне глотку, пока я буду спать. Брат так хотел отцовского внимания, что был готов потерять последнего защитника. В конце концов, я дал ему желаемое: пустил все на самотек. Даже нашел себе оправдание – все-таки, он мой соперник, и в очереди на престол второй, а значит, именно от него будет больше всего хлопот. Через несколько лет Туард решил восстановить Осколок, - Дэйн нахмурился, - не без подсказки королевы, разумеется. Он был сильным теургом, но у него ничего не получилось.
— Чтобы повелевать такими материями, одного теургического дара недостаточно, - согласилась Киирис.
— Иногда тщеславие делает нас слепыми и наивными. Туард закрылся в своей лаборатории на несколько дней, но однажды ночью там что-то громыхнуло. Мне никогда не забыть увиденное той ночью. И Рунну тоже. После этого прежний плаксивый Рун просто исчез. Остался человек, которого ты знаешь сейчас. Мне иногда до смерти хочется избить его, - с обнаженной откровенностью признался Дэйн. – Бить до тех пор, пока я не увижу в его взгляде прежнего мальчишку. Но, боюсь, уже слишком поздно.
Киирис боялась произнести хоть слово, чтобы не нарушить это внезапное откровение. Только что Дэйн показал еще одну грань своей жестокости – и тут же раскрылся другой, уязвимой стороной. Возможно, никто из младших не испытывает к нему ни любви, ни хотя бы кровной привязанности, но он будет стоять за каждого из братьев, даже если оба станут плевать ему в спину.
— Ты голодна, - «заметил» император после того, как желудок Киирис в который раз возмущенно зарычал. – Ну, раз сегодня ты целиком моя, а завтрак, я так понимаю, не удался, то обедать будем вместе.
Мейритина молча последовала за ним, про себя надеясь, что обед с императором не предполагает присутствие его этары или, упаси боги, фаворитки. В присутствии хоть одной из женщин точно кусок в горло не полезет, а если она, наконец, нормально не поест, то к вечеру просто упадет от истощения.
— Я не люблю болтать за обедом, - предупредил Дэйн, когда они вошли в зал, выполненный из массивных пластов безупречного агата. – Поэтому будь добра держать рот на замке до тех пор, пока я не инициирую разговор. Это понятно?
— Да, мой император.