– Ах ты!.. Ханна запустила телефон в стену, и он упал на пол; экран лопнул с оглушительным треском, как выпущенный из пушки снаряд. Вот ведь скотина! «Наработки по детективу!» Ханна заорала, заглушая крик подушкой, принялась рвать и кусать ее, пнула кровать. – Чертова сволочь! Снова отчаянный пинок. Когда мгновение спустя в дверях возникла Элла, она обнаружила Ханну всхлипывающей и сидящей на полу с окровавленным пальцем ноги и кружащими вокруг нее пушинками из разорванной в клочья подушки, похожими на последнюю пыль апокалипсиса. – Абсурд. Полнейший абсурд. Чувствуя, что нервы ее отчаянно напряжены, Ханна устроилась на диване, вытянутая нога ее лежала на стуле. Элла собралась ее бинтовать. – Ай! Ханна скорчилась от боли. Элла как можно осторожнее приподняла распухшую лодыжку. Вот дерьмо! Похоже, следующие несколько дней придется похромать. – Самое худшее, что я знаю, – это предательство. Взглянув на нее, Элла кивнула с таким видом, будто в мире нет никого, кому бы это было известно лучше нее. Она бережно опустила ногу Ханны на стул. Ханна ответила ей благодарной улыбкой. – Спасибо. И извини меня за такое поведение. Просто они меня уже достали. Элла принесла чашку дымящегося кофе, протянула ее Ханне и уселась возле нее. Взяв какой-то конверт, написала на обратной стороне: – И што теперь? Ты ведь не откажешься от книшки? – Черт подери, нет! Прости, что я так много ругаюсь. Просто это все какое-то дерьмо. Ханна подула на кофе. Некоторое время она сидела молча, уставившись в пустоту. Так же как и Элла. Ханна ощутила укол совести, ей стало неловко. – Нет, правда, прости. Я прекрасно понимаю, что все эти мои проблемы ничто по сравнению с тем, что происходит в твоей жизни. В ответ Элла написала: – У всех у нас есть свои проблемы. Мои не делают твои меньшими для тибя. Ханна хоть и кивнула, однако вовсе не была убеждена, что согласна с ней. Теперь, когда нога была перевязана, а кофе разлит по чашкам, ее уязвленные чувства казались ей пустяком по сравнению с убийством племянника Эллы и нападением на ее дом. Ну уж нет, с ней им так просто не справиться! Йорну Йоду не удастся заставить ее отказаться от проекта, если, конечно, это то, чего он добивается, и, разумеется, пошел он с этими своими «детективными наработками»! Пульс ее снова бешено застучал, отдаваясь в ноге. Собраться, взять себя в руки, больше никаких контактов с Бастианом, справиться со всем самостоятельно и доказать, что она сможет написать этот детектив и сделает это хорошо! Без их помощи. Вот таков будет план. Ханна разочаровалась в Бастиане и была по-настоящему уязвлена. Одно дело, когда он заигрывает с Йорном на профессиональной или скорее даже деловой почве, и совсем другое, когда он злоупотребляет ее доверием как друга. Ханна всегда полагала, что дружеские отношения сродни любовным, что касается отсутствия логики при возникновении ревности. Если в силу веских причин тебе не нравится кто-то, с кем общается твой друг или партнер, то ты вполне вправе ожидать от него прекращения этих отношений. Интересно, кстати, а Виктор запретил бы Маргрет общаться с ней? Ханна покосилась на разбитый телефон, который Элла пыталась починить с помощью липкой ленты, однако он так и не включился, несмотря на неоднократные попытки. Да ладно, не имеет значения. У Маргрет даже ее номера нет, а с Бастианом она не желает разговаривать. Следовательно, телефон ей не нужен. 25 Перед отходом ко сну Ханна написала еще три страницы, развивая линию Эдит, на которых та задумывает и осуществляет с исключительной жестокостью свою месть. Фактически на этих трех страницах постепенно вырисовывающегося детектива простились с жизнью еще два человека. Перед ее внутренним взором поочередно возникали лицо заколотого ножом Йорна и хорошо знакомые черты Бастиана. Чистой воды катарсис! От написанного Ханне захотелось выпить, однако в чемодане остались лишь пустые бутылки. Она посмотрела на часы. Почти полночь. Нет, слишком далеко. Да и какое жалкое зрелище она будет являть собой, ковыляя в деревню с разбитым пальцем. Элла уже легла, и Ханне пришло в голову, что шансы найти в доме какой-нибудь алкоголь, быть может, и не совсем равны нулю. Да, конечно, она не видела здесь ни вина, ни пива, ни крепких напитков, но ведь она их и не искала. Воодушевленная этой мыслью, она поковыляла к лестнице. Кухня – ничего. Гостиная – ничего. Ханна раздраженно хмыкнула и, взгромоздившись на стул, осмотрела самый дальний из кухонных шкафов и все прочие потайные места в гостиной. Затем задумалась. В поврежденном пальце толчками пульсировала кровь. Дровяной сарай? Было ли там что-то похожее? Ханна не помнила, чтобы видела там что-нибудь, кроме дров и инструментов. Погреб, если таковой имеется? Насколько она знала, нет. Было бы слишком оптимистичным надеяться, что в доме простого сельского жителя есть винный погреб. А может, подвал для самогоноварения? О’кей. Глубокий вдох. Надо бы поубавить свой пыл процентов на шестьдесят. Сидя и жалея себя, Ханна уже совсем было пришла к мысли, что никакой алкоголь ей не нужен, как вдруг вспомнила о кабинете Эллы. Кабинет находился в двух дверях от ее комнаты, она несколько раз равнодушно заглядывала внутрь, и он всегда выглядел одинаково скучно. Маленький письменный стол со стулом, книжная полка с книгами, и все это покрыто пылью и окутано аурой застоя, что напоминало Ханне атмосферу какого-то музея. А вдруг в этой комнате обнаружится маленькая бутылочка спиртного? Внезапно боль в пальце почти утихла, и она чуть ли не вприпрыжку стала взбираться вверх по лестнице. К ее удивлению, дверь оказалась запертой. Черт! Ну почему именно сейчас? Нет, видимо, это какая-то ошибка. У Эллы не было замка даже на ванной комнате, что уже пару раз приводило к неловким ситуациям. Да и входную дверь не запирали на засов вплоть до самого обстрела. Ханна прихватила из своей комнаты нож для вскрытия писем и начала ковыряться в замке как заправский взломщик. Однако замок, мягко говоря, отказывался сотрудничать, а когда к тому же и нож для писем сломался, ее желание выпить удвоилось. Она беззвучно выругалась, теперь почему-то была уверена, что за этой дверью должен быть алкоголь. Она была настолько одержима этой мыслью, что похромала в дровяной сарай за прочной отверткой. Помучившись с замком еще какое-то время, она вынуждена была признать, что это безнадежно. Решительно вставив отвертку между дверью и косяком, она развернула ее, уперлась плечом в дверь и, громко закашлявшись, нажала на дверь и взломала ее. На мгновение прислушалась – в доме все было тихо. По всей видимости, Элла ничего не слышала. Ханна скользнула в кабинет и зажгла свет. Для начала она обследовала встроенный шкаф, но в нем не было ничего, кроме старой одежды, которой, очевидно, не пользовались уже десятилетиями. Затем бегло осмотрела книжные полки, на которых стояли вперемежку несколько саг и справочников, а также книжек в мягких переплетах из тех, что прилагаются к женским журналам. Внизу лежали многочисленные папки с бумагами, напоминавшими отчеты, а также нечто, выглядевшее как фотоальбом. Ханна достала его. Вероятно, он простоял здесь нетронутым не меньше двадцати лет и почти мумифицировался от пыли. Она начала осторожно отделять коричневые картонные страницы одну от другой. Фотографии были переложены пергаментной бумагой. Почти с благоговением перелистывая пергамент, она разглядывала черно-белые фотографии маленьких детей перед некой постройкой, в которой она опознала дом Эллы, хоть и с пристройкой, которая потом была, вероятно, снесена. На одной из карточек позировала девчушка с растрепанными волосами, сжимающая в объятиях ребенка. Элла с новорожденной сестренкой Вигдис? Ханна перелистывала страницы, в альбоме шли годы, девочки взрослели. Элла проходит конфирмацию, далее следует еще пара лет с фотографиями лишь одной девочки – Вигдис. Одинокая фотография с обеими. Элла теперь настоящая юная дама. И снова на фотографиях только Вигдис – и так до тех пор, пока черно-белые фото не заканчиваются, как будто в принтере иссяк запас чернил. Ханна переворачивала пустые страницы, думая о скудных фотографиях времен ее собственного детства. Документация ее взросления прекратилась в раннем подростковом возрасте, и с тех пор не осталось никаких визуальных средств для манипулирования памятью, только прожитая жизнь. Иной раз Ханна и сама путалась, пытаясь вспомнить, чем она занималась с тринадцати до двадцати лет. Чего она точно никогда не стала бы делать, так это сидеть и просматривать фотоальбом. Ханна громко вздохнула при мысли о фотокарточках уродливой семьи ее сестры, расставленных по ранжиру в ужасных альбомах, которые ее заставляли листать на протяжении всех этих лет. Но почему же Элла исчезает, похоже, на несколько лет? Ханна снова перелистала альбом, пытаясь обнаружить что-то, чего не заметила с первого раза. Почему нет фотографий Эллы в подростковом возрасте? Стеснялась сниматься? Интернат для старшеклассников? А были ли такие вообще в Исландии, да еще в то время? Ханна опять пересмотрела снимки. Взгляд юной Эллы со времени последней фотографии перед перерывом и до начала следующего жизненного этапа как-то изменился. Он стал каким-то пустым. Пролистав альбом до конца, Ханна увидела-таки то, на что вначале не обратила внимания. На всех детских фотографиях Элла улыбалась, в то время как на юношеских не было ни тени улыбки. Ханна встряхнула головой – честно говоря, коль скоро речь идет о фото, она и сама не очень-то склонна скалить зубы. Надо не забыть поспрашивать Эллу об истории ее жизни. Ханне пришло в голову, что она, в сущности, почти ничего не знает о своей квартирной хозяйке. Она убрала альбом на место и продолжила поиски. В ящиках стола не было ни фляжек, ни каких-либо других предметов, указывающих на тайные пристрастия хозяйки, однако нижний оказался запертым. Ханну одолело любопытство. На этот раз замок поддался сразу: после легкого поворота в личинке сломанного ножа ящик выдвинулся. Папки. Ханна разочарованно порылась в них: страховые документы. Она хотела уже закрыть ящик, расстроенная тем, что поиски алкоголя окончились неудачей, как вдруг под папками рука ее нащупала что-то твердое, и она извлекла оттуда маленькую фарфоровую сахарницу. Странное место для хранения такого предмета. Она сняла крышку – внутри лежала лишь одна вещь: шейная цепочка. Ханна осторожно взяла ее в руки. Вряд ли особо дорогая. Ханна вообще сомневалась, что она была из какого-то драгоценного металла. Возможно, посеребренная. Вообще, она больше всего напоминала дешевый сувенир, из тех, которые можно купить на рынке. Грубоватая цепочка была порвана, зато на ней висел кулон, в котором легко угадывался молот Тора. Ханна решила, что необычное место, где хранилось это достаточно безвкусное украшение – сахарница в запертом ящике стола, – очевидно, означает, что это какая-то любовная реликвия. Иначе почему Элла так тщательно ее прячет, когда ее массивные золотые кольца лежат в ванной комнате на самом виду? Ханна положила цепочку на место и закрыла ящик, ей даже удалось снова его запереть. К сожалению, починить дверь подобным же образом она не смогла: косяк был слегка поврежден в том месте, куда она вставляла отвертку, и она даже подобрала с пола пару щепок, чтобы попытаться свести к минимуму следы произведенных ею разрушений. Она надеялась, что Элла ничего не заметит. Прежде чем уснуть, Ханна долго лежала, вглядываясь в исландскую тьму, и когда сны достигли наконец ее сознания, они были подобны полному воспоминаний товарному поезду. Но воспоминания эти были не ее – они относились к тем событиям, которые происходили в этом доме полвека назад. 26 Утро. Боль в пальце на ноге пульсирует так, будто внутри сидит маленький тролль и пытается выбраться наружу. На мгновение Ханна забыла, что телефон разбит, и вздохнула, когда выяснилось, что включить его невозможно. Интересно, который может быть теперь час? Она проковыляла к окну и отдернула занавеску. Царящие на улице сумерки, казалось, затрудняли приход дня. Ханна направлялась в туалет, однако по дороге резко остановилась. У нее перехватило дыхание. Дверь в хозяйский кабинет была открыта, а посреди комнаты стояла Элла и, насупившись, смотрела на нее. Ханна впервые видела, чтобы хозяйка была так сердита. Причем лично на нее. Ледяной взгляд Эллы пронзил ее как удар тока. Ханну прямо-таки передернуло. Она покашляла и начала врать: – Мне показалось ночью, что кто-то сюда забрался. Ханна кивнула на дверной косяк. – Я испугалась, что они вернулись. Ну, те, которые стреляли. А поскольку ключа у меня не было, то дверь я взломала. Чтобы прогнать их, если они действительно пришли. Взгляд Эллы действовал на нее как детектор лжи. Она чувствовала это по звучанию собственного голоса. О господи! – Прости, я не то сказала. Мне отчаянно хотелось выпить, и я подумала, что у тебя там, может быть, что-то есть. Я имею в виду, из спиртного. Глупо, я знаю. Элла, похоже, прикидывала, можно ли Ханне верить. Прошло несколько мгновений. Затем она, видимо, пришла к выводу, что объяснение выглядит достаточно дико, чтобы быть правдой. Но сказать правду – это еще не значит получить прощение. Погасив свет в кабинете, Элла закрыла дверь и демонстративно ее заперла. Одарила Ханну убийственным взглядом. – Разумеется, я заплачу за ремонт косяка. Еще раз извини. Элла не ответила, однако, спускаясь по лестнице, пробормотала что-то по-исландски. Ханне показалось, что она сумела разобрать какие-то ругательства. На мгновение она застыла. Ей было стыдно, что, пойдя на поводу у своих низменных потребностей, она взломала запертую дверь. Но еще больший стыд она испытывала за то, что обманула доверие своей хозяйки. Проклятье! Несколько минут спустя, стоя под душем и пытаясь смыть с себя все грехи, она все же не смогла сдержать мыслей о том, почему Элла столь болезненно отреагировала на ее глупую выходку. Да, конечно, когда тебе взламывают дверь, это раздражает и возмущает, однако та Элла, которую знала Ханна, в другое время просто посмеялась бы и позаботилась о том, чтобы ее починили. Однако похоже было, что Эллу разозлил вовсе не сломанный дверной косяк. Скорее то, что Ханна проникла в ее кабинет. Может, она там что-то прячет? Ханна включила холодную воду и, легонько взвизгнув, смыла с себя эту мысль. Кабинет Эллы не скрывает ничего, кроме запыленного прошлого. Завтрак Ханна пропустила. Ей вовсе не улыбалось терпеть гневное разочарование Эллы или же пускаться в какие-то дальнейшие оправдания. Трусливо бросив мимолетом «увидимся», она выскользнула за дверь, прихватив с собой компьютер и планируя продолжать писать, проведя весь день в баре. Как бы ей ни было необходимо выбраться из дома, она не могла позволить себе еще один день провести без работы над детективом. Она наивно надеялась, что ей удастся удвоить свою эффективность, если писать в общественном месте, а также разнюхать что-то новое по делу об убийстве Тора. Она заказала чашку кофе, несколько тостов и яйцо всмятку. Будучи первым посетителем, она устроилась за одним из столов в надежде, что завсегдатаи появятся позже. Зная, что утро для нее не самое удачное время, если требуется что-то сделать, она заказала к кофе маленькую порцию виски, чтобы активизировать свой организм и творческий потенциал. Нацепив наушники без звука, Ханна изолировала себя от внешнего мира и в течение часа успела написать пару страниц. Когда в баре начали собираться первые рыбаки-пенсионеры, она, чтобы сменить обстановку, перебралась к стойке. Здесь она заказала еще порцию кофе с виски и попыталась вызвать на разговор Кожаного Жилета. Начала она со светской беседы: – Утром здесь не так-то много народу, не так ли? Кожаный Жилет пожал плечами, продолжая листать свою газету. – Зато у меня выпадает время почитать. Ханна не совсем поняла: должно ли это означать, что он хотел бы, чтобы его оставили в покое с его газетой? Однако она уже чувствовала, что не может сдержать любопытства. Ей пришло в голову, что иной раз нужно слегка подыграть и посплетничать, чтобы взамен выяснить что-то серьезное: – Не знаю, слышал ли ты, но вчера нам довелось немного испугаться. Точнее даже, здорово испугаться. Кто-то напал на дом. Кожаный Жилет оторвался от газеты и поднял бровь. О’кей, стало быть, он не слышал о вчерашнем нападении на дом Эллы. Ханна приободрилась – дополнительный джокер. Она решила подбросить еще одно поленце в огонь: – Кто-то стрелял по дому прямо среди ночи. Было очень даже неприятно. Ханна постаралась выглядеть потрясенной, и ей это, похоже, удалось. Газета была сложена и убрана в сторону. Внимание собеседника завоевано. – Кто-нибудь пострадал? Казалось, бармен был не на шутку встревожен. Ханна мотнула головой. – Только окно разбилось да появилось несколько дырок в стене. Скорее это была попытка нас испугать, а не причинить реальный вред. Но все равно не очень-то приятно. – И вы не знаете, кто это сделал? Бармен с беспокойством посмотрел на Ханну. Та покачала головой и с негодованием всплеснула руками. – Честно говоря, я даже не представляю себе, чтобы у Эллы были враги, которые желали бы ей зла. – А с чего ты решила, что целью была она? Ханна чуть не подпрыгнула на своем стуле. Что он имеет в виду? Что целью была сама Ханна? – Ты же не думаешь, что кто-то хотел попасть в меня? Кожаный Жилет пожал плечами и отвернулся к другой клиентке, женщине с собакой. Ханна сделала большой глоток кофе с виски. Неужели она действительно подобралась слишком близко к убийце?