Виктор возвысил голос; похоже, он напрягал последние силы, стремясь сохранить контроль над ситуацией. – Не вздумай искать Гисли, поняла? Ханна посмотрела на Виктора. Похоже, даже после коктейля из купленных без рецептов лекарств, который дала ему Маргрет, боль не прошла. Ей не оставалось ничего иного, кроме как кивнуть. В этот момент раздался стук в дверь. Маргрет пошла встречать врача, а Ханна присоединилась к ней, не желая еще больше волновать раненого. Ханна медленно брела по дороге. Ее по-прежнему била нервная дрожь. Нет, не могла она сидеть дома и спокойно ждать развития событий. Ей было просто необходимо что-то делать, действовать. При этом она прекрасно представляла себе, что рискует столкнуться с вооруженным кухонным ножом Гисли. При мысли о том, как острое лезвие рассекает ее плоть, Ханну передернуло. Ну уж нет, ни за что! В какой-то момент она даже подумала, а не позвать ли на помощь Йорна, если он согласится. О нем, конечно, многое можно сказать, но он, в конце-то концов, был крупным и сильным мужчиной, который сумел бы без особого труда справиться с нервным и трясущимся алкоголиком. Но Виктору-то это не удалось. А что, если Ханна недооценила Гисли? Что, если он бесстрашный и хладнокровный убийца, у которого на совести уже не одна человеческая жизнь? Если задуматься, вполне может быть, что он даже чрезвычайно опасен, потому что терять ему нечего. Ни работы, ни семьи, ничего, кроме ничем не ограниченной свободы выпивать и созерцать море. И уж ее-то он, вероятно, будет защищать до последнего. Ханна поежилась и внезапно ощутила, как что-то холодное слегка коснулось ее лба. Подняв глаза, она увидела, что начался снегопад. Летящие с неба крупные снежинки ложились ей на волосы и окрасили ее пальто в белый цвет. Нет, конечно, Йорна ей следует держать подальше от всего этого, а самой отправиться домой и ждать развития ситуации, не провоцируя новые преступления и не разыгрывая из себя героиню. Она должна вернуться к Элле, выпить кофе и поговорить с ней о завтрашних похоронах, предложить свою помощь. Сидеть в теплой гостиной и дать полиции делать свою работу. Она была уверена, что Виктор будет в достаточной мере держать ее в курсе предстоящих событий, так что она вполне сможет использовать это в своей книге. Погрузившись в свои размышления, она мало что замечала вокруг. Внезапно ей пришлось остановиться. Прямо перед ней, вынырнув из густого снегопада, как некий дух тумана, возникла фигура человека. Ханна нервно сглотнула, пытаясь унять растущую панику, поскольку человека этого она узнала. Гисли. 40 Ханна и Гисли застыли друг напротив друга в выжидательных позах, как два собравшихся стреляться на дуэли ковбоя. Ханна попыталась разглядеть нож, однако не смогла. Взгляд у Гисли был каким-то затравленным, хотя, быть может, виной этому послужил алкоголь. Чтобы успокоиться, Ханна сделала глубокий вдох. Напомнила себе: Гисли вовсе не обязательно известно о том, что она уже в курсе его поступка. Может, ей удастся просто нормально поговорить с ним, укрепить в мысли, что ему нечего опасаться с ее стороны, тогда она сумеет беспрепятственно пройти мимо него к дому и избежать опасного развития ситуации. Она ведь не может пуститься бежать – риск того, что Гисли ее догонит, очень велик. С другой стороны, прошмыгнуть мимо, как ни в чем не бывало, тоже не получится. Она попыталась начать с общих замечаний. – Как тебе это нравится, вдруг снег повалил? Не отвечая, Гисли напряженно смотрел на нее. Расстояние между ними было метров десять. Слишком много, чтобы Ханна смогла предугадать его дальнейшие действия, и слишком мало, чтобы игнорировать его присутствие. – А что ты, собственно, делаешь, когда идет снег? Я имею в виду, не можешь же ты сидеть у себя в хижине, когда бывает так холодно? Молчание. Снег повалил сильнее. Ханне еще труднее стало различать Гисли. – Ну, у меня ведь есть своя квартира. О, какое облегчение… Ханна вовсе и не забывала о том, что у него есть квартира, просто ей удалось заставить его говорить о чем-то совершенно постороннем. Так что стратегия «убедить его в мысли, что все в порядке» подействовала. По-видимому. Она решила добавить еще одну реплику к тому, что, вполне возможно, а быть может и нет, являлось игрой с обеих сторон. – Ну конечно, у тебя ведь есть квартира. А она далеко? – Сейчас я не могу пойти туда. Чувствовалось, что Гисли и вправду об этом сожалеет. Ханна продолжала играть свою роль. – Почему? – Просто не могу. В голосе Гисли зазвучали упрямые нотки. Прекрасно зная, по какой причине он не стал развивать данную тему, Ханна решила не настаивать. Она уже совсем было собралась пройти мимо него, когда внезапно услышала слова, которые ее поразили и даже вызвали приступ паники. – А ты не могла бы взять меня к себе домой? Ханна посмотрела на него. Правильно ли она расслышала? Это, что, проверка? Снежинки, эти клочки ваты, заполняли собой весь мир, делая ситуацию еще более нереальной. Ханне пришло в голову, что, если снегопад продолжится с прежней силой, добраться до дома будет непросто. От этой мысли она плавно перешла к следующей: Гисли вонзает в нее нож, и заснеженный пейзаж оказывается окрашенным кровью на манер некой мрачной версии Даннеброга[41]. Сквозь плотную пелену снега она больше не различала лица Гисли. Ей необходимо было заручиться гарантиями, что в его намерения не входит зарезать их с Эллой. В то же время она прекрасно понимала, что, на какую бы причину он ни сослался, чтобы пойти сейчас с ней, ей ни в коем случае не удастся избавиться от подозрений на его счет. Поэтому она и решилась на единственный в данной ситуации окончательно и бесповоротно неразумный шаг – пригласила его к себе домой. – Идем, действительно пора уже поскорее укрыться от этого зверского холода. Шли они в полном молчании. Мысли Ханны всю дорогу кружились вокруг того, какую смерть изберет для нее идущий в двух шагах позади палач, а также каким образом она сможет позвать на помощь, когда доберется до дома. Достать телефон и позвонить кому-нибудь прямо сейчас она не решалась, справедливо боясь Гисли, который не сводил глаз с ее спины. Другой, более повседневной, мыслью Ханны было: а что скажет Элла? И что сказать Элле ей самой? За время их пути она так ничего и не придумала. Ханна с облегчением отметила, что машина Эллы стоит перед домом, а в окнах горит свет. Как бы там ни было, а убивать двоих все же сложнее, чем одного. – Ну, вот мы и пришли. Натянуто улыбаясь, Ханна попросила Гисли оставить свои сапоги снаружи под навесом. Внезапно ей в голову пришла абсолютно посторонняя идея – новое название ее книги: «Босоногий убийца». Правда, совсем босым Гисли не был: Ханна с трудом заставила себя не смотреть на его грязные дырявые носки. Когда они переступили порог дома, их встретили жар камина и встревоженный материнский взгляд стоящей в прихожей Эллы. – Ничего, что я привела с собой гостя? Не знаю, знакома ли ты с Гисли? Ханна изо всех сил старалась выглядеть спокойной и сдержанной. Интересно, заметно ли, что голос ее слегка дрожит? Элла кивнула, как будто для нее вовсе не стало неожиданностью, что Ханна привела с собой к ней в дом бездомного мужчину в дырявых носках, и сказала что-то по-исландски, вроде бы что-то о внезапном снегопаде и кофе. Во всяком случае, Гисли последовал за ней на кухню, где Элла начала возиться с кофеваркой. Ханна, держась на некотором расстоянии от них, нащупала в кармане телефон и стала дожидаться удобного случая, чтобы выйти и позвонить Виктору. Но можно ли оставлять Эллу наедине с Гисли? Что, если он нападет на нее или возьмет в заложники? С другой стороны, если что-то не предпринять, он вполне может вытащить свой кухонный нож и зарезать их обеих. Вполне возможно, это лишь вопрос времени, пока он догадается, что Ханне известно больше, чем она показывает. Ханна поняла, что обязательно должна позвонить и попросить о помощи. Ради Гисли она перешла на английский: – Извините, мне нужно в туалет. Гисли посмотрел на нее – как-то странно, или это ей только показалось? Ханна призвала на помощь всю свою рассудительность и направилась в туалет, стараясь успокоить участившийся пульс и замедлить неуклонно ускоряющиеся шаги. Вот, блин, дерьмо! Закрывая за собой дверь, она вдруг вспомнила, что замка на ней нет, и охватившая ее паника усилилась. Ханна инстинктивно включила кран, как будто это могло хоть что-то заглушить, и, набрав номер на телефоне, стала напряженно вслушиваться в медленный рингтон. Ну же, давай! Ханна нервно поглядывала на дверь. Секунды шли. И вот наконец! – Это Виктор, полиция Хусафьордура. – Это я, Ханна! Он здесь. У Эллы. – Кто? Ханна пришла в отчаяние. Казалось, что на другом конце линии самый что ни на есть твердолобый из всех полицейских инспекторов, а не Виктор. Да он уже должен был мчаться сюда во весь опор в своем автомобиле! Она почти что крикнула: – Здесь Гисли! Взглянув в окно, она увидела в темном стекле свое отражение. Однако кроме нее там был и еще кое-кто. За спиной Ханны у распахнутой двери стоял Гисли и смотрел на нее. Не смея поднять глаза, Ханна потихоньку опустилась на диван. Сердце было готово выскочить у нее из груди. Она чувствовала на себе взгляд Гисли, знала, что ее телефон лежит у него в кармане. Пытаясь неуклюже оправдаться, она сказала, что звонила Виктору шутки ради. Стоило лишь Гисли протянуть руку, как она безропотно отдала ему свой телефон, повинуясь кивку головы, тихо и спокойно прошла в комнату. На столе появились кофе и торт. Элла устроилась напротив Ханны, утонув в объятиях кресла. Она пребывала в блаженном неведении относительно того, что, быть может, пьет сейчас последнюю чашку кофе и ест последний кусок песочного торта в своей жизни. Когда Гисли сел рядом с Ханной, диван опустился на два градуса. Она тут же почувствовала запах – исходящую от бродяги жуткую вонь. Даже не глядя на него, она физически остро ощущала его присутствие и даже, казалось, слышала его пульс, будто он был частью ее самой. Или она – частью его. Теперь она поняла, что это значит – чувствовать настоящий страх перед другим человеком. С трудом сглотнув скопившуюся во рту слюну, Ханна, не отрываясь, смотрела на огромный нож, который Элла прихватила, чтобы разрезать им покупной сухой торт. Когда Гисли взял его в руки, у нее перехватило дыхание. Гисли чуть помедлил и начал резать торт. Что это, неужели он посмотрел ей в глаза? Когда он заговорил на своем стэнфордском английском, голос его звучал вполне дружелюбно: – Ты будешь? Не смея поднять глаза, Ханна кивнула. Элла пролепетала что-то по-исландски, Гисли ей ответил. Похоже, они уже давно знали друг друга и даже испытывали что-то вроде взаимной симпатии. У Ханны мелькнула мысль: а может, все дело в этом? Может, в эту снежную бурю ему просто нужны были знакомое лицо, задушевная беседа, дружеское лицо? Может, ему абсолютно безразлично, что она позвонила Виктору? Вот сейчас он допьет кофе, съест свой кусок торта и спокойно уйдет? Может, он вовсе не опасен?.. – Скажешь что-нибудь Элле, и я зарежу тебя вот этим ножом для торта. Сказав это, Гисли улыбнулся, и тут до Ханны дошло: он знает, что Элла не понимает по-английски, а следовательно, может говорить все, что угодно, не вызывая у пожилой дамы беспокойства. Ханна молниеносно сообразила, что для нее появляется шанс постараться образумить его так, чтобы Элла не запаниковала в этой опасной ситуации. Ханна заговорила, пытаясь, чтобы это выглядело так, будто они обсуждают самые обыденные вещи: – Тебе просто необходимо сдаться полиции. Я знаю, как ты поступил с Виктором, и рано или поздно они тебя найдут. – Они? – Подкрепление уже на пути из Рейкьявика. Я знаю, ты не хотел ничего плохого – просто ты был в отчаянии… – Ты ничего не знаешь. Гисли прервал ее. Ханна покосилась на Эллу, но та, похоже, даже не подозревала, о чем они говорили, погрузившись в разгадывание кроссворда. – Это я нашла бутылку, на которой была твоя кровь. Однако я не считаю, что Тора убил ты. Элла взглянула на них. Наверняка она услышала, что прозвучало имя Тора. Ханна пустилась в объяснения по-датски. – Гисли очень огорчен тем, что произошло с Тором. Я просто пытаюсь объяснить ему: полиция делает все возможное, пытаясь понять, что случилось тем вечером. Элла кивнула, сделала глоток кофе, какое-то время разглядывала пламя, а потом вернулась к своему кроссворду. Со стороны было похоже, будто три одиноких человека собрались здесь, чтобы насладиться обществом друг друга. Повернувшись к Гисли, Ханна предприняла еще одну попытку: – Тебе обязательно нужно сдаться ради своего же блага. Сказать, что ты ударил Виктора ножом, потому что на тебя было оказано давление. Это все сумеют понять, и ты получишь мягкое наказание. Но чем дольше все это тянется, тем больше глупостей ты совершаешь… Они громоздятся одна на другую. Ты только самому себе делаешь хуже. Гисли испытующе посмотрел на нее. – Что тебе на самом деле известно о преступлении и наказании? У Ханны возникло спонтанное желание завести речь о Достоевском, однако она передумала и лишь развела руками. – Да, ты прав – ничего. Позволь, однако, по крайней мере попросить тебя не причинять вреда ни мне, ни Элле. Ведь не наша вина, что ты оказался в такой прискорбной ситуации. Но я обещаю, что я тебе помогу. Я могу сама отвезти тебя в участок, а если тебе нужно будет взять что-то из дома, мы можем заехать. Гисли продолжал внимательно ее разглядывать; глаза его прятались в гуще буйной растительности. Верхнюю одежду он с себя так и не снял. Он что, размышляет над ее предложением? Ханна в этом сомневалась. Похоже было, что мыслями он где-то далеко отсюда. Внезапно взгляд его изменился и стал скорее умоляющим, нежели властным. – Спиртное. Где вы его держите? Черт! Ханна знала, что в доме нет ни капли алкоголя, но нужно было сделать все, чтобы ублажить его или, скорее даже, не дать ему разозлиться и прибегнуть к насилию. Вспомнив о пустых винных бутылках, спрятанных у нее в чемодане, она решила солгать, чтобы выиграть время. – Наверху в моей комнате есть немного вина. Принести? Гисли кивнул. – Я пойду с тобой. Подъем по лестнице занял всего несколько секунд, но ей показалось, что он длился вечность. Ханна уже раскаивалась в своем поступке, мысленно считая его самым жалким из всех известных ей отвлекающих маневров. Ведь еще пара минут, и Гисли обнаружит, что его попросту обманули, и тогда ничто не в силах будет успокоить его расшатанные алкоголем нервы и унять уже проявившуюся жажду насилия. В голове у нее лихорадочно кружились мысли. Нужно было придумать новый план. Но почему же не приезжает Виктор? Он должен был слышать отчаяние в ее голосе, когда она звонила ему, обязан был сделать все, чтобы успеть вовремя и не допустить дальнейшего кровопролития на своем крошечном участке. Когда они вошли в ее спальню, Ханна взглянула на окно, которое она, вероятно, забыла запереть. Во всяком случае, оно было чуть приоткрытым, и на подоконник уже успело намести немного снега. К ее глубокому сожалению, снаружи не было и намека на приближающиеся к дому зажженные фары – одна только расцвеченная белыми тонами темень ночи. Гисли продолжал стоять в дверях, а Ханна, отойдя от окна, уселась на корточки перед чемоданом и сделала вид, что роется в нем. Если б ей только удалось заманить его внутрь, может, она смогла бы запереть его в спальне, забаррикадировав дверь снаружи тяжелым комодом, а самой вместе с Эллой прыгнуть в джип и сбежать. – Белое или красное? Ханна держала бутылки за горлышки, надеясь, что Гисли не сумеет разглядеть, что в обеих уже давным-давно нет ни пробок, ни содержимого. Спальню освещал лишь мягкий свет из коридора, струившийся внутрь через открытую дверь. Ханна специально не стала включать лампу, чтобы сразу не стало понятно, что бутылки пусты. – Бери обе. Ханна кивнула головой, сглотнула, поднялась на ноги и приготовилась разоблачить собственный обман. Гисли так и не покидал дверной проем, ей же, для того чтобы план побега удался, нужно было, чтобы он прошел на пару шагов внутрь.