Мне было не оторваться от важного занятия: я освежал специальным лосьоном лицо, докрасна обожженное солнцем в бассейне. Лишь на десятом звонке я смахнул с лица ватные узоры в решеточку, поднялся со стула и взял трубку. — Здравствуй, это я. — Привет. — Ты что сейчас делал? — Ничего. Все лицо горело; я вытер его висевшим на шее полотенцем. — Спасибо за вчерашний вечер. Давно так не отдыхала. — Это хорошо. — М-м-м… Ты тушенку любишь? — Люблю. — Я тут ее много наготовила, мне столько и за неделю не съесть. Поможешь? — Чего б не помочь? — Тогда через час приходи. Если опоздаешь, выкину все в помойное ведро. Понял? — Ага. — Просто я ждать не люблю. Она сказала это и бросила трубку, не дав мне даже раскрыть рта. Я повалился на диван и минут десять глядел в потолок, слушая хит-парад, который передавали по радио. Потом чисто выбрился под горячим душем. Надел рубашку и бермудские шорты, только что из химчистки. Вечер стоял замечательный. Я проехался вдоль морского берега, любуясь закатом, а перед самым выездом на шоссе купил две бутылки холодного вина и пачку сигарет. * * * Пока она освобождала стол и расставляла на нем безупречно белую посуду, я откупорил бутылку при помощи фруктового ножа. Комната была полна горячим, влажным паром от тушенки. — Даже не думала, что будет так жарко. Просто ад какой-то… — В аду жарче. — Ты что, там был? — Люди рассказывают. Когда там становится до того жарко, что крыша едет, то тебя переводят в место попрохладнее. Чуть отойдешь — и опять в пекло. — Как в сауне. — Именно. Но есть и такие, которых обратно не посылают, потому что они уже чокнулись. — И что с ними делают? — Отправляют в рай. Чтобы они там белили стены. В раю ведь как — стены должны быть идеально белые. Чуть какое пятнышко, уже непорядок. Это ведь рай! Вот они и белят их с утра до вечера, портят себе бронхи. Больше она не задавала никаких вопросов. Я тщательно выбрал кусочки пробки, плававшие в бутылке и разлил вино по стаканам. — Холодное вино — горячее сердце, — сказала она, когда мы чокнулись. — Это откуда? — Из рекламы. Холодное вино — горячее сердце. Не видел? — Нет. — Телевизор не смотришь? — Редко. Раньше часто смотрел. Больше всего нравилось кино про Лэсси. Пока самая первая собака играла. — Ну да, ты ведь животных любишь. — Ага. — Если б у меня время было, я бы с утра до вечера смотрела. Все подряд. Вот, скажем, вчера показывали диспут между биологом и химиком. Не видел? — Нет. Она отпила вина и покачала головой, как бы вспоминая. — Там было про Пастера. Он обладал силой научной интуиции. — Силой Научной Интуиции? — Ну, короче… Обычно ученые рассуждают так: A равно B, а B равно C — значит, A равно C. Что и требовалось доказать. Правильно? Я кивнул. — А Пастер был не такой. У него в голове только и было, что A равно C. Безо всяких доказательств. Его правоту доказала история. Он за свою жизнь сделал несчетное множество ценнейших открытий. — Ну да, прививки от оспы… Она поставила стакан на стол и посмотрела на меня с негодованием. — Прививки от оспы — это Дженнер! Как ты в университет-то поступил? — А, вспомнил: антитела! И низкотемпературная стерилизация. — Правильно. Она рассмеялась с каким-то торжеством, не показывая зубов. Допила вино и налила себе еще. — В диспуте эту способность называли научной интуицией. У тебя такая есть? — Практически нет. — А если бы была? — Ну, наверное, пригодилась бы для чего-нибудь. Например, когда с девчонкой спишь, могла бы понадобиться. Она засмеялась и ушла на кухню, вернувшись оттуда с кастрюлей тушенки, миской салата и нарезанной булкой. Из широко раскрытого окна повеяло, наконец, прохладой. Мы принялись не спеша ужинать под пластинку. Она задавала вопросы — в основном про университет и про жизнь в Токио. Разговор был не самый содержательный. Про эксперименты на кошках («Мы их не убиваем, ты что! Это психологические опыты!», — врал я, за два месяца умертвивший тридцать шесть кошек и котят), про демонстрации и забастовки… Был показан зуб, сломанный полицейским. — А отомстить ему ты не хочешь? — спросила она. — Вот еще… — А почему? Я на твоем месте отыскала бы его и все зубы повыбивала молотком. — Во-первых, я — это я. Во-вторых, все уже закончено. А в третьих, у них там все рожи одинаковые — как я его найду? — Выходит, и смысла нет? — Какого смысла? — Что тебе зуб выбили? — Выходит, что нет. Она издала стон разочарования и отправила в рот кусок тушенки. * * * После кофе мы помыли с ней посуду на тесной кухне, вернулись к столу и закурили под Манхэттэнский Джазовый Квинтет. На ней были просторные шорты и рубашка из тонкой ткани, сквозь которую отчетливо проглядывали соски. Вдобавок наши ноги несколько раз сталкивались под столом — каждый раз я понемногу краснел.