– Все никак не могу выбросить из головы эту бабочку, – задумчиво произнесла она. – Да, понимаю, – отпечаток пальца Бобби и два разных профиля ДНК. Руди считает, что образец ДНК Бобби намеренно нанесен на эту купюру уже после убийства и что сделали это в полицейской лаборатории. По-моему, не исключено, что он прав. Они с Холтеном синхронно кивнули, и Харпер сказала: – Да, ума не приложу, как образец ДНК этого Пены мог попасть в лабораторию нью-йоркской полиции. Это просто необъяснимо. Но меня больше беспокоит собственно бабочка. Я и сама попробовала сложить такую же этой ночью, когда решила устроить небольшой перерыв. Это оригами из долларовой купюры – явно непростая штука. На «Ютьюбе» есть обучающие видео. Я просидела сорок пять минут, но так и не сумела его повторить. Тому, кто это сделал, пришлось порядком повозиться, чтобы сложить эту бабочку. Думаю, она была заготовлена заранее, еще до убийства. Но все равно нужно обладать изрядным хладнокровием, чтобы засунуть ее в рот мертвецу. Это явно какое-то послание. – Я уже думал об этом. Не знаю, как обвинение растолкует эту бабочку, но могу предположить: она будет подана как доказательство того, что Бобби убил Карла и Ариэллу отнюдь не в приступе ревности. Как ты только что сказала, это говорит о хладнокровии. Указывает на преднамеренность и хорошую обдуманность действий. – Да, и вправду странный поступок со стороны убийцы, – ответила Харпер. – Что-то очень похожее на ритуал. Как будто это больше связано с убийцей, чем с жертвой… Может, я придаю этой бабочке слишком большое значение, но я все-таки позвонила одному своему хорошему знакомому из Бюро поведенческих наук. Он пообещал пробить схожие случаи по их базе данных. ФБР ведет учет ритуальных убийств; там есть специальная группа, которая отслеживает различные модели преступного поведения. Не исключено, что выплывет схожий «модус операнди»[13]. Холтен тем временем отсчитал несколько купюр, держа их перед собой веером. Чемоданчик с лэптопом лежал у него на коленях; длинная цепочка позвякивала, когда он перебирал их в руках. – Руди уже пытался это сделать. Вся его команда убила несколько дней, тычась в разные места в поисках схожего «почерка». В ФБР нам дали от ворот поворот, поэтому мы провели собственное расследование, основываясь на материалах СМИ и разговорах со знакомыми копами. Так по-прежнему и ничего. Может, хотя бы вам с вашей подругой повезет, – произнес Холтен. Официантка убрала тарелки и оставила счет. – Угощаю, – сказал я, кладя на стол несколько банкнот. Харпер и Холтен оба принялись возражать. Особенно Холтен. Даже у бывших копов остается привычка не залезать в карманы адвокатов защиты. Конечно, не считая тех случаев, когда они прикормленные. – Давайте-ка лучше я, – безапелляционно заявил Холтен, возвращая Харпер двадцатку. – Завтрак – за счет фирмы Карпа. Я потом спишу на расходы. Подхватив мою стопочку наличных, он вернул ее мне и бросил на стол свою. И тут мое внимание привлекла долларовая бумажка на самом верху кучки купюр, оставленной Холтеном. Лежала она портретом Джорджа Вашингтона вниз. С обратной ее стороны на меня смотрела Большая печать Соединенных Штатов – орел, частично прикрытый звездно-полосатым щитом, с оливковой ветвью в одной лапе и пучком стрел, зажатым в другой, а с противоположной стороны – известная всем пирамида со всевидящим оком на вершине. И в этот момент что-то вдруг щелкнуло у меня где-то в самой глубине головы. Чисто интуитивное подозрение, что долларовая купюра во рту у Карла Тозера и есть ключ ко всему этому чертову делу. Свернув за угол, вся наша троица оказалась на Западной Восемьдесят восьмой улице. Тянулась она до самой реки, но нам не пришлось переться в такую даль. Миновав церковь, пару хозяйственных магазинов и гостиницу на противоположной стороне улицы, мы углядели искомый дом – трехэтажный особняк из бурого камня. На фоне двери ярко выделялась полицейская лента, обозначающая место преступления. На крыльце прохлаждался полицейский в форме, поставленный присматривать за домом, – чутка помельче Холтена, но все равно здоровенный детина с бритой головой и толстой шеей. На улице толклось с десяток человек, все одетые в черное. Кто-то обернул вокруг шеи черную футболку, другие держали в руках цветы и увеличенные фотографии Ариэллы. Непромокаемые плащи, складные стульчики – наверняка проторчали здесь весь день, а то и являлись сюда ежедневно. У подножия дерева напротив дома мерцали язычки пламени поминальных свечей. Над ними я приметил еще один полноразмерный плакат с изображением Ариэллы, примотанный к дереву веревкой и скотчем. Когда мы стали подниматься по ступенькам, дежурный коп встал, кивнул и прижал палец к губам. Взгляд его метнулся куда-то над моим плечом, после чего он подмигнул мне и сказал: – Проходите, господа офицеры. Я кивнул. Фанаты у меня за спиной поминали исключительно Ариэллу. Ни футболок, ни постеров с Бобби я не приметил. Если б коп дал толпе понять, что мы представляем Роберта Соломона, дело могло кончиться плохо. Полицейский отодвинул ленту и на пару футов приоткрыл входную дверь – ровно настолько, чтобы мы могли протиснуться внутрь по одному. Я услышал за собой топот ног, когда фанаты дружно рванули к крыльцу, надеясь хоть мельком заглянуть внутрь. – А ну назад! – рявкнул коп, после чего протиснулся вслед за нами и закрыл за собой дверь. – Блин, да эти малолетки совсем с ума посходили, – буркнул он. Харпер подошла к нему, протягивая руку. – Здравствуйте, моя фамилия Харпер, – начала она с улыбкой. Бывший федерал – тот же бывший коп. При всех своих нередких терках представители различных правоохранительных структур все-таки уважают друг друга. Ощущают определенное родство. Детина в форме демонстративно засунул руки в карманы. – Осади, овца. Ничего здесь не трогать. Полчаса – и чтоб духу вашего здесь не было! – Милости просим в мир защиты по уголовным делам, Харпер, – сказал я. Глава 17 С утра, прежде чем покинуть квартиру, Кейн сорвал брезент, прикрывающий ванну. Наклонился, выдернул затычку и включил душ. Где-то с минуту промывал им хрупкие белые кости. Осторожно собрав остатки костей и зубы, завернул их в полотенце и расколотил молотком в пыль. Высыпал эту пыль в коробку со стиральным порошком и закрыл ее. Пулю убрал в карман – скоро ей предстояло оказаться в реке или ливневой канализации. Дело сделано. Потом он принял душ, наложил на рану на ноге свежую повязку, оделся, обновил грим, убедился, что пакет со льдом достаточно уменьшил отек на лице, натянул куртку и вышел на улицу. Вскоре после этого Кейн уже стоял к очереди ожидающих досмотра перед входом в здание уголовного суда на Сентер-стрит. Очередей было две. Все стоящие в той же, что и он, держали в руках конверты с красной полоской – повестки с вызовом в суд в качестве присяжного заседателя. Обе очереди продвигались достаточно быстро, и вскоре Кейн уже укрылся от холода внутри. Несмотря на колотую рану на ноге, он не хромал. Вчерашнее происшествие никак не сказалось на его походке, ведь никакой боли он не испытывал. Его обыскали, а куртку пришлось пропустить через багажный рентгеновский сканер. Сумку в этот день он с собой не взял. Оружие тоже. Слишком рискованно. После досмотра службой безопасности его направили к лифтам, объяснив, что нужно явиться к судебному приставу, который будет ждать его на этаже. Переполненные лифты всегда вызывали у Кейна чувство дискомфорта. Люди в них дурно пахли. Лосьон после бритья, дезодорант, сигареты, прокисший пот… Опустив голову, он уткнулся носом в свой толстый шарф. Где-то в животе узлом закручивалось волнение, и Кейн всячески старался подавить его. Двери лифта открылись в фойе, выложенное светлой мраморной плиткой, и он двинулся за вывалившей из него толпой к круглолицей даме – судебному приставу, стоящей за регистрационной стойкой. Стал дожидаться своей очереди, изобразив на лице легкое замешательство. Вертел в руках повестку и удостоверение личности. С деланым любопытством озирался по сторонам, постукивая пальцами по пряжке ремня. Наконец пристав отправила стоявшую перед ним женщину в небольшой зал справа от регистрационной стойки. По затылку Кейна словно пробежал электрический разряд. Как будто кто-то прижал к нему горячую лампочку. Это восхитительное чувство тревоги было для Кейна приятным бонусом. Ему нравилось это ощущение. – Вашу повестку и удостоверение личности, сэр, – нетерпеливо произнесла дама-пристав. Губы у нее были накрашены ярко-красной помадой, часть которой размазалась по передним зубам. Передав документы, Кейн глянул ей через плечо на открытые двери помещения справа от стойки. Отсканировав штрихкод на повестке и лишь мельком взглянув на него, она вернула ему удостоверение личности со словами: – Проходите и присаживайтесь. Видеопрезентация начнется с минуты на минуту. Следующий! Взяв у нее документы, Кейн убрал их обратно в бумажник. Удостоверение личности было не его. Водительские права, выданные в штате Нью-Йорк, принадлежали мужчине, который накануне растворился в собственной ванне. Кейн едва подавил желание победно потрясти кулаком в воздухе. Успешно пройти такую проверку по чужим документам не так-то просто. Иногда Кейну просто не удавалось достаточно близко передать внешность объекта. Например, как тогда, в Северной Каролине. Фотографии в удостоверении личности было больше десяти лет. Даже сам объект не был похож на фото в своем собственном документе. Судебный пристав смотрел тогда на Кейна и водительские права добрых две минуты, даже позвонил своему начальнику, прежде чем пропустить его. К счастью, Нью-Йорк оказался к нему более благосклонен. Зал выглядел не особо парадно. На потолке проглядывали никотиновые разводы, оставшиеся с тех времен, когда будущим присяжным разрешалось курить, ожидая своей участи. Кейн присоединился к остальным кандидатам, которых набралось уже человек двадцать и которые расселись по креслицам с поворотными столиками, установленными на одном из подлокотников. К нему подошла еще одна дама в форме судебного пристава, протянула два листка бумаги – анкету и информационную брошюру Службы присяжных заседателей с ответами на часто задаваемые вопросы. Кейн заполнил анкету – пожалуй, слишком уж быстро. Оглядевшись по сторонам, он увидел, что остальные по-прежнему грызут кончики своих ручек, обдумывая ответы. Главной задачей этой анкеты было отсеять тех кандидатов в присяжные, которые знали кого-либо из свидетелей или основных участников предстоящего судебного процесса, да и вообще выявить их возможную предвзятость. Ни один из вопросов не доставил Кейну никаких хлопот – он давно уже научился выглядеть нейтральным на бумаге. Не успел он отложить ручку, как осветились две семидесятипятидюймовые телевизионные панели, висящие на стене. Кейн заинтересованно выпрямился, положил руки на колени и стал внимательно смотреть обучающее видео – короткий пятнадцатиминутный ролик, подготовленный судьями и адвокатами, чтобы познакомить присяжных с основами судебного процесса, растолковать им, кто будет присутствовать в зале суда и в какой роли, и, конечно же, объяснить, чего правосудие ожидает от образцового нью-йоркского присяжного заседателя. От тех требовалось сохранять непредвзятость, ни с кем не обсуждать дело до его завершения и прежде всего уделять внимание доказательной базе. Взамен каждый присяжный будет получать по сорок долларов в день либо от своего работодателя, либо от суда. Если судебное разбирательство продлится более тридцати дней, то суд, по своему усмотрению, может добавить к этой сумме еще по шесть долларов в день. Обед – за счет государства. Дорожные расходы и расходы на парковку не возмещаются. Во время пауз в просмотре, когда перед началом очередного раздела голос диктора умолкал, Кейн бросал взгляды на мужчин и женщин, сидящих вокруг него. Многие из них были больше сосредоточены на своих телефонах. Мало кто внимал происходящему на экранах, а кое-кто и вовсе откровенно дремал. Кейн опять перевел взгляд на один из экранов, и вот тут-то заметил его – мужчину в сером костюме, который стоял в небольшом тамбуре у входа в зал. Был он лыс, а те немногие волосы, что еще оставались по бокам головы, подернулись сединой. Полноват, но не то, чтобы откровенный толстяк – разве что двадцать или тридцать фунтов лишку, не больше. На самом кончике носа у него пристроились очки, будто готовые вот-вот соскользнуть с него. Неизвестный опустил голову, держа перед собой смартфон. Его толстый палец скользнул по экрану, который контрастно подсветил двойной подбородок мужчины, делая его похожим на какого-то злодея из фильма ужасов пятидесятых годов. А также позволил Кейну разглядеть его темные, чуть навыкате глаза – темно-карие, почти черные. Маленькие, безжалостные. И глаза эти смотрели вовсе не на экран смартфона. Они обшаривали зал, останавливаясь на каждом из кандидатов в присяжные по очереди – секунд на пять максимум. Пристально всматриваясь в него, а затем переходя к следующему. Наверное, один лишь Кейн заметил этого человека. Он уже видел его раньше. Знал, как его зовут. Больше никто в зале не обратил на лысого внимания, и того это явно устраивало. Кейн знал это. Одет этот мужчина был в серый унылый костюм с белой рубашкой и светлым галстуком. И ни одна из этих вещей, похоже, не была куплена в последние годы. Костюму было по меньшей мере лет десять. И в лице его тоже не было абсолютно ничего примечательного. Это был человек, напротив которого можно целый час просидеть в метро, а уже через десять секунд после выхода из вагона напрочь его забыть. Звали мужчину Арнольд Новоселич. «Адвокатское бюро Карпа» наняло его в качестве консультанта по отбору присяжных на процесс Роберта Соломона. В течение всего последнего месяца, день за днем просиживая в своей машине, Кейн видел, как Арнольд переставляет фото на пробковой доске в офисе фирмы. Целая команда работала там над тем, чтобы внимательно проверить каждого из кандидатов в присяжные из списка. Их незаметно фотографировали, исследовали их прошлое и нынешнюю жизнь, просматривали их аккаунты в соцсетях, банковские счета, изучали их семьи, их убеждения. Человек, личность которого украл Кейн, тоже появлялся на этой доске. Равно как и тот, которого он сжег прошлой ночью на темном пустыре. Во многих отношениях Арнольд был для Кейна чем-то вроде лакмусовой бумажки. Если кто-то и мог заметить, что Кейн присвоил себе жизнь одного из кандидатов в присяжные, то разве что Арнольд, который продолжал украдкой наблюдать за ними, наверняка сразу понимая, кто серьезно относится к делу, а кто нет. Вдруг Кейн осознал, что глаза-бусинки Арнольда вот-вот упадут и на него, и при этой мысли даже пресеклось дыхание. Стало жарко. Пот был главным врагом Кейна. Грим мог растечься и постепенно обнажить синяки вокруг глаз. Сделав вид, будто не сводит глаз с экрана на стене, Кейн с рассеянным видом снял шарф и расстегнул воротничок рубашки. И в этот момент почувствовал на себе взгляд Арнольда. Очень хотелось в этом убедиться – повернуть голову и хотя бы мельком глянуть на консультанта, но Кейн все-таки сдержался, как бы ни взывали к этому все его нервы и инстинкты. Продолжал упорно таращиться на экран, присматривая за Арнольдом лишь боковым зрением. Полной уверенности не было, но, похоже, тот убрал телефон и теперь пристально смотрел прямо на него. Кейн поерзал на стуле, чувствуя себя так, будто попал в луч полицейского прожектора. Беспомощно застывший. Выставленный на всеобщее обозрение. Поскорей бы закончилось это чертово видео! Тогда можно будет и оглядеться. Проверить, чем занят Арнольд. Каждое мгновение тянулось мучительно долго. Наконец ролик закончился, и Кейн перевел взгляд на Арнольда. Тот смотрел куда-то правее, изучая теперь кого-то другого. Достав из кармана рубашки салфетку персикового цвета, Кейн осторожно промокнул лоб. Вспотел он не так сильно, как опасался. Грима на салфетке практически не осталось, а то, что все-таки стерлось, мало отличалось от нее по цвету. На сей раз он заранее продумал и этот момент. Кейн услышал, как женщина-пристав пробирается из задней части зала в переднюю – стук ее каблуков по паркетному полу гулко разносился по залу. Повернувшись, она оглядела собравшихся. Позади нее Кейн увидел еще одну толпу кандидатов в присяжные, ожидающих своей очереди войти в зал. Встав перед потухшими экранами, она обратилась к сидящим в зале: – Дамы и господа, благодарю вас за внимание. Прошу вас положить свои анкеты в синюю коробку в задней части зала и проследовать за моим коллегой Джимом в следующий зал. Пока вы еще не ушли – просто на случай, если вам на это еще не указали, – в этом зале будет проводиться отбор присяжных сторонами защиты и обвинения. Тех из вас, кто не попадет в окончательный список жюри, прошу подойти сюда и дождаться кого-то из моих коллег. Вы не имеете права просто уйти, даже если вас не выбрали. Всем спасибо. Кейн быстро собрал свои вещи и торопливо прошел в дальний конец помещения для инструктажа. Чем ближе он окажется к голове очереди, тем больше шансов заполучить место в жюри. Положив свою анкету в коробку, он встал за женщиной средних лет с вьющимися каштановыми волосами, в теплом зеленом пальто. Обернувшись, она улыбнулась Кейну и сказала: – Захватывающе, не правда ли? Кейн кивнул. Вот оно. Можно сколько угодно планировать и усердно работать, даже вносить небольшие коррективы в состав кандидатов, чтобы увеличить свои шансы быть выбранным защитой, но теперь все сводилось к простому везению. Раньше ему уже приходилось доходить до этого этапа – и потерпеть неудачу. Кейн напомнил себе, что сам создал свою удачу, что он умнее всех в этом зале. Двери в задней части помещения распахнулись, и за ними Кейн увидел коридор, ведущий в судебный зал. Наконец-то, после стольких лет… Его момент настал. Глава 18 Между входной дверью и краем белого ковра, расстеленного по всему дому, оставалось футов десять твердого деревянного пола. Все мы старательно вытерли ноги о лежащий на нем коврик. Дежурный коп, прислонившись к двери, внимательно наблюдал за нами. Прежде чем войти, я засек над дверью, чуть правей ее, небольшую черную видеокамеру, нацеленную на крыльцо. Оглядел прихожую, но панели охранной сигнализации нигде не приметил. – Вот, – показала Харпер. Панели она тоже не нашла, но обнаружила, где та недавно висела, – четыре отверстия от шурупов в стене, справа от двери. На плинтусе даже лежал легкий снежок из цементной пыли. – А где же сама панель? – спросил я. – Похоже, что сняли для экспертизы, – предположила Харпер. Я сделал себе мысленную пометку спросить об этом у Руди, когда с ним увижусь. Коридор оказался достаточно широк, чтобы двинуться по нему втроем шеренгой – даже при том, что третьим у нас был Холтен. Ему пришлось прибавить шагу, лишь когда мы подошли к столу, приставленному к левой стене. Мы с Харпер пропустили его, после чего все так же бок о бок обошли стол. Вид у того был антикварный. Похоже, красное дерево, не меньше. Рядом с телефоном, роутером и стопкой нераспечатанной почты на нем стояла погашенная лампа. Лестница располагалась по правой стороне. Холтен свернул налево – туда, где, по моим прикидкам, находилась кухня. Оказалась она куда просторней, чем мне представлялось по фотографиям. Там не нашлось ничего из ряда вон выходящего. Потом я заглянул в гостиную. Диваны и стулья там были выпотрошены, набивка клочьями свисала из взрезанных подушек. В деле не хватало одной важной улики, хотя копы настойчиво расспрашивали Бобби на этот счет – они так и не сумели найти нож, которым закололи Ариэллу. На первом этаже располагались кабинет и комната, все еще заставленная коробками. Ванная комната и две гостевые спальни. Здесь тоже не нашлось ничего существенного. Из большого окна на лестничной площадке открывался вид на садик за домом – маленький, обнесенный каменной оградой и основательно заросший. Ничего похожего на стремянку я в нем не приметил. Да и по-любому задняя дверь была заперта изнутри. Никто не смог бы скрыться с места преступления через сад. Хозяйская спальня располагалась на втором этаже. Вслед за Харпер мы поднялись туда.