– Тебе уже не нужно ждать. Говорю же, я получил работу. Безопасную. Все может вернуться в нормальную колею. – В эту колею нет возврата. Я уже думала на этот счет. Я хотела, чтобы ты сегодня приехал к нам домой и повидался с Эми, но днем поняла, что просто обязана тебе это сказать. Я больше не могу этого скрывать. Так что решила встретиться с тобою здесь, потому что не хотела, чтобы Эми это видела. С меня хватит, Эдди. Я устала ждать. Мы с Кевином встречаемся. Он хочет, чтобы мы переехали к нему. И вдруг я словно уже и не сидел в кабинке вместе с Кристиной. И в этой чайной. И даже вообще в Китайском квартале. В тот момент я увидел именно то, чего и опасался, что так долго снилось мне в страшных снах. Мое недвижимое тело лежит у подножия Эмпайр-стейт-билдинг. Кристина стоит на его смотровой площадке, в восьмидесяти шести этажах над улицей. А потом снимает свое обручальное кольцо и бросает его за ограждение. Лежа на тротуаре, я понимаю, что сверкающий золотой кружочек летит прямо ко мне. Все быстрей и быстрей. Вот я уже могу четко его видеть. Но не в силах даже пошевелиться. Не в силах дышать. Все, на что я способен, – это впиться ногтями в плитки тротуара и смотреть. Когда оно бьет меня в грудь, я просыпаюсь. Теперь боль в груди была совершенно реальной. Удушающая, глухая боль, от которой пресеклось дыхание. И я понимал, к чему идет дело. Отчего было еще хуже. – Но ты… – Эдди, я все решила. Прости, – произнесла она. Голос ее стал отстраненно-холодным. – Прости! Ну прости же ты меня! Все изменится! Я сам изменюсь! Эта новая работа… – Но слова застревали у меня в горле. Я уже потерял ее. Что-то проснулось во мне. Вся та боль, которую я пытался притушить бухлом. Все это с ревом пробудилось к жизни. И заставило меня бороться. – Он не любит тебя так, как я, – сказал я. Кристина отсчитала несколько банкнот, положила их на стол, и ее рука ненадолго замерла над ними. Она колебалась, но вовсе не над счетом. Я не осмеливался сказать ни слова. Я знал, что какая-то часть ее по-прежнему любит меня. Слишком уж многое мы пережили вместе. Быстро заморгав, она покачала головой. А потом встала, выскользнула из кабинки и произнесла: – Кевин любит меня. Я это знаю. Он позаботится об Эми. И обо мне. Не звони. Хотя бы какое-то время. Когда Кристина направилась к выходу, моя рука метнулась к ней. Быстро. Я ухватил ее за запястье. Она остановилась. Глупый ход. Я отпустил ее. Стал слушать, как стук ее каблучков, и без того едва различимый, еще больше стихает, пока она идет к выходу. Я глянул на бутылку пива перед собой. «Миллер». По запотевшим бокам ее стекали прозрачные капли воды, оставляя за собой гладкие дорожки. Жутко хотелось немедленно ее осушить. А потом еще десять. Полирнуть водкой, вискарем – чем угодно, только чтобы умерить боль. Подхватив бутылку, я уже поднес ее к губам, когда вдруг мой взгляд упал на деньги, которые Кристина оставила на столе. Поверх стопки блокнот лежало золотое кольцо. Я поставил бутылку обратно на стол. С силой потер виски. Казалось, что по венам с грохотом проносятся товарные поезда. Поднявшись, я взял кольцо и положил его в карман. Ноги кое-как донесли меня до машины. Всю дорогу до стоянки я не поднимал взгляд. Ни разу. И когда пролез за руль и завел мотор, даже уже не помнил, как шел сюда от ресторана. Меня мутило. Как будто я проглотил туго надутый воздушный шарик, который никак не могу вытащить из горла. Поездка до Сорок шестой улицы точно так же не отложилась в памяти. Я свернул на нее, даже не представляя, как здесь оказался или сколько времени сюда ехал. Остановился возле своего офиса, вылез из машины и направился к крыльцу. Ключи дребезжали у меня в кармане. Дыхание холодными облачками пара отлетало к ногам. Детектива Грейнджера я заметил только тогда, когда он пихнул меня в плечи. Я, спотыкаясь, попятился, но сумел удержаться на ногах. Хлопнули дверцы машины. Несколько раз. Я огляделся. Трое мясистых мужиков – слева от меня. Еще двое справа. У одного из тех, что справа, – тяжелая полицейская дубинка. Грейнджер отступил на шаг к крыльцу, продолжая держать меня в поле зрения. Они явно поджидали меня. И хоть разглядел я их лишь мельком, но сразу опознал в них копов – даже еще до того, как увидел дубинку. По тому, как они держались. По одежде – «левайсам» и «рэнглерам». Крепким высоким ботинкам. Заправленным в джинсы рубашкам и свободным курткам, скрывающим наплечную кобуру. Я покрутил плечами, стряхнул с плеч пальто. Не знаю, из-за чего – из-за холодного ли ветра или же из-за страха, стремительно разлившего адреналин по венам, но все тело прошибла крупная дрожь. Я чувствовал, как дрожит даже мой крепко сжатый кулак. Позади меня со звоном лопнуло стекло. Осколки осыпали мне спину, и я понял, что один из этих парней шарахнул дубинкой по моей машине. Голос Грейнджера звучал чуть ли не приветливо. Он ждал этого почти двое суток и не сумел скрыть довольства этим в своих следующих четырех словах. – Только не по хлебалу, – произнес он, обращаясь к своим дружкам. Сукин сын! Я не стал этого ждать. Это уже происходило. Бежать было некуда, но я понимал, что далеко все равно не убегу и что они не собираются убивать меня. Но вполне могут, если я сорвусь с места. Выстрелом в спину. Подозреваемый, который не остановился, когда ему выкрикнули предупреждение. Такое случается сплошь и рядом. Добро пожаловать в Нью-Йорк. Первый из копов кинулся ко мне справа. Здоровенный. Короткие волосы. Маленькие темные глазки. Густые усы и полное отсутствие шеи. Каждый кулачище – что твой мешок с четвертаками на сорок долларов. Он был дюйма на три повыше меня и наверняка на четыре-пять дюймов пошире в плечах. Явно самый здоровый из этой кодлы. Самый крутой. Он уже занес правый кулак, выставив за плечо локоть, словно собираясь приложить этой толстенной ручищей подозреваемого. Глазки стали еще меньше, когда его рожа исказилась в злобной ухмылке, натянувшей губы над оскаленными зубами. Остальные пока держались позади. Просто наблюдали. Я заметил, как он слегка согнул ноги в коленях, явно прицелившись мне в солнечное сплетение. К единственному мощному удару, который сразу выведет меня из игры. А остальные тут же кинутся обрабатывать меня по ребрам, коленкам, голеностопам. А через полчаса будут глушить холодное пиво и ржать. Похлопывая Грейнджера по спине. Опять переживая момент, когда преподали мне урок, который я никогда не забуду. Но только не сегодня. Вот уж хрен. Я резко отпрянул в тот самый момент, когда здоровенный кулачище уже налетал на меня. Парень он, может, был и крупный, но при этом и медлительный. Хотя, по правде говоря, это не имело никакого значения. Мышца́ есть мышца́. Не нужно обладать высокой скоростью, когда в удар вкладываются такие вот сила и вес. К счастью для меня. В свое время, еще в Адской Кухне, я работал с пружинной грушей по шесть дней в неделю – в наикрутейшем ирландском спортзале на районе. Что в принципе означало – в наикрутейшем боксерском клубе во всем Нью-Йорке. Я резко выбросил вперед правую. Ослепляюще быстро. Короткий тычок – и тут же отскочил, оказавшись вне его досягаемости. Здоровяк даже этого не увидел. Никаких движений бедром, никакого веса, вложенного в удар. Мне это и не требовалось. Я успел выбрать нужную точку, и этого оказалось вполне достаточно. Объемистый кулачище был довольно легкой целью. Я уже знал, куда он прилетит, с какой силой и насколько быстро. Свой кулак я держал вертикально. Как будто заготовив его для первого удара. Но не такой уж я дурачок. Руку слегка согнул в запястье, так что средняя костяшка и локоть оказались на одной линии. Крепкое основание кости, нацеленное под идеальным углом, чтобы поглотить удар, ничуть не повредив ее. А вот противнику все это обещало очень серьезные повреждения. Эта самая средняя костяшка влепила ему точнехонько в пятую пястную кость – костяшку мизинца. Треск был просто-таки жуткий. Как будто этот детина, пытаясь меня достать, промазал и влепил кулаком в угол кирпичной стены. Все до одного копы услышали треск сломавшейся кости, рвущихся связок и хруст обломков, перемешавшихся в запястье здоровяка. Словно врезали молотком по мешочку с орехами. Тот поднес сломанную руку к лицу, прикрыв ее другой и содрогнувшись от боли. И тут я врезал ему по корпусу. А затем, чуть отступив вбок, со всей дури вмазал ему апперкотом по ребрам. Удар прошел как надо, и он скорчился на тротуаре. Я крутнулся на месте, готовый встретить следующего. Но опоздал. Тупой стук удара по голове я услышал, еще не успев почувствовать его. Тротуар навалился на меня, и я едва успел выставить руки, чтобы смягчить падение. Перед глазами у меня заплясало золотое кольцо – обручалка Кристины выпала у меня из кармана. Я услышал тупое позвякивание, с которым оно запрыгало по плиткам. Вытянул руку, отчаянно пытаясь схватить его. Приготовился удариться лицом рядом с ним. Но на тротуар я не упал. Он расплылся перед глазами, закружился и исчез. Шлепнулся я на камни уже в полном отрубе. Глава 25 От хлынувшего на меня света жутко резало глаза. С таким же успехом мне могли проткнуть башку пикой для колки льда. Свет притух, и в глазах все поплыло. Ногам холодно, мокро. Рубашка тоже хоть выжимай. Я лежал на диване. Надо мной нависала какая-то фигура. Свет фонарика опять ударил в глаза, и я закрыл их. Чьи-то пальцы опять раскрыли мне веки. Луч по очереди заглянул в оба глаза, и я ругнулся. – Знаешь, Эдди, я уже начинаю думать, что карьера судебного адвоката – это все-таки не для тебя, – услышал я знакомый голос судьи Форда. Гарри вырубил фонарик, чуть отступил. Я лежал на диване в собственном офисе. – У тебя на башке шишка размером с яйцо. И, скорей всего, как минимум одно ребро сломано. Зрачки нормально реагируют на свет и одинакового размера. Тебя не тошнит. Крови в носу и в ушах тоже нет. Ты наверняка чувствуешь себя так, будто тебя лягнула лошадь, и, пожалуй, легкое сотрясение все же имеет место, но в остальном ты все в том же дерьмовом состоянии, что и вчера. Начинал Гарри в качестве санитара во Вьетнаме, еще когда ему было шестнадцать. Прогнал всем, что ему уже двадцать один, даже поддельной ксивой обзавелся. Вскоре быстро продвинулся по службе – и завершил свою выдающуюся военную карьеру, только чтобы начать более успешную карьеру в области правосудия. Это единственный из знакомых мне судей, способный разобрать и собрать М16 с пузырем вискаря во лбу. – Сколько пальцев показываю? – спросил Гарри, выставив вверх три. – Три, – ответил я. – Какой сегодня день? – Вторник, – сказал я. – Кто президент Соединенных Штатов? – спросил Гарри. – Какой-то мудак. – Верно. Я попытался сесть. Комната кружилась вокруг меня. Я опять положил голову на подлокотник и решил, что с этим можно обождать. – Где ты меня нашел? – поинтересовался я. – Сразу у входа. Когда я сворачивал сюда, меня подрезал здоровенный черный «Эскалейд». Как будто сматывался откуда-то во весь дух. Я подъехал и нашел тебя. Собирался уже позвонить в «девять-один-один», но ты был вроде в порядке. Помнишь, что говорил мне тогда на улице? – Нет. А что я сказал? – Ты попросил меня найти вот это. Гарри показал мне золотое обручальное кольцо. На сей раз я все-таки ухитрился кое-как сесть. Жутко болел бок. Гарри положил кольцо на стол и сходил за двумя кружками кофе. Я увидел стоящую на столе бутылку скотча. Все еще в коричневом бумажном пакете. – Спасибо, Гарри. – Не за что. Кристина уже мне звонила. Рассказала, что произошло. А теперь не поведаешь ли мне, как ты оказался на улице в таком виде? В баре подрался или еще чего? – сказал он. – Все сложно, – ответил я. – Я был бы разочарован, если б это было не так. Хотя давай-ка серьезно. Что тут, блин, произошло? – На меня набросилась целая свора копов. Вчера я здорово разозлил одного детектива по фамилии Грейнджер. Он это не слишком хорошо воспринял. Должно быть, узнал со штрафстоянки, что я забрал машину, подъехал к моему офису с целой бандой копов и стал меня ждать. – Не нравится мне то, что я слышу… Тебе нужно обязательно сообщить… – Кому? Копам же? Сам разберусь, – отозвался я. Гарри откупорил скотч, налил нам обоим понемногу. Каждый вдох отзывался резкой болью в и без того трещащей голове. Я сделал большой глоток скотча, поставил пустую кружку на стол. Гарри налил мне еще. Я опять махнул залпом. Он опять налил и сказал: