– Это означает, что ДНК с купюры практически полностью соответствует профилю подсудимого, и если б мы взяли образцы у миллиарда других людей, то теоретически могли бы получить лишь еще одно совпадение с профилем с купюры. – Так что вполне вероятно, что ДНК на этом долларе – это ДНК подсудимого? Тут Кинни не пришлось особо задумываться. Вопрос был задан четко и недвусмысленно. – С очень большой степенью уверенности могу утверждать, что образец на данной купюре принадлежит подсудимому. – Спасибо, прошу вас пока не уходить. У мистера Флинна могут быть какие-то вопросы, – сказал Прайор. У меня и вправду были вопросы. Великое множество. Хотя далеко не все из них можно было задать Кинни. Я бросил взгляд на Бобби. Вид у того был такой, будто его сшиб грузовик. Руди уже сообщил ему об этой улике, но услышать о ней в зале суда, перед лицом двенадцати человек, которым предстоит вынести вам приговор, – это не для слабонервных. Я подлил ему водички. Рука его дрожала, когда он подносил стакан к губам. Бобби понимал всю весомость показаний Кинни. Он все-таки был актером – чувствовал перемены настроения толпы. Эти показания однозначно оказались для него серьезным ударом. Изначально меня привлекли к этому делу, чтобы порвать свидетелей вроде Кинни на куски. Хотя я с самого начала знал, что мы не в силах оспорить его показания. Все дело сводилось к этому свидетелю. На уголовном процессе криминалистические улики – это Господь Бог. Но я-то адвокат защиты. Я-то на стороне дьявола. А он не всегда играет по-честному. Шагая к барьеру, огораживающему свидетельское место, я всеми силами постарался придать себе уверенный вид, просто-таки кожей чувствуя на себе взгляды присяжных. Уголком глаза заметил, что Алек Уинн сложил руки на груди. Для него все уже закончилось. Что бы я сейчас ни сказал, он уже принял решение. – Офицер Кинни, прежде чем дать показания, вы дали присягу говорить только правду и ничего, кроме правды. Вас не затруднит взять в руку Библию, которая лежит сейчас рядом с вами? – произнес я. Я услышал скрип кресла Прайора по плиточному полу, когда он отъехал вместе с ним от своего стола. Представил, как обвинитель складывает руки на груди с этой своей надменной улыбочкой на лице. Он знал, что единственное направление атаки для меня – это поставить слова Кинни под сомнение. Если мне удастся доказать, что он лжет – намеренно или же добросовестно заблуждаясь, – у меня еще есть шанс. Прайор наверняка к этому подготовился. «Придерживайся науки – результаты экспертизы не лгут». Взяв Библию в правую руку, Кинни бросил взгляд через мое плечо на Прайора. Ну да, он тоже был явно готов, что я подъеду к нему с этой стороны. Я знал, что так и будет. Я заранее ставил на это. Я не стал бы задавать ему никаких вопросов, если б он покривил душой, не стал бы напоминать ему о присяге или обвинять во лжи. Вместо этого я буквально молился, чтобы Кинни отвечал правдиво. – Офицер, можете положить Библию на место, – сказал я. Брови Кинни сошлись вместе. Кресло Прайора опять скрипнуло, и я понял, что он выпрямился и придвинул его поближе к столу, чтобы делать заметки. На нечто подобное Прайор явно не рассчитывал. Я подобрал Библию, обеими руками поднес ее к груди и повернулся к присяжным. Им надо было ее видеть. – Офицер, уже многие свидетели присягали сегодня на этой Библии. Вы и сами брали ее в руки, когда произносили слова присяги. Теперь ее держу в руках я. Скажите мне, офицер: если б сейчас вам отдали эту Библию на экспертизу, вы наверняка обнаружили бы на ней отпечатки всех сегодняшних свидетелей, верно? – Верно. Скорей всего, нашлись бы кое-какие отпечатки и более ранних свидетелей – хотя бы частичные, если наши пальцы их еще не затерли. И со всех них мы получили бы образцы ДНК. В том числе и ваш, мистер Флинн, – ответил Кинни. – Согласен. И секретаря, и вчерашних свидетелей, и вообще всех, кто недавно прикасался к этой Библии. С нее можно было бы собрать целую коллекцию образцов ДНК, верно? – Да. Кинни примерно догадывался, к чему я клоню. Он уже начинал замыкаться, отвечая коротко и отрывисто. – Если б вы исследовали эту Библию и обнаружили только мою ДНК, это было бы необычно, так ведь? – спросил я. Кое-кого из присяжных это вдруг заинтересовало. Рита Весте, детский психолог, Бетси Мюллер, инструктор по карате по выходным, славный старикан Брэдли Саммерс и Терри Эндрюс, шеф-повар, – все сосредоточились на мне и Кинни, внимательно прислушиваясь к нашей беседе. Алек Уинн все так и сидел, сложив руки на груди. Наука криминалистика его явно убедила. Но у меня были припасены несколько вопросов, которые могли заставить его передумать. Кинни крепко задумался над ответом. Наконец произнес: – Пожалуй. Я окончательно перешел в атаку. Теперь меня уже ничего не сдерживало. – И одной из причин, по которой вы не нашли бы других образцов на этой Библии, было бы то, что кто-то тщательно протер переплет, я прав? – Да. Положив Библию обратно на свидетельский столик, я нацелился взглядом на Кинни. Пришла пора врезать ему как следует. – Офицер, на долларовой банкноте, которая находится в обращении в Соединенных Штатах несколько лет, скорее всего должны обнаружиться сотни, если не тысячи разнообразных отпечатков пальцев и ДНК-профилей. Банковских кассиров, продавцов, обычных граждан – в общем, тех, кто в том или ином регионе имеет дело с наличными деньгами. Вы с этим согласны? – Да, наверное, это так, – ответил он. – Да ладно вам – скорее наверняка, чем наверное, так ведь? – Да, наверняка, – произнес Кинни уже с легкими нотками раздражения в голосе. – На долларовой банкноте, извлеченной изо рта Карла Тозера, нашлись его ДНК, ДНК моего подзащитного и еще какой-то другой профиль, верно? – Да. – И, как показал поиск по базе ДНК, этот третий профиль принадлежит человеку по имени Ричард Пена, которого казнили в совершенно другом штате еще до того, как эта купюра была даже напечатана, верно? Он этого ожидал. – Я счел этот профиль аномалией. Он не был настолько же полон, как профиль подсудимого, и вполне мог принадлежать кому-то из близких родственников мистера Пены. Я проверил регистрационные журналы нашей лаборатории, и, насколько могу судить, образец ДНК Пены никогда не покидал пределов штата, в котором его казнили. И никогда не пересылался в нашу лабораторию, так что вероятность загрязнения улики равна нулю. Эта ДНК может принадлежать какому-то его кровному родственнику. – Наверное. А вы в курсе, что Ричард Пена был осужден сразу за несколько убийств, и на теле каждой из его жертв, молодых девушек, была найдена однодолларовая купюра, заткнутая за лифчик, на одной из которых имелись следы его ДНК? – Нет, я про это не знал, – признался Кинни. – Вернемся к нашему делу. Мы так и не знаем, почему на купюре, обнаруженной во рту у Карла Тозера, не оказалось следов ДНК других людей. Знаем только, что она никак не могла побывать в руках у мистера Пены и что эта банкнота долгие годы находилась в обращении. Очень похоже на то, что кто-то удалил с нее все иные следы, прежде чем мой подзащитный ее коснулся. Это единственное объяснение, не так ли? – Я с этим не согласен. – И причина, по которой купюра была отчищена от иных следов, заключалась в том, чтобы образец ДНК моего подзащитного сохранился в целости и сохранности и мог быть легко снят с этого доллара. Иными словами, кто-то поместил на него этот образец, чтобы подставить мистера Соломона, ложно обвинив его в убийстве. Кинни замотал головой. – Это не объясняет, почему на этой купюре оказался и отпечаток пальца подсудимого, – возразил он. – С этим я могу вам помочь. Скорее всего, кто-то подсунул ему эту купюру, чтобы он коснулся ее, не сознавая всей значимости этого действия. А потом забрал ее у него и позже засунул в рот Карлу Тозеру. Кинни опять помотал головой и даже скривился. – Такого никогда не могло произойти! Я повернулся к присяжным, продолжая обращаться к нему: – Офицер, у меня к вам одна просьба: загляните, пожалуйста, в левый внутренний карман своего пиджака. Он шумно выдохнул через нос от неожиданности. Полез в карман. Вытащил из него однодолларовую купюру и в полном ужасе уставился на нее. – С утра у меня не было долларовой бумажки в кармане пиджака! – выпалил он. – Естественно, не было, это я ее туда положил. И теперь на ней – ваша ДНК. Я вытащил из собственного кармана носовой платок и осторожно забрал у него купюру, взявшись за нее через ткань. – Все гораздо проще, чем вы думали, так ведь? – сказал я. И пошел обратно к своему месту под звенящий у меня в ушах голос Прайора. Он взывал к Гарри, который поддержал его возражение. Ну и плевать. Присяжные-то все видели. Кое-кто из них наверняка задумается об этом и поставит под сомнение значимость этой генетической улики. Если мне удалось смутить достаточное их количество, то у нас есть шанс. Глава 55 Флинн опять уселся на свое место, а Тодд Кинни сошел с возвышения для свидетелей. Судья объявил обеденный перерыв, и как раз вовремя. Кейн опасался, что еще чуть-чуть, и просто не сумеет сдержаться и покажет свое истинное лицо. Вместе с остальными присяжными он направился к выходу из зала, стискивая зубы так, что занемела челюсть; во рту стоял привкус крови. Несильный – просто было такое чувство. Вытерев губы, он увидел на руке красноватый след. Наверное, прикусил щеку изнутри от злости. И, естественно, ничего не почувствовал. В свои самые излюбленные моменты Кейн никогда не поддавался ярости. Вонзая нож или чувствуя, как чье-то горло подается под руками, он получал удовольствие от страха или паники на лице жертвы. Ненависти никогда не было места в его деле. Слушая Флинна, Кейн начинал испытывать это старое знакомое чувство. Он много чего ненавидел: вранье средств массовой информации, мысль о том, что люди – сами кузнецы собственного счастья, а также большинство всех тех, кто сумел в корне изменить свою жизнь. Сам Кейн не был таким счастливчиком. Как и его мать. Ненависть была лишь частью этого. Вместе со стремлением поквитаться. Большей же частью он испытывал жалость. Жалость к тем простофилям, которые думали, что деньги, семья, счастливый случай или даже любовь способны все изменить. Все это было совсем не так. Для Кейна это была Великая Американская Ложь. Кейн знал правду. Нет никакой мечты. Нет никаких перемен. Есть только боль. Он никогда не чувствовал ее жалящих уколов, но все равно знал ее. Он видел ее в столь многих лицах… Присяжные расселись вокруг длинного стола в совещательной комнате, и туда вошла пристав с сумками, полными сэндвичей и напитков. Кейн щелкнул язычком на банке с «Кока-колой», посмотрел, как один из приставов отсчитывает ему сдачу и отдает вместе с чеком. Тот выходил из здания и купил обед для присяжных за наличные, полученные в секретариате суда. Кейн уже видел, как это делается. «Блин, хоть бы кто чаевые оставил!» – шутливо заметил пристав. На чеке он сделал пометку, а мелочь положил на однодолларовую банкноту и завернул их в сложенный чек. Кейн вернулся мыслями к событиям более чем годичной давности, когда он лежал на холодном тротуаре, одетый в грязное тряпье, в шапке, найденной в мусорном баке, день за днем изображая бездомного. Это было эффективно, поскольку мало кто из ньюйоркцев обращает внимание на бездомных. Проходить мимо людей с грязными лицами, у которых ни еды, ни денег, – это неотъемлемая часть повседневной жизни Нью-Йорка. Кто-то может подкинуть им мелочишки. Кто-то – нет. И это просто идеальный способ наблюдать за объектом. В отличие от слежки за почтовой службой суда, это пребывание в роли безымянного, бездомного человека длилось всего пару дней. И в достаточно приличном районе. Кейн выбрал точку на одном из углов Западной Восемьдесят восьмой улицы – в пяти сотнях ярдов от дома Роберта Соломона. На третий день актер прошел мимо со своим «Айподом» с наушниками. Кейн протянул к нему руку. – Не подбросишь доллар, мужик? – прохрипел он. Роберт Соломон порылся в глубоком кармане, вытащил две долларовые купюры и протянул Кейну. Прежде чем взять их, тот запомнил расположение пальцев Соломона на них. На верхней купюре должен был остаться превосходный жирный отпечаток, прямо на лице Джорджа Вашингтона. Кейн подставил бумажный кофейный стаканчик, и купюры упали в него. Потом оставалось лишь почистить банкноты антибактериальным спреем, постаравшись сохранить отпечаток пальца Соломона. Все оказалось так просто. Так легко. Как только Соломон двинулся дальше, Кейн закрыл стаканчик пластиковой крышечкой, встал и ушел.