— Что конкретно вы предлагаете? — Послезавтра, в судебном заседании, после допроса следователя Семёнова я заявлю ходатайство, соглашусь с вашей апелляционной жалобой в части, попрошу отменить приговор и направить дело на новое рассмотрение в суд первой инстанции. Вы должны будете поддержать меня. — И всё? — неуверенно спросил адвокат. — Нет, меня также должен будет поддержать ваш клиент Степан Фёдоров и адвокат Талызин. — Допустим, мы сделаем это. Где гарантии, что дело из районного суда уйдёт обратно в следствие? — Моё слово. — твёрдо сказал Сапун. — Не хочу вас обижать, но от вашего слова в данной ситуации мало что зависит. Не в вашей компетенции решать: рассматривать дело в суде или направлять его на дополнительное расследование. — Ошибаетесь, — спокойно ответил прокурор, — после возвращения дела в районный суд, в первом же судебном заседании государственный обвинитель попросить вернуть дело. Данный вопрос согласован как с моим руководством, так и с районным прокурором. — Допустим, — всё ещё сомневался Плотников, — а как же суд? — Скажем так, я пришёл к вам не только по собственному почину. Со стороны суда мы не встретим противодействия. — Но вы встретите его со стороны Талызина. Он настроен на оправдательный и только оправдательный приговор. Я немного знаю его и скажу вам, что переубедить его будет сложно, даже невозможно. — Владимир Владимирович, это ваша проблема, — мягко сказал Сапун, — если его невозможно переубедить, значит следует поставить перед фактом. С Талызиным я вам помочь не смогу, он слишком принципиален и, — он бросил взгляд на адвоката, — лишён чувства манёвра и перспективы. — Допустим. Но он умён. — Могу лишь высказать предложение…. — Слушаю. — заинтересованно сказал Плотников. — Если ваш клиент, Степан Фёдоров, — спокойно начал прокурор, — выскажется за поддержание моего ходатайства, то Талызин будет связан требованиями закона об адвокатуре, он не сможет пойти вопреки воле своего клиента. — Возможно. — задумчиво произнёс адвокат и повторил. — Возможно. Всех действий Вячеслава Ивановича не предугадать, любит он зайти с неожиданной стороны. — затем, видимо решившись, сказал. — Ладно, договорились. Я переговорю с Фёдоровыми и, если они согласятся, поддержу вас в суде. Талызина в таком случае постараемся процессуально изолировать, лишить его возможности высказать собственное мнение. Но у меня будет одно условие. — Какое? — с беспокойством спросил Сапун. — Коллегия из трёх судей должна будет не только принять решения об отмене обвинительного приговора и направлении дела обратно в районный суд, но и изменить меру пресечения моему клиенту с заключения под стражу на подписку о невыезде. Хватит, он достаточно настрадался. — Договорились. — со вздохом согласился прокурор. — В таком случае, не желаете ещё коньяка? — Не откажусь, — ответил Сапун, — в отличие от вас я себе таких дорогих напитков позволить не могу. 11 C самого утра 27 февраля я чувствовал какое-то беспокойство, причин для которого вроде бы не было. Внутренний голос не кричал, но достаточно громко вещал о том, что меня ждут неприятные неожиданности либо какие-то гадости во всей их красе. Правда, не уточнял, поэтому беспокойство только усиливалось. Когда в 09.40 я пришёл в здание, которое некоторые называют Храмом правосудия, я же предпочитаю более ёмкие и менее цветастые эпитеты, Кристина Фёдорова и Плотников были на месте, около зала заседания. Оба что-то оживлённо обсуждали, но при моём приближении одновременно замолкли. Внутренний голос прямо-таки завизжал: «Готовься!». Вот только к чему, непонятно. Поздоровавшись, я попытался выяснить обстановку: — Что-нибудь новое? — обратился я к обоим. — Нет, всё по-прежнему. — не очень уверенно ответила Криста. — А вот и наш свидетель. — обратил я её внимание на подошедшего Семёнова О.А., который кивнул мне, но ближе подходить не стал, остался у входа в зал. — Вячеслав, зачем он нам нужен? Он сделал всё, чтобы Степан оказался в тюрьме?! — закидала меня вопросами Фёдорова. — Я считаю, что это необходимо. Если вы доверяете мне, то просто примите это как данность. — Хорошо. Но в связи с… — начала было она. — Всё нормально, мы доверяем вам. — вмешался Плотников. — Мне не очень нравится, что вы многое держите в тайне, но, — мой коллега как-то смешно засмущался, — но, возможно, это оправданно. Кто будет вести допрос? — Без разницы. — В таком случае оставляю за вами это право, ваш свидетель, вам и допрашивать. — Ладно. — покладистость Плотникова ещё больше подогрела моё беспокойство. Минут через пять я со своим коллегой зашли в зал, чтобы переговорить с нашим клиентом. Степан находился на своём месте, в «клетке», выглядел хорошо: уверенный взгляд, чисто выбрит, новый костюм. — Доброе утро, — начал я, — Степан, сегодня допросим следователя Семёнова, ты должен его помнить, и на этом всё должно закончиться. Очень надеюсь на это. — Уверен, что всё закончится хорошо. — ответил Фёдоров-младший, после чего отвёл от меня взгляд и посмотрел на Плотникова. Я проследил за его взглядом, но Владимир Владимирович тут же уткнулся в документы, которые раскладывал на столе. Жди беды! Что-то они мне подготовили, не сомневаюсь. Не хотят говорить — чёрт с ними! В этот момент в зал вошёл наш оппонент Сапун. И этот умудрился меня удивить! — Доброе утро, коллеги, — какие мы ему к чёрту коллеги, — вы закончили? Я могу войти? — Конечно, Юрий Кириллович, конечно. — суетливо ответил ему Плотников. Буквально минут через пять в зал зашли все три судьи, составляющие судебную коллегию, и все участники процесса порядка пятнадцати минут проходили всем уже набившую оскомину процедуру: разъяснение прав и т. д. и т. п. После этого, не затягивая, председательствующий обратился к нам: — Сторона защиты, обеспечена явка свидетеля Семёнова О.А. Ваши предложения в этой связи? — Просим допросить его. — спокойно ответил я. — Хорошо, но перед допросом разъясню вам некоторые особенности. Свидетель расследовал уголовное дело, которое мы рассматриваем. Особенность его статуса заключается в том, что вы вправе задавать ему вопросы, которые касаются только процедуры проводимых им следственных действий. О фактических обстоятельствах уголовного дела он давать пояснения не праве. Вам это понятно? — Понятно, понятно, понятно… — всё участвующие лица в унисон ответили одной и той же фразой. — В таком случае, пригласите свидетеля. — обратился судья Ковтун к приставу. После того, как Семёнов О.А. вошёл в зал и занял место на трибуне для свидетеля, председательствующий разъяснил ему его права и обязанности, предупредил об уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний, а секретарь взял у него соответствующую подписку. — Сторона защиты, свидетель вызван по вашему ходатайству, кто начнёт допрос? — обратился к нам председательствующий. — Пожалуй, я. — встал я со своего места. — Начинайте. — Олег Александрович, — обратился я к следователю, — в ходе расследования уголовного дела по факту причинения смерти гражданину Костомарову, допрашивалась ли вами в качестве свидетеля гражданка Селемякина Инна Сергеевна. — Да. — Каким образом происходил допрос? — Я задавал ей вопросы, она отвечала мне, после чего мной фиксировались её ответы в протокол. — По окончании допроса, Селемякина ознакомилась с протоколом допроса? — Насколько я помню, нет. Она отказалась делать это. — Как это отказалась? — Ну, — Семёнов О.А. замялся, — мы беседовали с ней около 40–50 минут, я задавал ей много вопросов, она путалась в ответах, была вся на нервах. После того, как наша беседа закончилась я ещё минут 15 оформлял протокол допроса, затем распечатал его, передал ей для ознакомления. Но свидетельница отказалась читать его, просто подписала и ушла. — Каким образом, вы удостоверили соответствие её показаний, зафиксированных в протоколе и озвученных вам? — Никаким, она же отказалась читать протокол. — Вы зачитывали зафиксированные в протоколе показания вслух, чтобы свидетельница имела возможность внести правки? — Нет. — Правильно ли я понял вас, что Селемякина И.С. не знакомилась с тем, что вы записали в протокол? — Да. — В судебном заседании свидетельница заявила о несоответствии её показаний, которые вы зафиксировали в протоколе допроса, действительности. Как бы вы могли прокомментировать её слова? — Никак, я старался абсолютно точно записать её слова. — Семёнов О.А. на секунду задумался. — Хотя, когда я печатал, я, конечно, мог что-то перепутать, но точно неумышленно.