gehlóden léafum, lyfte getenge. Берёза лишена цветов, но рождает даже так побеги бесплодные, ветвями красива, высока кроной, украшенной дивно, нагруженной листьями, к небу близкой. — Веселье только начинается! — срывается с губ ярла, и доставшие мечи и копья стражники кольцом окружают всех тех, кто не присягнул новому правителю на верность за праздничным столом. Зарычавший раненым волком Ульв пытается прорваться сквозь вооружённых дружинников к сыну тётки, но живая волна из рук, сабель и щитов хватает его за плечи, оттесняет назад и не даёт пройти. Свенельд, встретившись с товарищем взглядом, мотает головой: сопротивляться сейчас бесмысленно и опасно. — Мия... — старый Варди тем временем пытается отыскать среди леса копий и мечей приёмную дочь, но той нигде не видно. — Мия! Проскользнув мимо хирдаманнов, что потоком хлынули на не выказавших узурпатору почтения мужчин, она, запинаясь и не видя ничего перед своими ногами от спешки и слёз, падает на колени перед маленьким тельцем и берёт его на руки. Крохотные пальчики сына Гуды уже начали становиться холодными и синими, но он, с неестественно вывернутыми ногами и испуганными, похожими на блюдца глазёнками, тяжело дышит и испуганно смотрит по сторонам. — Альрик... — пролепетала Мия, гладя малыша по шелковистым волосам и целуя в щёки дрожащего в судорогах малыша. — Альрик... — Хель... она ждёт меня в своих холодных палатах? — спросил у неё он, как никогда серьёзный и взрослый, в то время как руки мальчугана безвольно повисли подобно лямкам. — Мне страшно. — Нет, нет, нет, — прижала к себе, крепко обнимая, мальчика бывшая германская рабыня. — Ты не попадёшь в руки Хель, тебя ждут славные палаты Вальхаллы, где ты встретишься с мамой. Или же райские сады, где царят мир и благодать... — Благо... дать? — вопрошающе произносит мальчуган, повторяя незнакомое слово. — Благодать, — кивает Мия и зажмуривается, когда дрожь в теле маленького ярла усиливается, свидетельствуя о скорой кончине. — Это... когда Господь тебя любит и бережёт независимо от того, слушаешься ты его и проказничал ли... Как... как мама! — Как... мама... — едва слышно шепчет Альрик и расплывается в блаженной улыбке, которая навсегда застывает на его ангельском личике. Несколько секунд она беззвучно плачет. Слёзы сами падают из её глаз солёным водопадом, пытаясь вымыть из мыслей всю скорбь о ни в чём не повинном ребёнке, который лишился жизни из-за людской жестокости. По прошествии такого же времени на смену боли приходит ярость. Злоба закипает внутри неё, словно раскалённая смола в котле, и кажется, что-то вот-вот она польётся через край и обожжёт собой всё вокруг. Мимо проплывают лица, такие... разные и одновременно похожие. Йохан закрывает собой старого отца, не давая стражникам подойти ещё ближе; Свенельд обречённо смотрит на маленькое бездыханное тельце в её руках, а Ульв, с голыми кулаками набросившись на воинов, падает на землю от удара рукоятью меча по затылку и рычит от бессилия и боли. Почему... почему всё это происходит?! Почему кто-то всегда желает большего? Больше власти. Больше богатств. Больше земель. Больше голов, что покатятся кровавым урожаем после казней неугодных... И сейчас, вокруг, была не та процветающая столица с бойкими криками торговцев и мерным стуком молотов по наковальням, которую она увидела, впервые ступив на земли Ругаланна. Не тот дом Ингеборги, откуда всегда пахло свежеиспечённым хлебом с румяной корочкой, наваристой рыбной похлёбкой и удивительно вкусным травяным чаем, рецептом которого она поделилась лишь с приёмной дочерью. Не те улицы, которые наполняли смех детей, сплетни шепчущихся женщин и, напротив, громкие споры мужчин о том, какая сталь лучше: арабская или саксонская. Даже птицы, что раньше пели друг другу мелодичные трели, сейчас лишь кричат и плачут. Краски исчезли из Эгерсунна, и дело не только в накрывшей окрестности белым одеялом снегов зимой — всё стало серым, словно пепел или прах. И ты либо противишься изменениям до последнего, либо пытаешься смириться с ними и выживать дальше. Свой выбор она сделала. — Ярл Сигурд! — поднимается девушка на дрожащих ногах, прижимая к себе похолодевшего Альрика и обращая на себя взгляды всех присутствующих. — Правитель Хордаланна, новый хозяин и защитник Ругаланна! — Я слушаю тебя, — кивает заинтересованный темноволосый викинг, наблюдающий за всем с крыши длинного дома. — Могу я... — учащённо дыша и пытаясь не выдать волнения, спрашивает она. — Могу я попросить своего мужа о свадебном подарке? — Говори. — Позволь всем этим людям... протрезветь и уже на свободную от хмеля голову ещё раз подумать над своим решением. Быть может, — она сверкает взглядом на ничего не понимающих Варди с Йоханом, Свенельда и Ульва. — Быть может, к утру они изменят его и присягнут на верность тому, кому следует, если захотят сохранить жизнь. А ты... — Что — я? — ухмыльнулся Сигурд, словно предвкушая просьбу жены о спасении предателей. — Помиловать их? Разрешить вернуться к жизни, словно они не оказались мятежниками и смутьянами?! — Нет, — помотала бывшая невольница головой и рассмеялась. — Не трать свои силы на них, сегодня они тебе понадобятся для другого. Или ты забыл о первой брачной ночи? На лице Сигурда промелькнула победоносная улыбка, и он ответил ей коротким кивком — да будет так. * * * * * Мия смотрит на принесённый в баню поднос с кушаньями и нерешительно вздыхает, после чего снимает с себя одежду, что небрежно падает на пол. В ладони она зажимает крохотный пузырёк со снадобьем, купленным ей на городском рынке — если ей однажды придётся закончить свою жизнь и согрешить, это пройдёт быстро и безболезненно, но... Сейчас пока не время, поэтому флакончик прячется между деревянных полок, убранства бани и многочисленнных кадок и ковшей. Девушка закрывает глаза и нервно теребит прядь волос. Будь обстоятельства другими, она, быть может, смогла бы оценить романтическую атмосферу в полной мере: густой пар пар поднимается вверх и клубится в во влажном и горячем воздухе, а в кадильнице горят розовое масло и дымятся засушенные веточки лаванды для аромата. Баня уставлена свечами, дверной проем окутан тьмой, но не настолько непроглядной, чтобы она не смогла разглядеть фигуру Сигурда, когда тот появляется из мрака, бесшумно закрывая за собой тяжёлую дверь. Он не произносит ни единого слова и лишь хищно рассматривает её с ног до головы взглядом своих соколиных глаз, готовясь наконец-то овладеть своей добычей, своим трофеем. Серая шерстяная туника, которую он носит, оказывается на полу первой, и... Мия невольно, неосознанно начинает любоваться закалённым в битвах, тренировках и охоте телом. — Тебе нравится то, что ты видишь, не так ли? — темноволосый викинг тихо ухмыляется тому, как девушка опускает взгляд вниз, чтобы перевести внимание с широких плеч на влажные половицы, и лишь заставляет её покраснеть сильнее, когда избавляется от кожаных штанов и богато украшенного пояса. Если бы она сказала, что он некрасив — то солгала бы себе. В его теле не было ничего излишнего, словно его ваяли мастера античной скульптуры из далёкого прошлого — и непременно по канонам золотого сечения. Широкие плечи, ключицы с проявившимися на них мелкими капельками пота, щедрая поросль тёмных волос на груди, уходящая ниже через рельефный живот дорожка из них же, ведущая... К наливающемуся кровью орудию. Мия чувствует, как низ её живота скручивает: не то от предвкушения, не от от волнения. В конце концов, до восхода солнца это окажется внутри неё, а ведь прежде она лишь держала его в руках — и с трудом могла сомкнуть пальцы на этом твёрдом как камень стержне. Однако вместо того, чтобы наконец-то взять ту, что ему принадлежит, он поступает совершенно противоположным образом. Девушка чувствует себя ненужной, отвергнутой, когда он заходит в огромную деревянную бочку, берёт кусок мыла и принимается намыливать тело. От белоснежной пены каждый изгиб, каждый мускул становится ещё более очерченным, ещё острее, ещё мужественнее, ещё... желаннее? От шага навстречу её предостерегает внутренний голос. Мужчинам... нравится покорность, и поэтому пока он не даст ей знак, Мия не сдвинется с места — так будет лучше, иначе вся задумка рассыпется в пыль и прах. Стыдно признаться, но предвкушение нарастает в геометрической прогрессии, когда она наблюдает за тем, как ярл ополаскивается, ныряя под воду. Мокрый, с блестящими потяжелевшими волосами, сверкающим в полумраке от огоньков свечей телом в мельчайших каплях, он прекрасно осознаёт свою притягательность и пользуется ей. В прошлый раз всё дело было в дурманящем зелье-афродизиаке, но сейчас... Сейчас его нет. Несколько решительных шагов — и похожее на медвежье тело прижимает её к тёплой стене, и она вдыхает дурманящую букет из запаха горячего дерева, мускусного аромата мужского тела и амбра благовоний. — Нас... никто не потревожит? Нужно сказать Бьорну, чтобы ни... Он заставляет её замолчать, прижимая толстый большой палец к мягким губам, качает головой в ответ на вопросы и расплывается в улыбке. — Тссс, — смотрит он ей прямо в глаза, заставляя ноги подкашиваться несмотря на любые доводы разума. — Не нужно лишних слов, Мия. — Мне нравится, — делает она небольшую паузу, чувствуя, как дыхание перехватывает. — Мне нравится, как моё имя звучит в твоих устах. — Ты по-прежнему удивительно невинна и чиста, оставаясь храброй чертовкой, — бормочет он, обхватывая ладонями лицо девушки и пристально глядя на неё. — А я хотел бы почувствовать на моих устах тебя, Мия. Как свою женщину. Как свою законную жену. Он приближается настолько, что носы обоих соприкасаются, его борода щекочет тонкую кожу на шее Мии, её руки нервно пытаются найти для себя место, прежде чем оказываются на могучей груди — как раз в тот момент, когда их губы встречаются. Она ожидала страстного, хищного поцелуя, но вместо этого получила лишь скромное прикосновение его губ к её собственным — словно молчаливую просьбу о большем доступе, который бывшая невольница мгновенно предоставляет ему, отвечая на лобзания тихим стоном и прикусывая нижнюю губу викинга. Сигурд запрокидывает голову назад... и хватает её на руки, вместе с добычей оказываясь в деревянной ванне с тёплой водой. Точно такой же — тёплой, влажной и жаждущей стать пристанищем для этого мужественного тела — была сейчас и Мия. Хаотичный хоровод мыслей в голове твердит, что всё происходящее неправильно, и она делит ложе с детоубийцей и узурпатором. Быть может, и так — но он её муж, и согласно всем писанным и неписанным законам в первую брачную ночь ей следует стать его. Опускаясь под воду, его руки обвиваются вокруг верхней части бёдер девушки, с легкостью он хватает и приподнимает приёмную дочь Варди, усаживая на бортик ванны. Разгорячённое, слегка покрасневшее от желания лицо девушки теперь на одном уровне с его — и поцелуи становятся глубже и страстнее. Оба поглощены безудержным желанием, которое копили друг другу, и теперь клубок из всех этих противоречивых эмоций — ненависти, обиды, сладострастия, нежности и непонимания — распутывается так же, как косы Мии, в руках мужчины превращающиеся в распущенную шевелюру. Норвежец вдыхает аромат волос девушки и спускается ниже, к шее, покрывая её мелкими и крепкими поцелуями. Дыхание бывшей рабыни сбивается и она отчаянно пытается сдержать волну возбуждения, когда сильная мужская рука проскальзывает между их телами, следует дальше и по-хозяйски раздвигает её ноги. От шеи он перемещается назад, ко рту, лаская его изнутри своим языком, а кончики пальцев принимаются дразнить и поглаживать женскую плоть там, внизу. Мия ощущает нестерпимый жар и покалывание внизу живота, где-то в глубине бёдер, в то время как один из пальцев Сигурда проникает в её лоно и начинает играть на нём, словно на струнах лютни (1). Внутренние стенки девушки трепещут от его прикосновений, большой палец ярла медленно скользит внутрь и наружу, сгибая костяшки пальцев взад и вперёд, а ненасытный рот всё никак не может утолить свой голод и с удвоенной силой целует её, словно стараясь выпить до дна этой ночью всю молодость и красоту молодой супруги. По телу бывшей невольницы пробегают искры, когда к большому пальцу добавляется и указательный. Тихий возглас блаженства, сорвавшийся с её губ, позволяет его перстам увеличить напор — те скользят, кружат и подталкивают, раскрывая её изнутри, тыльной стороной ладони Сигурд прижимается к чувствительному маленькому комочку и медленно проводит по нему шершавой, толстой кожей. Именно это действие заставляет Мию оторваться от поцелуя и прикусить губу со слезами на глазах. На мгновение переполнившие её страх, стыд и желание начинают бороться друг с другом, но лишь пока темноволосый ярл не откидывает её тело назад. Его ненасытный рот перемещается к небольшой, аккуратной груди, по очереди облизывая и посасывая каждый из сосков. Она умоляюще смотрит на него и томно стонет, словно мифическая сирена, и пальцы оставляют её жажудшее лоно — но только для того, чтобы заменить их на что-то куда более весомое. Взяв своё длинное, загнутое кверху орудие, Сигурд сначала прижимает его к ажурным влажным складкам, дразня супругу и смазывая прозрачной жидкостью, сочащейся из него, прежде чем выровняться со входом в пещерку и начать медленно толкаться. Девушка извивается, когда навершие мужского органа входит внутрь, а затем... затем она сама подаётся навстречу так туго заполнившей её пустоту плоти норвежца и широко раскрывает глаза. — Я не Трёхпалый и не причиню тебе боли, по крайней мере — пока ты сама не попросишь, — шепчет он, проявляя поразительную мягкость для такого огромного, подавляющего одним своим видом варвара. — Дай мне несколько мгновений, и я заставлю тебя замурлыкать и просить добавки. Мия нисколько в этом не сомневается и с полными слёз счастья глазами кивает ему; ногти невольницы впиваются в его толстые плечи, когда она старается расслабиться и вновь ощутить постепенно заполняющий её стержень, который входит до упора, касаясь её чувствительного дна, а затем так же неспешно выходит наружу.