Малика порывисто обернулась. — Я не хотел тебя напугать. — Что-то с замком. Поможете? Адэр застегнул сумку, провёл ладонью по надутому боку: — Ты не ответила. Тебя ждёт Вилар? — Он уже уехал. — Тогда поедешь со мной. Малика накинула на голову шарф. — Не торопись, я буду готов через час, — сказал Адэр. Она села на край кровати: — Я не хочу принимать участие в вашей войне. — В нашей. — В вашей. Вместо того чтобы вытаскивать страну из ямы, вы заливаете её грязью. Придумываете хитрые ходы, чтобы досадить своим противникам, а о людях забыли. Для вас власть и политика важнее народа. И здесь наши пути расходятся. — Возле завода Троя Дадье рабочие стоят пятые сутки. Если ты посмотришь на них и скажешь, что им не нужна работа и они мёрзнут в угоду мне, — я отправлю людей по домам. Выезжаем через час. Под нескончаемым дождём толпились тысячи рабочих — в дешёвых плащах и пальто, в насквозь промокших ватниках. От безжизненных цехов людей отделяли железные ворота и кирпичный забор. У самых ворот, на баррикаде из брёвен и камней, стоял человек в телогрейке и вязаной шапке. Его простуженный голос летел над площадью. Красивые слова о достойной зарплате, о хлебе и масле уже не заводили толпу — за пять дней люди их слышали сотни раз. Идти на штурм ворот у них не было желания, но и разойтись они тоже не могли. Не могли вернуться домой, где их с надеждой ждали семьи. Не могли оставить своих товарищей, с которыми проработали бок о бок столько лет. Агитатора в телогрейке сменил человек в длинном пальто и широкополой шляпе — скорее всего, новоявленный хозяин завода. Посыпались обещания: восстановление на работе всех уволенных, повышение зарплаты, сокращение рабочего дня, предоставление отпусков и отгулов. Толпа это слышала не один раз. Люди болтали между собой, кто-то колотил руками себя по плечам, кто-то стучал башмаком о башмак. В стороне от сборища, под оголёнными деревьями стояли три автомобиля. Тихо урчали двигатели, по затемнённым стеклам струилась вода, мягко поскрипывали щётки. Малика и Адэр наблюдали за рабочими. В приоткрытое окно влетали обрывки фраз: «Туфта…» — «Трой по шапке надаёт…» — «Займёшь десять грасселей?» — «Куда податься?» — «В Тезаре завод открывают…» — «Тут список носили…» — «Тикать надо, братцы, из страны». Малика застегнула пальто, надела капюшон. — Куда? — прикрикнул Адэр. — Сидеть! — Я вам не Парень, — огрызнулась она и вышла из автомобиля. Вслед за ней из задней машины выскочили стражи. Адэр смотрел, как они прокладывают локтями дорогу через толпу, как Малика идёт по узкому проходу, как толпа смыкается за её спиной. Через несколько минут она возникла на баррикаде. — Сотни лет назад наши праотцы создали государство, где люди были свободны и счастливы, — полетел над площадью голос. — Где ярко светило солнце и сияли звёзды. Завистники сделали всё, чтобы уничтожить мир радости и благополучия. Нас сто лет делили, насаждали лживые идеалы, ставили на колени, говорили, что мы — никто. Двадцать лет нам говорили: работайте, а Тезар будет строить школы. Работайте! А Тезар будет сытно есть и сладко спать. Работайте! А Тезар будет лечить своих детей. Своих детей! Не наших! Но пришёл Адэр Карро. Человек, который хочет возродить Грасс-Дэмор. И только чуть-чуть посветлело небо, чуть-чуть показалось солнце, как нам объявили войну. Краеугольные Земли решили окончательно разорвать нас, растоптать, уничтожить. Мы с вами вновь стоим на поле брани. Но мы стоим не на коленях! Мы стоим в полный рост! Мы ничего не боимся! Малика сняла капюшон, встряхнула волосами: — Нас теперь не кучка несчастных и отвергнутых. Нас миллионы! И нас никому не сломать! Это наша земля. Это наше море и наше небо. Хватит работать на Краеугольные Земли! Хватит! Мы будем работать на Грасс-Дэмор! Мы будем работать так, как умеют работать только грасситы! Мы сделаем всё, чтобы над нами снова засияло солнце. Наша страна возродится! Её поднимем мы! Потому что в груди каждого из нас бьётся сердце Грасс-Дэмора! Малика вскинула кулак над головой. — Грасс-Дэмор! Грасс-Дэмор! — скандировала она, и её кулак двигался в такт ударам сердца. Над головами рабочих взметнулись тысячи кулаков. — Грасс-Дэмор! — заревела толпа. — Грасс-Дэмор! Мощный голос Малики перекрыл рёв: — Заберём то, что принадлежит нам! Покажем миру, на что способны грасситы! Мы больше не боимся. Пусть боятся нас! Вперёд! И ни шагу назад! Вперёд! Грасс-Дэмор! Вперёд! И понеслось: «С дороги!» — «Ломай ворота!» — «Круши забор!» Полетели камни, затрещали доски, заскрежетал металл, раздался звон стекла. Адэр нажал на клаксон, замигал фарами. Из передней машины выскочили стражи. Адэр высунулся из окна: — Вытаскивайте её! Живо! — Постукивая кулаком рулю и наблюдая за оголтелой толпой, шептал: — Раскроет уста моруна. Откроются двери, рухнут стены. Рухнут стены… Откроются двери… Люди карабкались на забор, раскачивали ворота. Откуда-то появился флаг Грасс-Дэмора. Толпа заревела с новой силой и вдруг резко подалась вперёд — рабочие прорвались на территорию завода. Через несколько минут, которые показались Адэру вечностью, Малика села в машину. Парень взвизгнул как поросёнок, втиснулся между передними креслами и лизнул её в щёку. Адэр дал ей полотенце: — Браво! Малика вытерла лицо, проговорила, стуча зубами: — Вы неизбежное зло, с чьей орбиты я никак не могу сойти. Её дерзость ещё сильнее разбередила сердце. Не надо было бросать замок. Не надо было уезжать без неё в Лайдару. Разлука сыграла с ним плохую шутку. Адэр утопил подлокотник в нише между креслами: — Иди ко мне, я согрею. — Я не замёрзла. Это нервы. — Иди, — сказал Адэр и положил руку ей на плечо. — Не надо меня трогать. — Почему? — Мне неприятно. Адэр окинул взглядом опустевшую площадь, разваленную баррикаду. Посмотрел на искорёженные ворота и флаг Грасс-Дэмора над проходной: — За что ты ненавидишь… — С языка чуть не сорвалось «меня». — …Тезар? — За то, что он есть. Адэр глядел на сверкающие капельки в чёрных волосах, на влажные ресницы и подрагивающие губы. — Чего мы ждём? — тихо спросила Малика. — Думаю, куда ехать. — Вы можете ехать куда угодно, а мне надо в замок. — Едем в Ларжетай. — Я не поеду. — Тайный советник должен быть рядом с правителем. — У тайного советника есть более важные дела. — Малика выбралась из автомобиля и побежала к машине охраны. Часть 04 *** До нового года оставалось меньше двух недель. Адэр не выходил из ратуши и редко покидал кабинет, позаимствованный у старосты Ларжетая. Высший свет Краеугольных Земель готовился к балам и увеселениям — Адэр готовился к самому тяжёлому периоду в жизни. По стране прокатилась волна сокращения штата государственных служащих. Ещё миллион безработных. «Мир без насилия» продолжал сваливать на границе ящики, мешки, коробки. Где-то голую землю сковало морозом, где-то ещё хлестали ливни, и на доставку груза хотя бы до ближайших складов были брошены все силы. Из семнадцати отвергнутых стран только две подписали договоры на поставку продовольствия. Две крошечные страны — как насмешка над державой, в которой численность населения в десятки раз больше. Мир готовился к праздничному застолью — в Грасс-Дэморе была введена карточная система на продукты питания. Юстина, Кольхааса и Лаела вызвали в международный суд. Хозяева конфискованных предприятий решили не тянуть с исками. Анатан вместе с работниками приисков откачивал воду из шахт и котлованов. Фабрики и заводы работали вполсилы. Лишь каменоломни гремели в полную мощь, и вокруг искупительных поселений росли горы никому не нужного щебня. Мир уверенно шёл в светлое будущее — Грасс-Дэмор семимильными шагами приближался к преисподней. В актовом зале ратуши собрались две сотни человек. Раньше они не встречались и теперь знакомились, хвастались успехами, обменивались адресами и номерами телефонов, но упорно молчали о том, что видели по дороге в столицу нищей страны. — Правитель Грасс-Дэмора Адэр Карро, — прозвучал от порога голос. Люди встали. Караул открыл двери. Чёрный зверь в кожаном ошейнике с золотыми вставками пробежал между рядами, запрыгнул на сцену и, сверкнув красными глазами, замер возле кресла. Публика настолько была ошеломлена видом мощной собаки, что не сразу заметила вошедшего в зал правителя. Люди не знали друг друга, но все до одного знали сына Великого Могана и теперь рассматривали его с профессиональной жадностью. Изменился… Сильно изменился. И дело не в раздавшихся плечах, не в решительной походке и не в тёмно-синем костюме военного покроя. Взгляд — ранее пренебрежительно-насмешливый — стал жёстким. Брови — в прошлом надменно приподнятые — изогнуты строгой дугой. Губы — когда-то презрительно искривлённые — крепко сжаты. Адэр взошёл на сцену, расположился в кресле и жестом разрешил всем сесть. Он даже сидел не так, как раньше. Прямая спина, руки на подлокотниках, вздёрнутый подбородок и непривычно холодный взор — так восседают на троне.