Гюст сел за конторку, вытащил из ящичка бумагу и ручку. — Первое. Приказываю перед Воротами Славы древней столицы Грасс-Дэмора открыть кладбище для всех, кто не переживёт эту зиму. У Эша отвисла челюсть. — Вы этого не сделаете… — Второе. Приказываю начать вырубку ветонского леса. — Вы обещали поддерживать нас! — вскричал Эш. — Я обещал защищать Грасс-Дэмор, а не спесивую шайку ветонов. Гюст, отпечатай приказы и вручи Эшу. Пусть отправляется в Лайдару как можно быстрее. — Мой правитель, — прохрипел Эш. — Выслушайте меня. — Вашей земле предначертано стать братской могилой, — проговорил Адэр. — И первое, что увидит ваш законный король, будет море могильных камней. Когда за ошеломлёнными представителями трёх народов закрылась дверь, Адэр повернулся к Вилару: — Что у тебя стряслось? — Краеугольные Земли прекратили доставку продовольствия. — Как? До нового года ещё три недели. — Доставку, а не поставку. Они довозят продукты до границы и выгружают прямо в грязь. Мой транспорт на границе. Все стражи на границе. Но самое неприятное, что страны скидывают ящики в разных местах, где им удобно. Орэс Лаел просит вас вернуться в Ларжетай. Он созывает Совет. Думаю, это не последние плохие новости. — Да-а-а… Мы их разозлили… — Ты хотел, чтобы Грасс-Дэмор не сходил с первых полос газет. Так вот, в газетах нет других новостей. Там один Грасс-Дэмор. Такой шум подняли вокруг конфискованных предприятий!.. Я ехал сюда мимо завода Троя Дадье. Ораторы прыгают, кричат. Толпа стоит четвёртый день, а снести ворота духу не хватает. Второй раз людей не соберёшь. — Отправляйся в Ларжетай. Скажешь Лаелу, чтобы до моего приезда ничего не предпринимал. Закрылась дверь. В приёмной затихли шаги. В окно стучал дождь, над пустошью выл ветер. Прищурив глаза, Адэр рассматривал хрустальные подвески на люстре. Мысли разлетались подобно свету, и собрать их воедино не представлялось возможным. — Эш вам солгал. Адэр опустил голову. Малика сидела на корточках перед камином. На бледном лице плясали блики огня. Протянутые к огню тонкие пальцы подрагивали. Шарф свисал с плеча и стелился по полу. — Знаю, — кивнул Адэр. — Он бессменный идол, символ непобедимой Лайдары. Ему стоит только сказать, и народ подчинится. — Поговорите с ним. — Достаточно того, что я опустился до расспросов о причине отказа. — Эш не понимает, как это — думать обо всей стране. Он любит свой народ и думает о нём. Простите его за это. — Малика встала, поправила на плечах шарф. — Меня не будет несколько дней. — Когда уезжаешь? — Утром. Адэр думал, о чём бы ещё спросить, но в голову ничего дельного не приходило. Малика взяла пальто и пошла к двери. — Эйра… Что означает твоё имя? Она обернулась: — На полуострове морун есть подземное озеро. Называется Эйра. — Когда мы туда поедем? — Зачем? — Мы забыли о морунах. — О них не стоит волноваться. С ними мужчины. — И что с того? Мужчины везде, но потепления не предвидится. Малика улыбнулась: — Таких мужчин, как у морун, нигде больше нет. — Когда мы к ним поедем? — повторил Адэр. — В любое время, но без меня. — Почему? — Потому что мне там понравится, и я останусь. — Открыв двери, Малика оглянулась. — К вам пришли. Будьте снисходительны к человеческим слабостям. — И покинула кабинет. На пороге возник Эш: — Мой правитель, выслушайте меня, пожалуйста. Адэр кивнул. Бывший командир защитников приблизился к столу: — Я боюсь, что в Лайдару хлынут люди, и всё, что мы сохраняли столько лет, исчезнет. Сейчас я даже хочу, чтобы законный король правил княжеством Лайдара. От Грасс-Дэмора ничего не осталось. Теперь я понимаю, почему страну назвали Порубежьем. Она всегда будет на рубеже между прошлым и будущим. Она всегда будет на пределе жизни, на грани смерти. Её уже не сдвинуть с места. — Я догадывался, что пророчество Странника — сказка. — Это не сказка. — Древние народы придумали её, чтобы оправдать свою лень. После исчезновения Зервана прошло почти сто лет. Что вы делали всё это время? — Мы пытались выжить. Адэр облокотился на стол, подпёр кулаком щёку. Предрассудки древних народов настолько сильны, что их не истребили годы и несчастья. Обладая удивительными способностями, люди могли изменить ход истории, но вместо этого спрятались в норах. Кто вбил им в головы, что ожидание законного короля и безразличие к судьбе страны — это одно и то же? Адэр вздохнул. Он один против закостенелой дикости и тупости. Один против Странника, сумевшего насадить свои бредовые идеи миллионам людей. В таком случае он, временный правитель, объявляет Страннику войну! — Я не вижу разницы между народами. Мне не важно, какого цвета их глаза и волосы, каким богам они поклоняются и какие песни поют. Для меня глаза любого ребёнка остаются глазами ребёнка. А для тебя это важно, Эш. Ты стоишь на защите черноволосых отцов и сероглазых детей. На всех остальных отцов и детей тебе плевать. И если рядом с тобой будет страдать человек, ты не обратишь на него внимания. — Вы говорите так, словно ветоны нелюди. — Ты — идол и символ непобедимой Лайдары — ведёшь себя как нелюдь. Что я должен думать о других? Пряча чувства за холодной сталью глаз, Эш принял величавую позу: — В Лайдаре свои законы, я не могу их нарушить. Адэр вытащил из ящика фолиант, положил его на край стола: — Если твоё сердце не позволяет тебе принять гуманное решение, пусть его примет Странник. Эш уставился на старую кожаную обложку. — Открой её. Ну же! — потребовал Адэр. — Сейчас проверим, насколько человечен ваш пророк. Если он скажет послать ориентов к чёрту, так и поступишь. Твоя совесть будет чиста. Эш прижал ладонь к груди, опустил руку на фолиант… и отступил от стола на шаг: — Я сам приму решение. Съезжу к ориентам и переговорю с Йола. Может, не всё так плохо, как рассказала Малика. Когда Эш удалился, Адэр прикрепил карту на центральной стене и обвёл красным карандашом границы Грасс-Дэмора. В холле сидели Вилар и Малика. Настольная лампа под лиловым абажуром освещала их задумчивые лица. В каминах плясал огонь, в его свете блестели лакированные ножки кресел и стульев, на занавесях искрились серебряные нити. Раскидистые деревца в керамических вазонах отбрасывали на мраморный пол кружевную тень. Придерживая Парня за шкуру на загривке, Адэр поднялся на верхний этаж. Вилар и Малика его не заметили. Или сделали вид, что не заметили. Адэр постоял на балконе, сжимая холодные перила. В голове звучали слова старухи-пророчицы: «Одному отдам, возьму себе, а этому подарю…» Кому он её подарит? *** Рано утром, когда рассвет ещё не успел стянуть с окон туманное покрывало, Адэр и Парень, как два заговорщика, бесшумно вошли в покои Малики. Из приоткрытой двери спальни просачивалась полоска света и тянулась по полу, как граница между «остаться» и «тихо уйти». Адэр мягко толкнул створку. Стоя возле кровати, Малика возилась с дорожной сумкой. — Тебя ждёт Вилар? — спросил Адэр.