— Хнэр! — гордо выпалила и показала язык личному стражнику, который застыл от удивления на месте, как каменный столб. — Тьма Земная! — выругался Охотник. Это все, что он успел сказать, перед тем, как упасть замертво, ведь в голову ему вонзилась стрела, и не обычная, а с серебреным наконечником, на котором были вырезаны руны против нечисти, то есть свартов. *** Стрела в голове неприятно жгла череп, но больше ничем Охнэру не досаждала. Он был «опять» мертв и его покинула личная сила, ведь серебряный наконечник пробил дыру в его магическом теле. Все, что ему оставалось делать — так это лежать на траве и наблюдать за тем, как верховный советник неумело защищает принцессу от трех бандитов. Но что может сделать сид, да к тому же лишенный магии? Фаталия, хоть и яростно бросалась на врага, тоже была сидши, и вреда противнику от ее атак было меньше, чем для воды — от дырявого решета. «Ничего, в Храме Войны ее натренируют так, что Морхана в гробу повернется, — мысленно успокаивал себя сварт, а затем внутренне усмехнулся. — Вот же болван. Она же и есть Королева Проклятых». — Мы безоружны и сдаемся, — примирительно сказал Флюэр, когда его, изрядно поколоченного, скрутили двое молодчиков, одетых в потрепанную форму пограничников. — Возьмите деньги и уходите. Мы не будем вас преследовать и забудем ваши лица. — Слышь, хилый, нам не золото надо, а девка. За нее один лорд отвалит пол королевства. Небось, тоже слыхал о таком? — развязным тоном спросила девушка в дырявом синем плаще, которая держалась немного поодаль, когда ее сообщники колотили верховного советника. — Потому ее сам туда ведешь? — Отвалите, уроды! — выпалила Фаталия и тут же получила звонкую пощечину. Из глаз у нее потекли слезы, но она не расплакалась, а сильней разозлилась, стиснула зубы и кулаки, готовясь драться не на жизнь, а на смерть, но в бой вступить так и не успела. Скорпикор, красный, словно ночное полымя, ударил стальным жалом одного бандита, располосовав его на две части, и жадно впился в кровавые останки хвостом, после чего моментально увеличился в два раза, словно дрожжевой хлеб в печке. Участь второго была ужасной — скорпикор ударил его в живот хвостом и выпустил драконью порцию яда, после чего бедолага на глазах превратился в шипящую кислотой лужу. Бандитка бросилась в лес, но далеко убежать не успела — ее поймала паучиха, которая радостно клацая челюстью, замотала ее в белый чехол, ловко орудуя пушистыми лапками, а затем, подвесила на ветку, предвкушая лакомство сочным маринадом. Скопикор, видимо, решил ей помочь, и воткнул в кокон жало, после чего паучиха, вылупив на него восемь умильных глаз, обрамленных длинными ресничками, сердито треснула ему лапами по панцирю. Все это Охнэр наблюдал, лежа пластом на земле, как и всегда, впрочем, когда вокруг него кипела кровавая заварушка. — Хнэр! — тоненько крикнула Фаталия и топнула ногой питомцу размером с дерево. — Так нельзя делать! Зачем ты убил бандитов? Это неправильно! — Да, правильно, Фаталия, — одобрительно кивнул верховный советник, потирая ушибленную скулу, — насилие порождает насилие… — Я бы сама их убила! В следующий раз не мешай мне мстить за дядю! Он снова умер! Принцесса пнула сапогом Охотника и так грязно выругалась, что верховный советник от неожиданности даже дар красноречия потерял, которым был славен на все дружественные и враждебные королевства. «Не «снова», а «опять», — сокрушенно подумал сварт, перебирая в уме все смачные выражения, которыми он то и дело покрывал нерасторопных сидов во дворце, нехотя признав, что ученица все-таки превзошла своего учителя. — Что же делать?! Дядя воскреснет?! — исступленно трясла принцесса Флюэра, который переводил растерянный взгляд с гигантского скорпикора на лежащего ничком сварта. — Что, ядрена мать, надо сделать?! Скорпикор, видимо, и, правда, обладал разумом и был способен что-то чувствовать к хозяйке, потому что осторожно наклонил огромный хвост к ее растрепанной макушке и ласково поелозил. Охнэр боялся, что голова его воспитанницы слетит с плеч и покатится по окровавленной траве, но нет, Фаталия осталась жива, хотя дурное настроение ее усилилось, когда она не смогла сдвинуть с места личного стражника. — Ему нужна жизненная сила, — побелевшими от пережитого ужаса губами произнес верховный советник и, покачнувшись, шагнул в сторону скорпикора и дрожащим голосом произнес. — Прошу, отдай ему часть своей мощи, и прими свой прежний, — сказал он питомцу принцессы, который его все-таки понял, потому как наклонил огромный хвост к сварту, изучая его, как голодный комар — сочного толстяка. Если бы кто-нибудь мог слышать крики отчаяния Охотника, то содрогнулся бы от ужаса и бежал бы, сломя голову, на край земли в Инхейм, ведь скорпикор в мгновение ока превратил свое жало в тонкую иглу и вонзил ее в пятую точку сварта, перелив в его застывшее тело жизненную силу. *** — Ты уверен, что эта штуковина точно не хочет меня убить? — с сомнением спросил Охнэр у верховного советника, когда снова обрел способность говорить, двигаться и выражать отборными ругательствами свои мысли. — Уверен, — кивнул сид. Они шли по заросшей тропинке, погружаясь все глубже в дубовую чащу, отчаянно стараясь забыть поляну, на которой лицом к лицу со смертью встретились бандиты. — Тогда почему угрожал мне смертью? — не унимался Охотник, недоверчиво поглядывая на черного скорпикора, который снова едва доставал принцессе до пояса. — «Смерть» — это его имя, — не выдержала Фаталия. — Он подумал, что ты назвал свое имя, и он в ответ представился. Понимаешь, его так зовут! Вот ты тупой, дядя, честное слово. — Фаталия, — предупредительно произнес верховный советник, которому претило любое бескультурье и насилие. — Ну что опять? — всплеснула руками принцесса. — Я и так все время молчу! Дядя, скажи что-нибудь! Иначе я прикажу Хнэру пригвоздить Флюэра к дереву! — Но так говорить и поступать нельзя! — искренне возмутился верховный советник, тронутый до глубины души тьмой невежества племянницы короля. — Поддерживаю, — вдруг согласился сварт. — Шантаж, Мелкая, это лучший способ прийти к дипломатическому согласию. Мотай на ус, советник. А ты, скорпикорка, меня не трогай. Я — дядя. Слышишь меня? Родной и любимый дядя твоей хозяйки. Щелкни лапой, чтобы я знал, что мы теперь друзья. Черный скорпикор застыл на месте и мрачно щелкнул обеими клешнями, словно отрезал шмат ткани огромными стальными ножницами, а затем продолжил ползти за Фаталией, время от времени прикасаясь хвостом к ее спине. Черный рынок В таверну с животными нельзя! Только через мой труп! — возмущался красный, словно наливное яблочко, трактирщик. Слышал, убийца, он тебя животным обозвал? Да еще о смерти молит, с усмешкой сказал Охнэр застывшему на пороге корчмы скорпикору. — Проклятье! Это Черный рынок или Дом благочестия? Здесь крысы толще, чем моя Жрыха. Верно дочурка? Огромная паучиха вылупила восемь умильных взгляд на трактирщика, представляя, наверное, каков он на вкус после сочного недельного маринования в ее белом поварском коконе. Раньше сварт думал, что Жрыха только на него смотрит с таким обожанием, но потом убедился, что она любой съедобный предмет изучает исключительно влюбленным взглядом. «Вот она — истинная сущность женщин, — вздохнув, подумал Охотник, — им бы только пожрать». — Я голодна и продрогла, как труп! — топнула ногой Фаталия и сжала кулаки. — Когда я выползла из гроба, то думала, что худшее уже позади! Но не мыться неделю? Дядя! Ты просто наглая вонючка! «Хотя среди женских сущностей порой встречаются отборные особи — сучности. Никак не меньше», — криво улыбнувшись, подумал Охнэр и поправил мешочек с травами, пристегнутый поясу, который вонял как разлагающийся покойник. Это мера предосторожности была нужна Охнэру, чтобы не попасться в магическую ловушку, которую ставят на беглых свартов. Отборная вонь скрывала его магическое присутствие. Все-таки он был самым разыскиваемым преступником Свартхейма и Ледхейма. Убирайтесь ко всем драконьим матерям! — дико заорал трактирщик и выставил продрогших путников за дверь, оставив их вчетвером толпиться в слякотной грязи магического Разлома. Жаль, что советник ушел. Он бы показал значок королевского барда, и нас впустили бы в лучший местный бордель, точнее, гостиницу, поправил самого себя сварт, поймав свирепый взгляд принцессы, с которой он познакомился в подобном злачном месте при не самых благоприятных обстоятельствах. Это все потому, что ты болван! насупилась Фаталия. — Надо была украсть значок! А еще преступником называешься! Даже помыться не можешь! Эх, хорошо было бы, если бы Хнэр и Жрыха умели бы превращаться в сидов или на худой конец в свартов… Только не в свартов, решительно мотнул головой Охотник и скрестил на груди руки, мне проблем и с самим собой хватает, а если свартов станет в два раза больше, то и проблем станет в два раза больше. Черный скорпикор вдруг ткнул хвостом в брюхо белую паучиху, и та снова треснула ему по пластинчатой башке мохнатой лапой. Да они любят друг друга, глупо улыбнулся Охотник, наблюдая за потасовкой двух питомцев, не зря говорят, что животные похожи на своих хозяев. Извини, брат, я это случайно. Ты, конечно, настоящий мужик, примирительно сказал Охнэр скорпикору, клешни которого вдруг угрожающе клацнули. Топайте живей, сердито буркнула воспитанница и, плотнее замотавшись в плащ, пошла по безлюдной улочке Черного рынка, и ищите ночлег. Сварт, скорпикор и паучиха послушно поплелись за принцессой, шлепая по лужам Черного рынка. *** Путники заночевали в прохудившемся сарае возле изгнавшей их корчмы, и наутро проснулись в совсем другом составе — скорпикор и паучиха куда-то исчезли, а на их месте появились бандиты, которых их питомцы убили накануне в лесу. Ни дня без покойников, устало проворчал Охнэр, когда увидел убийцу в подранном синем плаще, которая почему-то смотрела на него влюбленными карими глазами, и глаз этих почему-то у нее было восемь. Сварт еще раз потер глаза, а потом для надежности шлепнул себя по лицу, ведь и не такое может присниться, если заночевать в Разломе. Твою ж Морху, дрожащим голосом прошептала Фаталия, когда к ней наклонился бандит, который напал на верховного советника и чуть не избил до полусмерти, а теперь заботливо поправлял ее плащ. — Хнэр, это ты? — вдруг догадалась принцесса, когда увидела, что вместо правой руки и бандита черный пластинчатый хвост скорпикора. — Хнэр, — послушно ответил бандит и кивнул головой. — Смерть. Не может быть. Нет, замотал головой Охотник, стараясь сбросить наваждение. — Проклятье! Я только привык к ним! Ура! Теперь в этом обличии они могут спокойно путешествовать по Сидхейма. И Черному рынку! И нас будут везде пускать! Они неотличимы от сидов. Почти, добавила Фаталия, рассматривая лицо Жрыхи и руку Хнэра. Сварт вскочил на ноги и распахнул руки, перекрыв узкий проход из сарая на улицу, став похожим на соломенное пугало. Хуже быть не может! А ну-ка, товарищи, примите обратно свой пауче-скорпикорский вид! В Разломе никого не удивишь диковинными тварями, а вот бандитами — да! Неизвестно, что делали и кому служили эти ребята, пока не померли. Здесь все и все обо всех знают и охотно продают сведения шпионам Ледхейма, Свартхейма и Сидхейма. Нет! Нет! И еще раз нет! А вот и да! заупрямилась принцесса и грозно уперла руки в боки. — Они только внешне — преступники, внутри — они наши милые друзья и защитники! Хнэр убьет любого, кто попробует причинить мне вред, а Жрыха — оторвет голову и сожрет заживо!