– Хорошо, сэр, – согласился эль-Абд и удалился, ступая в равной мере бесшумно и по толстым коврам, и по полированному полу. Вернулся он через четверть часа с листом бумаги и белой, в кожаном переплете книгой. И то и другое он вручил Питту. Тот поблагодарил его и ушел. Книга оказалась интересной. Там значилось больше имен, нежели он ожидал, и ему потребуется время на то, чтобы выяснить, что это за люди. А вот лист бумаги, предположил Питт, наверняка будет совершенно бесполезным. Остаток дня он провел, выясняя личности визитеров – как правило, мужчин, имевших то или иное отношение к торговле хлопком. Но были и другие – художники, поэты, музыканты, философы. Было бы интересно узнать, почему они наносили визиты Аеше Захари и что думал по этому поводу Райерсон, если он, конечно, был в курсе. Время таких визитов в книге никак не было отмечено, только дата. *** На следующее утро еще за завтраком Питту принесли записку с требованием через час явиться в кабинет к Наррэуэю. Он отложил нож и вилку. Жирная селедочка моментально утратила вкус. У него все еще оставались несколько имен, как из гостевой книги, так и из дополнительного списка, чьих обладателей ему еще предстояло установить. Какая досада, что его вызывают с отчетом, он же пока не может сообщить ничего существенно нового! Через полчаса он уже докладывал Наррэуэю о своем визите в Иден-Лодж и об именах, которые стали ему известны из гостевой книги и составленного слугой списка. Наррэуэй пребывал в задумчивости. Его лицо было усталым и хмурым, но теперь по нему как будто проскакивала искорка надежды, которую он всеми правдами и неправдами пытался замаскировать. – Вы думаете, что она приняла Ловата за кого-то из них? – скептически спросил он, откидываясь на спинку стула и глядя на Питта из-под тяжелых, полуопущенных век, как будто не спал всю предыдущую ночь. – Это представляется более разумным, нежели то, что она узнала Ловата и намеренно убила его, – ответил Питт. – А вот и нет, – резко возразил Наррэуэй. – Ловат шантажировал ее и пришел получить от нее деньги за молчание. Она воспользовалась случаем, чтобы пристрелить его и положить конец его вымогательствам. Звучит вполне разумно, чтобы в это поверили любые присяжные. – А чем он ее шантажировал? – уточнил Питт. – Ради бога, Питт! Включите воображение! Молодая, красивая женщина непонятного происхождения. Райерсон на двадцать лет ее старше, уважаемый человек, которому есть что терять. – Наррэуэй на миг умолк, чтобы перевести дыхание. – Он не может не отдавать себе отчет в том, что до него у нее были и другие любовники. Он был бы круглый болван, считай он иначе. Но это не значит, что ему нравится, когда ему напоминают о них, возможно, смакуя сальные подробности… Питт попытался представить себя на месте Райерсона и не смог. Если мужчина выбирает женщину за ее физическую красоту, экзотическое происхождение и готовность стать любовницей, а не женой, то он должен также принять и тот факт, что, возможно, он у нее не первый и не последний. Их отношения продлятся ровно столько, сколько это устраивает обоих. Увы, посмотрев на Наррэуэя, он не заметил в его глазах понимания, лишь необъяснимое, но настоятельное предостережение, что, если Питт сейчас рискнет бросить ему вызов, их ссора может вылиться в нечто, о чем он потом пожалеет. Питт понятия не имел, почему Наррэуэй так болезненно воспринимает эту тему. Но никаких сомнений в том, что это так, у него не было. – И вы считаете, что Ловат шантажировал ее с тем, чтобы он молчал про что-то такое, что было еще в Египте? – спросил он вслух. – Это то, что предположит обвинение, – ответил Наррэуэй. – А вы нет? – Разве что за неимением других версий, – согласился Питт. – Но они будут вынуждены доказывать… Наррэуэй резко подался вперед. Его плечи напряглись, тело как будто окаменело. – Нет, черт побери, нет! – процедил он сквозь зубы. – Если только мы не предложим иную версию, эта будет принята по умолчанию. Включите мозги, Питт! Старый любовник, без денег и положения, найден мертвым в саду в три часа ночи. Труп лежит в тачке, а рядом с ним – пистолет. Что еще, по-вашему, здесь можно подумать? Питт тотчас ощутил, как на него, грозя раздавить своим весом, давят неопровержимые факты. – То есть мы сейчас просто подыскиваем версии для защиты? – тихо спросил он. – Но почему? Чтобы Райерсон думал, что его все еще спасают? Почему это так важно? Наррэуэй не решался посмотреть ему в глаза. – К нам обратились с просьбой те, кто вращается в мире, отличном от нашего с вами, – ответил он. – Судьба Аеши Захари им безразлична. А вот Райерсона нужно во что бы то ни стало спасти. Он долго верой и правдой служил стране. Процветание хлопчатобумажных фабрик Манчестера, дающих работу многим тысячам человек, – это его заслуга. И если не будет достигнуто согласие по ценам, нас ждет вероятность забастовки. Вы хотя бы отдаете себе отчет в том, во что это обойдется? Это затронет не только рабочих на фабриках, но и всех, кто так или иначе связан с этой отраслью – владельцев магазинов, мелких торговцев, экспортеров, в конце концов, всех, начиная теми, кто продает дома, и кончая дворником, метущим улицы за полпенса. – Если Райерсона признают ее пособником, правительство ждет большой конфуз, – согласился он. – Но если он ее пособник, им придется назначить на его место кого-то другого, кто будет решать дела с Египтом. Судя по тому, как Райерсон воспринял убийство Ловата, я бы предпочел, чтобы национальный кризис разруливал кто-то другой. Бледные щеки Наррэуэя вспыхнули румянцем, пальцы машинально сжались в кулаки. Тем не менее он сдержался, хотя это и стоило ему неимоверных усилий. – Вы не понимаете, что говорите, Питт! – процедил он сквозь зубы. Питт подался вперед. – Тогда скажите мне! – потребовал он. – Пока что я вижу перед собой человека, который любит экзотическую иностранку и решил во что бы то ни стало остаться ей верным, даже если ее признают виновной в убийстве. Он не может ей помочь. Его свидетельства только все портят, а вовсе не улучшают. Он либо не отдает себе в этом отчет, либо настолько самонадеян, что ему кажется, что его причастность к этому случаю спасет ее… или же ему наплевать на себя. Наррэуэй повернулся к нему едва ли не спиной. – Вы круглый болван, Питт! Разумеется, он прекрасно знает, чем все кончится. На его карьере будет поставлен крест. И если только мы не докажем что-то другое, он вполне может пойти на виселицу вместе с ней. – Наррэуэй обернулся, а когда заговорил снова, его голос дрожал. – Выясните, кто еще мог иметь связь с этой женщиной или настолько ненавидел Ловата, что убил его! И главное, принесите мне доказательства, вы поняли? Никому ничего не говорите. Будьте осторожны. Держите ваши действия в секрете. Будьте осмотрительны, задавая вопросы. Задействуйте свой знаменитый такт, по крайней мере, как считает Корнуоллис. Наматывайте на ус все, но ничего не говорите сами. – Он вновь повернулся к Питту лицом и пристально посмотрел ему в глаза, как будто надеялся прочесть его мысли, вольные или невольные. – Запомните, Питт, если вы провалите это дело, вы мне больше не нужны. Всегда помните об этом. Мне нужна правда, и я должен быть единственным, кому она известна. Питт невольно поежился. А еще он был страшно зол и никак не мог понять, почему это так важно для Наррэуэя. По всей видимости, тот многого недоговаривал и одновременно требовал от Питта безоговорочной верности. Кого он пытался защитить и почему? Неужели самого себя? А может быть, его, Питта, от некой угрозы, которую он не понимал, ибо эта работа еще была для него в новинку? Или же Райерсона, по какой-то старой дружбе или иной, неизвестной ему причине? Питт хотел бы получить взамен доверие Наррэуэя, которое было крайне важно для успеха его поисков. Оно также послужило бы для него хорошей защитой, случись ему обнаружить нечто такое, что поставило бы под удар его влиятельных противников. Но просить об этом он не стал. Наррэуэй никому не доверял полностью. Возможно, именно поэтому он так долго занимает свой пост с его тайнами и секретами, чреватыми предательствами самого разного рода. – Я не могу пообещать вам правду, – спокойно произнес Питт. Наррэуэй мгновенно напрягся. Заметив это, Питт даже ощутил толику удовлетворения, однако столь малую, что ее тотчас поглотило осознание собственного неведения. – Более того, я уверен, что нам станут известны лишь сущие крохи правды, но кто бы ни убил Ловата, он будет их знать, и, возможно, им известно, что я тоже в курсе, в зависимости от того, был ли это хитроумный план или просто безответственный выстрел избалованного мужчины… или женщины. – Поэтому-то вы и нужны мне, Питт, вы, а не кто-то другой. В основном мои люди привыкли гоняться за анархистами и саботажниками, – сухо произнес Наррэуэй. – У вас есть чутье. Бог свидетель, вы не отличите бомбу от кулька конфет, но в том, что касается раскрытия убийств, вам нет равных, особенно если речь идет о преступлении из страсти, а не по политическим мотивам. Делайте свое дело дальше! Найдите остальных людей из списка. Но поторопитесь. У нас в запасе не так уж много времени до того, как правительство будет вынуждено сдать Райерсона. Питт поднялся на ноги. – Да, сэр. Как я понимаю, вы сказали мне все, что сочли нужным? – спросил он, давая Наррэуэю понять, что догадывается, что тот не торопится раскрывать ему какие-то вещи. Лицо Наррэуэя мгновенно сделалось каменным. От Питта не скрылось, как напряглись мышцы его шеи. – Корнуоллис безоговорочно вам доверял. Возможно, и я когда-нибудь буду, но пока я этого сказать не могу, за что, кстати, вы должны быть мне благодарны. Есть вещи, которых вам лучше не знать. Может статься, что со временем вы их узнаете и сами пожалеете об этом. – Он слегка подался вперед над разделявшим их столом. – Но поверьте мне, Питт, я хочу по возможности спасти Райерсона, и если ради этого мне придется сообщить вам нечто такое, что поможет вам в ваших поисках, я непременно это сделаю, независимо от того, чего это мне будет стоить. Но если окажется, что он был в сговоре с этой чертовой египтянкой с целью убийства Ловата или даже пытался помочь ей замести следы убийства, значит, он соучастник преступления, и я пожертвую им, даже не моргнув глазом. Есть серьезные вещи, о которых вы не догадываетесь, и ими нельзя рисковать ради спасения шкуры одногоединственного человека… кем бы он ни был. – Например, забастовка в Манчестере? – осторожно спросил Питт. Наррэуэй оставил его вопрос без ответа. – Идите и делайте свое дело! – рявкнул он. – Не стойте здесь, понапрасну тратя мое и свое время. Иной помощи вы от меня не дождетесь. Питт вышел на улицу и прошел всего двадцать ярдов, когда ему попался продавец газет, и он прочел заголовки. По пути к Наррэуэю он не обратил на них внимания, так как шел в противоположном направлении. Мальчишка-продавец заметил его интерес. – Вам газету, сэр? – спросил он с надеждой в голосе. – Они все пишут, что мистера Райерсона надо арестовать вместе с этой иностранкой и повесить! Хотите почитать? – И он протянул Питту газету. Питт постарался не выдать своей злости. Взяв у мальчишки газету, он расплатился и быстро зашагал прочь, чтобы прочесть газету в каком-нибудь укромном уголке, подальше от посторонних глаз. Он с удивлением поймал себя на том, что не хотел бы, чтобы другие видели его эмоции. Уж слишком явно они бросались в глаза. Держа газету сложенной, он сел в омнибус и, проехав пару остановок, вышел рядом с одним из зеленых скверов. Найдя пустую скамейку, сел и развернул газету. Там было то, что он и ожидал увидеть. Некий член парламента от оппозиции требовал объяснений, почему Аеша Захари содержится под стражей за убийство Ловата, бравого солдата, ничем не запятнавшего свою честь, в то время как Райерсон, бывший в ее доме в три часа ночи по причинам, которые он сам не в состоянии объяснить, даже не был вызван на допрос по этому делу. Депутат просил, вернее, требовал во имя справедливости, чтобы премьер-министр дал палате общин, а в ее лице и всему британскому народу ответ, почему этого до сих пор не было сделано и как долго будет сохраняться такое положение вещей. *** Во второй половине дня, до того, как сумерки смазали горизонт и украли у листьев часть их цвета, правительство было вынуждено уступить нажиму. Министр внутренних дел известил палату общин, что в самое ближайшее время мистер Райерсон даст полиции исчерпывающие показания. К тому моменту, когда зажглись первые фонари, Райерсон был фактически арестован. Необходимость посылать за Питтом и приглашать его в кабинет Наррэуэя отпала. В любом случае ничего принципиально нового он сообщить не мог, делиться же теми крохами, которые у него имелись, желания не возникало. Подумаешь, еще несколько имен из гостевой книги Иден-Лодж! Оставались последние полдюжины, но и эти тоже, скорее всего, будут непричастны к убийству Ловата. Питт стоял перед столом Наррэуэя, ожидая, когда тот заговорит. – Да, я в курсе, – произнес тот, вернее, процедил сквозь зубы, вперив взгляд в полированную столешницу с грудой документов на ней – все как один лежали обратной стороной вверх. – Вряд ли он сообщит полиции что-то такое, чего не сказал нам. – Я для него посторонний человек, – заметил Питт, хотя самому ему казалось, что сам он прекрасно знает Райерсона. Он легко мог представить себе его лицо, каждую его черточку, каждую тень на нем, волнение в его голосе и свое собственное ощущение причастности, когда Райерсон пытался объяснить ему свои действия и как он поступит, если Аеша Захари предстанет перед судом. – В данных обстоятельствах у него не было причин доверять мне, – продолжил он. – Возможно, с вами он будет более откровенен. Он не стал говорить, что Райерсон и Наррэуэй были представителями одного социального класса, получили сходное воспитание, придерживались одних и тех же ценностей. К чему говорить очевидные вещи? Да и в любом случае Наррэуэй проигнорировал его слова. Вместо этого он открыл ящик стола и вытащил оттуда небольшую металлическую коробку. Никакого ключика Питт не заметил. Наррэуэй просто открыл ее и вытащил оттуда пачку банкнот, не менее ста фунтов. – Расследование здесь, в Лондоне, я возьму на себя, – сказал он, не глядя Питту в глаза. – Оставьте мне ваши заметки. Вы же отправитесь в Александрию и постараетесь выяснить все, что сможете, об этой женщине и о пребывании там Ловата. От неожиданности Питт ахнул и на миг лишился дара речи. Похоже, Наррэуэй уже заранее отсчитал деньги, потому что просто положил пачку на стол. – Но ведь я ничего не знаю о Египте! – воскликнул Питт. – Я не знаю тамошнего языка, я не… – Уверяю вас, вам хватит вашего английского, – перебил его Наррэуэй. – И я не знаю никого, кто был бы экспертом по Египту. Вы хороший детектив. Выясните как можно больше о Ловате, но в первую очередь об этой женщине – кто она такая, из какой семьи происходит, во что верит, что ей нужно и что ей дорого. Особенно нечто такое, чем Ловат мог бы ее шантажировать. – По лицу Наррэуэя пробежала тень брезгливости. – Зачем она приехала в Англию? Кто ее родственники? Были ли у нее в Египте любовники, деньги? Каковы ее религиозные и политические взгляды? Питт в упор смотрел на своего начальника. До него постепенно начало доходить, какое ответственное задание он ему поручает. Если честно, он даже не знал, что ему думать по этому поводу. Он не имел понятия, откуда ему начинать, за что браться в первую очередь, не говоря уже о каких-то выводах. Он ничего не знал о Египте, кроме обрывочных фактов, почерпнутых из разговоров и газет, и чуть больше, в последнее время, о тамошнем хлопке. Он никогда не был в Александрии и наверняка заплутает на тамошних улицах. Климат тоже не похож на лондонский. Да что там! Так все другое – пища, одежда, обычаи! И все же в тот момент, когда его охватил страх, в нем шевельнулось волнение, нарастая с каждой секундой. Слова согласия сорвались с его губ прежде, чем он успел осознать, каким образом он добьется успеха. – Да, сэр. Как лучше добраться туда? Через агентство Томаса Кука? Губы Наррэуэя тронула улыбка. – Это приказ, Питт, а вовсе не просьба. Или вы его выполняете, или… отставка. Но я рад, что мне не пришлось вам этого объяснять. – Наконец он поднял глаза. Питту показалось, что он заметил в них что-то похожее на заботу. – Будьте осмотрительны, Питт. В Египте сейчас неспокойно, вам же придется задавать болезненные вопросы. Мне нужна информация, но мне также хотелось бы, чтобы вы вернулись живым. Ваша смерть в каком-нибудь переулке ляжет пятном на мою профессиональную репутацию. – С этими словами он взял со стола деньги, а с ними – простой белый конверт. – Это ваши билеты. Надеюсь, средств вам хватит. А если нет, обратитесь к мистеру Тренчарду в британском консульстве, но моя к вам просьба: не слишком откровенничайте с ним.