– Возможно, хотя мы вряд ли сможем вырваться отсюда, а жаль. Питт, прищурившись, посмотрел на окно. Кирилл встал и, подойдя к окну, пробы ради потянул за центральную перекладину решетки. После чего с презрительной усмешкой повернулся к Питту. – Чтобы вырваться отсюда, нужны мозги, а не сила, – сказал Муса. – Или деньги? – Он вопросительно выгнул бровь. Питт запустил палец в ботинок. Может, ему есть резон потратить то, что у него есть – если все еще есть, – чтобы обзавестись союзниками? И даже если им ничего не известно про Аешу и Ловата, они могут помочь ему узнать то, что ему нужно, если, конечно, есть хоть что-то, что ему стоит узнать. Потому что он уже начал в этом сомневаться. Все трое продолжали сверлить его взглядами. Ни один ни разу не моргнул. Питт вытащил примерно двести пиастров – этой суммы ему хватило бы еще в течение двух недель платить за отель. – Этого хватит! – мгновенно воскликнул Аврам, и прежде чем Питт принял окончательное решение, деньги перекочевали из рук в руки, а в следующий момент Аврам уже колотил кулаками в дверь. Муса кивнул и расслабился. – Хорошо, – с видимым удовлетворением произнес он. – Хорошо. – Но ведь это двести пиастров! – выкрикнул Питт, даже не подумав, что делает. – Я хотел бы получить кое-что взамен! – Вот как? И чего же ты хочешь? – Муса вопросительно приподнял брови. Питт на миг растерялся. Что им сказать? – Кто-то должен помочь мне найти информацию о лейтенанте британской армии Эдвине Ловате, который служил в Египте двенадцать лет назад. Я не говорю по-арабски. – То есть ты хочешь получить пятьдесят пиастров моего времени? – сделал вывод Муса. – Но как ты можешь его получить, пока я в тюрьме? – Я хочу чьего-то времени на сто пятьдесят пиастров, – ответил Питт. – Или же мы все останемся здесь. Аврам наблюдал за происходящим с видимым интересом. – Ты предлагаешь сделку? – спросил он с надеждой в голосе. – Я не знаю, – ответил Питт. – Ты так считаешь? Аврам посмотрел на окно, затем на запертую снаружи дверь и, вопросительно посмотрев на остальных, сказал что-то по-арабски. Последовал короткий разговор. – Да, – наконец произнес он, повернувшись к Питту. – Да, я так считаю. Питт ждал. – Я отведу тебя в деревню, где британские солдаты проводили свободное время. Я буду говорить за тебя. – Аврам поднял руку. – А пока давай выберемся отсюда, прежде чем сюда придут полицейские. *** Питт понятия не имел, что было сказано надзирателю, зато увидел, как деньги вновь перешли из рук в руки. Через полчаса он уже шагал следом за Аврамом по переулку на окраине города, направляясь на восток. Как обычно, мухи и москиты не знали пощады, и у него уже вошло в привычку бить их, не задумываясь. Голова продолжала болеть от полученного на базаре удара. Нежные, щекочущие ноздри ароматы смешивались с общим запахом восточного города. Они прошагали мимо уличной кухни; повар сидел прямо в пыли, прислонившись одним плечом к стене, в бесформенной полотняной робе желтоватого оттенка и тряпичных туфлях без задников. С одной стороны стояла плоская корзина, полная фиников, лука, чего-то похожего на морковь и гранатов. Позади – огромный керамический горшок с отбитым краем, впереди на кирпичах стояла жаровня, а на ней – еще один горшок. Повар осторожно помешивал в нем какое-то варево. Поднимающиеся из горшка ароматы и были призваны заманить случайного прохожего. Кожа повара была почти такой же темной, что и финики, борода – коротко подстрижена, волосы на голове – сбриты, отчего он казался почти лысым. Была в чертах его лица некая мягкость и симметрия, делавшая его почти красивым. Он даже не поднял глаз на Питта и Аврама, как будто те были ему интересны не больше, чем ослики или верблюды, покорно застывшие в неподвижности на соседней площади, на которую выходила улица. Аврам шагал в нескольких ярдах впереди, и Питт едва поспевал за ним. Не хотелось бы потеряться здесь. Это было бы не только потерей времени, но и просто опасно. После случая на ковровом базаре он стал внимательнее к настроению тех, кто стоял вокруг и торговался. Временами он замечал, как их лица превращались в каменные маски, пряча гнев, который они не решались выразить открыто. Это был их город. Он же был здесь чужаком, представителем чужой расы, которая, по сути дела, не только подчинила, но и ограбила их. То, что британцы использовали потенциал их страны более эффективно, не играло роли. Аврам обернулся, чтобы убедиться, что Питт все еще следует за ним, и жестом велел поторопиться. После чего они молча поспешили дальше. Было уже далеко за полдень, и в это время года дни быстро клонились к вечеру. Им же нужно было добраться до деревни рядом с военным лагерем до наступления темноты. Расстояние до нее, похоже, было приличным. Питт устало шагал по пыли, по запекшейся от солнца земле, думая про себя, что любой рыночный торговец, открывший средство против москитов, уже через неделю заработал бы золота вровень со своим весом. Они миновали нескольких погонщиков верблюдов, пешую старуху, мальчика с осликом и еще полудюжину ходоков, возвращавшихся с какого-то праздника. Эти последние что-то радостно горланили и размахивали руками. Когда они наконец дошли до берега широкого русла, солнце уже садилось, окрашивая небо мягким золотистым светом. На берегу, на небольшом расстоянии от зарослей тростника, стояли птицы с длинными клювами – с полдюжины в одном месте, дюжина в двадцати ярдах дальше. Сложенные из квадратных каменных блоков стены большинства домов отливали бронзой. Высокие пальмы с их похожими на перья листьями казались причудливыми прическами на ходулях. Единственным звуком, нарушавшим вечернюю тишину, было чавканье волов, стоявших по колено в реке, опустив морды к воде. В тусклом свете заходящего солнца их огромные гладкие рога казались отлитыми из золота. А вот тени, наоборот, с каждым мгновением приобретали все более темный фиолетовый оттенок. – Мы сделаем здесь остановку, – сообщил Питту Аврам. – Сначала поедим, а потом можем начать задавать твои вопросы. Питт согласился. Ничего другого ему не оставалось. Пока что он не узнал ничего, что могло бы помочь Аеше Захари, не говоря уже о Райерсоне. Если причина убийства Ловата кроется здесь, в Египте, он понятия не имел, что это может быть. И только Аврам, или кто-то другой, может расспросить здешних жителей. Они направили стопы к меньшему из глинобитных строений. Здесь Аврама приветствовал молодой мужчина лет двадцати пяти, в полосатой, красно-желтой робе и тюрбане некоего бледного оттенка, истинный цвет которого было невозможно различить в тусклом свете свечей и очага. Они обменялись парой фраз, после чего Аврам представил ему Питта и объяснил, кто он такой. Затем он повернулся к Питту. – Это Исхак эль-Шернуби. Его отец, Мухаммед, был имамом, святым человеком. Он многое знал о том, что бывало здесь в прошлом, особенно среди солдат. Исхак иногда выполнял для него поручения. У него хорошая память. Особенно когда ему это выгодно. Он понимает по-английски лучше, чем делает вид. Питт улыбнулся. Он легко мог себе это представить, хотя и не слишком четко. Он также отдавал себе отчет в том, что для английских солдат молодой араб был практически невидимкой, словно слуга в доме. Языки вполне могли болтать лишнее, ибо считалось, что араб никогда не повторит того, что в его присутствии сказали его хозяева. Он поклонился Исхаку. Исхак поклонился в ответ. Его глаза были такими темными, что в дрожащем сумеречном свете казались практически черными. Лучи заката из золотых сделались тускло-бронзовыми, их яркость померкла. Было слышно, как снаружи волы шлепают по воде, бродя в ней по колено. Аврам предупредил Питта, что тот должен принять гостеприимство Исхака и не должен пытаться заплатить за него. Ответный подарок можно будет сделать позже, когда это не будет выглядеть платой. В противном случае он будет воспринят как оскорбление. Кроме того, он предостерег Питта, что тот не должен отказываться от угощения и молча есть все, что ему подадут, пока хозяин дома окольным путем не заведет разговор о том, что ему нужно. Питт, как ему и было предложено, скрестив ноги, сидел на полу и очень надеялся, что спустя час такого сидения он, когда поднимется с места, сможет стоять без посторонней помощи. Увы, трапеза тянулась все дальше и дальше, и вскоре он уже в этом засомневался. Пару раз он поерзал. Аврам моментально смерил его колючим взглядом. Кстати, похоже, он уже вошел во вкус их поисков, и узнать правду о службе Ловата было для него не менее важно, чем для самого Питта. Питту же не давал покоя вопрос: в чем причина такой завидной любознательности? Неужели в любви еврея к разного рода загадкам и головоломкам и умении разгадывать их? Или же он, как Исхак, рассчитывал в дальнейшем получить причитающееся ему вознаграждение? В данный момент, сидя в неудобной позе душной ночью в тысяче миль от дома, когда вокруг нет ничего, что было бы ему знакомо и привычно, Питт понимал, как важно для него не обидеть – и даже не подвести – своего любопытного спутника и что это потребует крайней осмотрительности с его стороны. Наконец последний финик был съеден, и Исхак с улыбкой поинтересовался, что привело Питта в Египет. Это был сигнал, что он готов помочь. – В Лондоне был убит один английский солдат, – просто ответил Питт, незаметно пытаясь выпрямить ноги. Те затекли и доставляли ему страшные мучения. Очень не хотелось, чтобы муки эти отразились бы и на его лице. От боли он ахнул, но поспешил замаскировать это кашлем. – Сам по себе он не слишком важен, однако его смерть стала причиной скандала, связанного с тем, кто именно в него стрелял, – пояснил он, заметив, что понимание на лице Исхака сменилось недоумением. В конце концов, если в Лондоне убили египтянина, при чем здесь Александрия? Араб вежливо кивнул. – Он служил здесь в армии лет двенадцать назад, – продолжил Питт. – В Англии почти невозможно найти о нем какие-то сведения. Меня интересует его репутация, имелись ли у него здесь враги. – Пока что лучше не упоминать про Аешу. О ней всегда можно сказать потом, если он сочтет нужным. – Убитого англичанина звали Эдвин Ловат. Не сводя глаз с лица Питта, Исхак ждал. Питт назвал полк и звание Ловата и даже вкратце описал его внешность. Будучи не в силах прочесть по лицу Исхака его реакцию, он пытался говорить как можно спокойнее. Исхак кивнул. – Я помню их, – произнес он, не выказав при этом никаких эмоций. – Их? – спросил Питт, почти без всякой надежды. Возможно, для Исхака все солдаты были на одно лицо. Впрочем, он его не винил. Питта в свое время учили наблюдать и запоминать, однако если бы его попросили отличить на улице одного египтянина от другого, видит бог, он не смог бы этого сделать. – Этих четверых, – уточнил Исхак. – Они всегда держались вместе. Светловолосые, голубоглазые. Вечно ходили… – не найдя нужного слова, он посмотрел на Аврама и что-то сказал по-арабски. – Задрав нос, – подсказал Аврам. – Вы знаете имена остальных? – спросил Питт. Даже если араб не ответит, он всегда сможет уточнить у военных властей. Что-что, а это ему наверняка скажут. Разве это секрет – с кем из коллег военный проводит время в увольнительной? – Йейтс, – задумчиво ответила Исхак. – И Гаррик, – добавил он. – Имя четвертого не помню. – Отлично. Спасибо, – искренне поблагодарил Питт. – Они были хорошими солдатами? Особенно Ловат? – спросил он и тотчас понял, что ляпнул глупость. Разве может быть британский солдат хорошим в глазах египтянина? Аврам что-то произнес по-арабски, и Исхак кивнул. Он ответил Питту, как будто услышал вопрос из его уст. – У него имелось мужество, и он соблюдал главные правила. А вот это уже интересно. – А не главные? – мягко спросил он. Исхак осклабился, и его зубы блеснули в свете очага. Однако его лицо тотчас сделалось серьезным. – Их он нарушал, но только осмотрительно, когда никто не видел, – ответил он. Питт втянул в себя воздух, чтобы задать очередной вопрос. Но Аврам его перебил. – Он был храбрый, и это хорошо. Трусы никому не нужны. И он был послушный. Ведь так? Солдат, который не слушает приказов, опасен для других солдат, разве не так? – На этот раз он посмотрел на Питта. – Разумеется, – согласился тот и так и не понял, почему еврей его перебил. Он был слишком прямолинеен или же ответ на этот вопрос поставил бы Исхака в неловкое положение? Но почему? В чем причина? Тут замешаны некие незаконные вещи? Или аморальные? – Скажите, солдаты проводили свое свободное время в деревне или же ездили в Александрию? Исхак развел руками. – В зависимости от того, сколько его у них было, – ответил он. – Здесь делать почти нечего, но городские удовольствия стоят денег. – Это прекрасный город, по которому приятно гулять, – совершенно искренне заметил Питт. – Он буквально дышит историей и культурой многих народов. Не только Египта, но и Греции, Рима, Турции, Армении, Иерусали… – заметив выражение лица Исхака, он не договорил. – Я не был лично знаком с Ловатом, – добавил он. – Это я вижу, – сухо ответил Исхак. – В увольнительной солдаты едят и пьют, находят женщин, иногда отправляются посмотреть страну, ищут сокровища и развлекаются. Питт счел это в лучшем случае пустой тратой времени, хотя и довольно безобидной. Он не стал, пусть даже косвенно, затрагивать тему нарушения правил. Похоже, вечер предстоял долгий, но, по крайней мере, больше не нужно сидеть, скрестив ноги, хотя земля и была твердой. К москитам же он привык настолько, что продолжал убивать их на себе чисто машинально.