Он лежал на заднем сиденье, завернутый в блестящее металлическое аварийное одеяло как картошка, которую собирались запечь в духовке. — С тобой всё в порядке? — Мой глаз всё ещё опухший. — Он посмотрел на меня другим. — Ты же не думаешь, что это навсегда, не так ли? Я зарабатываю на жизнь этим лицом. И мне очень холодно. Я думаю, что мне может понадобиться замена коленной чашечки. Всё болит. Я едва могу двигаться, но я так рад тебя видеть. Оу, — простонал он, пытаясь перевернуться на другой бок. Я бросила обеспокоенный взгляд на Джека, но он закатил глаза. — Я уверен, что мы можем попросить кого-нибудь в детском доме дать тебе что-нибудь от боли, — сказал он. — Пока мы не доставим тебя к врачу. Хочешь зайти? — Я не думаю, что смогу встать. — Еда? — соблазняла я. — Ты голоден? — Нет. Я не думаю, что могу есть. Мою челюсть ломит. Из моего носа идёт кровь. Я не чувствую вкуса, и у меня есть порез прямо здесь, — он высунул язык, чтобы я увидела. — Все дети ждут тебя. Персонал тоже. Ты герой, Бахати, — сказал Джек. — Они хотят сфотографироваться с тобой. — Они ждут? — Бахати спрятал язык обратно. — Да. Но не волнуйся. Я скажу им, что ты плохо себя чувствуешь. Пойдём, Родел. — Подожди, — раздался громкий шорох, пока Бахати стягивал с себя одеяло. — Возможно, я смогу заглянуть ненадолго. — Ты уверен? Ты на самом деле в плохой форме, приятель. — Я знаю, но я не хочу разочаровывать их. — Отлично. Тогда пойдём, — Джек открыл дверь и высунул руку наружу. — Нет. Не так. Передай мне мою сумку. Я пойду в моей одежде Масаев. — Ты же не серьезно. Но Бахати настаивал, поэтому мы отвернули головы и игнорировали стук и ругань, когда он переодевался в машине. — Так как ты его нашёл? — спросила я Джека. — Я запрыгнул в Сьюзи, пытаясь догнать тебя, и обнаружил, что часть поезда отделилась от состава. Я подумал, что они добрались до тебя. Боже, Родел, я всё потерял. Я взял несколько следов и направился туда, когда что-то услышал. Я последовал на звук, пока не наткнулся на два пучка травы. Это был Бахати. Чихающий. Он спрыгнул с поезда и покрыл себя грязью, чтобы спастись от людей, которые, как он думал, всё ещё искали его. Только когда он сказал мне, что тебе удалось уйти, я снова смог дышать. — Я так волновалась за тебя. — Я положила свою ладонь на его щёку. — И за меня? — подхватил Бахати из машины. — За тебя тоже. — Я засмеялась, позволяя своей руке упасть. — Я так рада, что тебе удалось сбежать от этих людей. — Это была очень хитрая маскировка. Думаешь, дети захотят это увидеть? У меня есть памятный сувенир, — Бахати поднял вверх вырванную веточку травы. — Вот. Давай я её подержу, — Джек взял её и помог Бахати выйти. Мы поддерживали его, когда он захромал к воротам. — Имя? — спросил один из охранников. В его списке уже были я и Джек. — Меня зовут Бахати. Ну, это не совсем моё имя. Это мой ник. Вернее, часть моего никнейма. Я никогда не получал имя воина, но теперь я настоящий воин. Я спас моего отца. Он вождь. И я спас детей и Ро. Меня пригласили, так что откройте ворота. Они ждут меня! — Он держал копьё поднятым, пока вещал как герой драмы. Охранник быстро конфисковал его и оставил его стоять там. Джек вставил в его руку желтоватый пучок травы, и мы торжественно подождали, пока охранник перевел взгляд с меня на Бахати и на Джека. Прошло несколько секунд, прежде чем он покачал головой и позвонил в офис. — Мисс Жозефина говорит, что вы можете войти. Он открыл ворота и отошёл в сторону. — Видишь? — Бахати покачал травой, хромая. Когда он вошёл, дети окружили его, приветствуя, как будто они встретили старого друга. Спина Бахати выпрямилась, глаза прояснились, и внезапно он перестал нуждаться в том, чтобы мы поддерживали его. — Я думаю, что на некоторое время всё в порядке, — сказал Джек, ведя меня к офису, где нас ждала Жозефина. Он позвонил Гоме, пока я заполняла документы. Я могла разобрать облегчение и ругань, смех и угрозы с другого конца линии. — Как поживает Схоластика? — спросил Джек. — Есть какие-нибудь новости от инспектора Хамиси о её отце? — он на мгновение замолчал. — Хорошо. Нет, оставайся на месте. Скоро увидимся. Я бросила на него вопросительный взгляд после того, как он повесил трубку. — Пока никаких новостей о Габриэле, — сказал он. — Я уже говорила с Джозефиной о нём. — С её разрешения я показала Джеку регистрации и все записи Габриэля. — Тут всё законно, — сказал Джек, листая страницы. — Габриэль? — брови Жозефины поднялись. — Абсолютно. У вас были сомнения? — Я не был уверен, что о нём думать. Итак, теперь вопрос в том, где нам его найти? Его сестра обеспокоена, и его дочь хочет воссоединиться с ним. — Как я и сказала Родел, он строит дом в Ванце. Возможно, вы захотите продолжить его дело? — Думаю, я закончила. — Я положила стопку документов на стол Жозефины. Тринадцать детей, миллиард форм. — Я заполнила их как можно лучше, но многое неизвестно. Даты рождения, место рождения, имя матери, имя отца… — С этим ничего не поделаешь. Мы постараемся заполнить пробелы. Джозефина провела нас во двор, где Бахати разыгрывал, как он прыгнул между грузовыми вагонами. Это было скорее приседанием, учитывая плохое состояние его колена, но дети казались совершенно впечатленными. — Вы должны поесть немного, прежде чем уехать, — сказала она. — Еда? — Бахати развернулся. — А как насчет фотографий? — Это великолепная идея. Я хотела бы сфотографировать вас со всеми детьми, которых вы привезли. Джозефина вывела нас через задние ворота и пошла за своей камерой. Вокруг нас шумело озеро, усеянное фиолетовыми цветами, плавающими островками восковых зелёных листьев. Валуны лежали в воде то тут, то там, некоторые ненадежно балансировали друг на друге, как будто их сложили гиганты, играющие с галькой. Мы выстроились у берега, все шестнадцать, которые собрались как случайные нити в гобелене, объединились на этом перекрестке, чтобы увидеть одну большую яркую вспышку камеры. — Ещё раз! — сказал Бахати, приняв позу. Я почувствовала тепло руки Джека вокруг талии, когда мы улыбнулись в объектив. Он повернулся и поцеловал меня, когда сработала следующая вспышка. — Я собираюсь вымыть твои волосы, когда мы будем одни, — прошептала я. — Ты не поклонница необузданного и растрёпанного внешнего вида? — Просто возвращаю услугу. И ты не прав. Я нахожу это чертовски сексуальным — не могу дождаться, чтобы пробежаться по ним пальцами. Джек подавился. Он на самом деле прослезился. — Тебе следует… — он кашлянул, чтобы отдышаться. — Ты должна ездить на поездах чаще. Похоже, они оказывают на тебя освобождающее действие. — Да? — я встала на цыпочки, чтобы можно было шептать ему в ухо. — Я могу думать о несколько других вещах, на которых я бы предпочла покататься. Я почти уверена, что следующая фотография поймала его с открытым ртом. — Ты наслаждаешься этим, не так ли? — произнес он сквозь стиснутые зубы. — Думай об этом как о расплате за то, что ты играешь со мной, а потом исчезаешь. Я улыбнулась в камеру. — Знаешь, в эту игру могут играть двое. — Он понизил голос, когда все пять его пальцев скользнули по моей шее. Он схватил меня за волосы и потянул, удерживая меня неподвижной. — Скажи «сыр», Родел. К тому времени, когда сработала следующая вспышка, я уже извивалась. — Что случилось? — поддразнил он, проводя длинную чувственную линию по моей спине от затылка до пояса. — Твой английский сад не выдерживает тропическую жару? — Спасибо. Этого должно хватить, — сказала Джозефина, запаковывая камеру. «О, слава Богу». Я отскочила от Джека, думая, что именно это чувствуешь, когда расшнуровываешь корсет в конце длинного дня. — Пора войти внутрь, дети, — сказала Жозефина. — Попрощайтесь со своими друзьями. Мое горло сжалось, когда они по очереди обняли меня. — Квахери, — сказали они. — Asante. Я целовала их белоснежные щеки и крепко держала их, зная, что это только начало. Им ещё предстояло пройти долгий путь.