— Итак. — Он кликает мышкой, и этот звук возвращает меня к заданию. — Сделать или умереть. Умеет он подбодрить. Но я послушно берусь за работу. 5 Пятница Второе февраля Несмотря на возмутительно раннее утро, мне все же удается задать отличный рабочий темп. Когда наше время подходит к концу, Чейс бронирует монтажную на завтра, на то же время. Завтра — суббота, так что, наверное, я захвачу с собой и свою кружку, а лучше — целое ведро кофе. Мы очень продуктивно поработали над моим рекламным проектом, но по дороге домой я вдруг снова разворчалась. — И тут все красно-розовое и сердечнутое. — Киваю в сторону витрины кафе. Буду обходить его стороной, пока декорации не сменят к Дню святого Патрика. — Через две недели все это отправится в мусорку. — Чейс смотрит на меня своими изумительно-зелеными глазами, и у меня внутри все опять превращается в кисель. — Лайла, побольше оптимизма. Ну что ж, если наши отношения и правда будут двигаться в том направлении, в которое я с надеждой вглядываюсь последние полтора года, тогда, быть может, я и правда начну более позитивно смотреть на мир. Было бы неплохо отвлечься, наполнить эти мрачные дни хоть чем-то хорошим. — Я не пессимистка, я — реалистка, — говорю я. Ну ладно, реалистка с большой натяжкой. Иногда я рассуждаю, как жалкая одинокая старуха. День святого Валентина просто невыносим, когда он совпадает с днем семейного горя. Да плюс еще мучительная любовь к человеку, который даже не подозревает об этом. До сих пор помню, как мы с Чейсом встретились впервые. Он выглядел так, словно только что сошел с рекламы «Кельвин Кляйн», — темно-русые волосы, поджарое тело, море обаяния. Короче, он ворвался в мой мир, как ураган. А я? Замкнутая, неуклюжая коротышка. Волосы у меня такие светлые, что кажутся бесцветными. Глаза — невыразительные и темные. Хотя, быть может, я чувствую себя такой только в его присутствии? В любом случае мы не подходим друг другу, и, чем быстрее я с этим смирюсь, тем лучше. Правда, пока что-то не выходит. Чейс пересказывает мне трейлер какого-то фильма, а я уже представляю, как мы сидим в кино, прижавшись друг к другу, и поедаем попкорн из одного ведерка. Как-то не вовремя, Лайла. Сосредоточься. Мы сворачиваем на свою улицу, и тут я случайно на кого-то налетаю. На человеке длинное пальто из черной кожи, под пальто — темно-серая толстовка. Капюшон толстовки низко надвинут на глаза. — Извините, — бормочу я, обращаясь к той единственной части его лица, которая мне видна, — подбородку, густо покрытому темно-коричневой щетиной. — Ага, — бросает парень и отступает в сторону. Голос у него очень низкий, но звучит фальшиво, как будто он пытается его подделать. Но зачем? Я чувствую, как он провожает меня глазами, как его хищный взгляд утыкается мне в спину. Чейс приподнимает брови — кажется, парень и ему не понравился. Я оглядываюсь, но незнакомец уже исчез. Мы идем дальше, но мою грудь сдавливает от беспокойства. — Похоже, фрики выползают из нор не только на Хеллоуин, — бормочу я. — Да. Он был похож на смерть в капюшоне, — говорит Чейс. — Дело не в одежде. Просто жутковатый тип. Пугающий. — Да он тебя и не видел толком, он же капюшон натянул до самого носа! Уверена, он меня отлично видел. — Ну и что с того, что натянул? — Ну, не всех же боженька наградил такой роскошной шевелюрой! Чейс проводит ладонью по своим кудрям, пропускает их сквозь пальцы. Я выдергиваю руку из кармана и шлепаю его по плечу. Он со смехом отмахивается от меня. — Прости, детка. Забудь об этом. Он уже ушел. Всю жизнь слушала бы, как он называет меня деткой. Чейс идет дальше, я тороплюсь за ним, стараясь приноровиться к его летящей походке. Боюсь отстать. — Лайла, я прямо слышу, как у тебя в голове крутятся шестеренки. Что ты психуешь? Я встряхиваю головой, и волосы падают мне на лицо. Откидываю их назад. — Меня напугал этот чувак. — Господи, как же ты переживаешь первое апреля или Хеллоуин? — Ну, эти праздники мне нравятся. В эти дни положено пугать и разыгрывать людей. — Тебя не разберешь. Тебя тоже. Мы подходим к нашей двери, и я лезу в карман за ключами. Чейс стоит позади, и от этого у меня голова кружится. Его теплое дыхание раздувает мои волосы и касается уха. Так, нужно сосредоточиться. Ключ в замок. Ну же, Лайла. Я неверной рукой вставляю ключ в скважину, и зеленая дверь со скрипом открывается. — Сонни? — зову я, едва переступив порог. Но ответа нет. У меня сжимается горло. Я хочу знать, что он в порядке. Прошло больше двенадцати часов с тех пор, как мы видели его в последний раз. — Старик, ты здесь? — подключается Чейс. В ответ — тишина. В доме никого. Я оглядываюсь на Чейса, закусив нижнюю губу, и растерянно пожимаю плечами. Чейс достает телефон. — Стоп… у него же сейчас лекция, разве нет? — Да! — восклицаю я. — Он вечно жалуется, что у него по пятницам всегда нагрузка больше, чем в любой другой день. Может, вернемся в кампус, поищем его? Чейс дергает плечом. — Конечно, мы только что вернулись, но хоть перестанем волноваться, когда посмотрим на него, — добавляю я. — Да я не против, но ты что, ворвешься в аудиторию? Или будем следить за ним, как маньяки? — Губы Чейса вздрагивают в улыбке. — Да плевать, если это поможет убедиться, что он в порядке! — Ну о’кей. Понятно, что Сонни мог уйти обедать или отправиться к друзьям, но мы все равно не в состоянии спокойно сидеть и ждать, когда же он наконец объявится. — Ты права. Надо его найти. — Чейс выходит за порог. — Пошли скорее, а то лекция скоро закончится. Я снова запираю дверь и достаю телефон. Там только одно новое сообщение, от Сиенны. Она пишет, что они с Айзеком не видели Сонни. Шарлотта тоже поищет, хотя они с Сонни не пересекаются. Наша Шарлотта ходит только на лекции или в библиотеку, а бoльшую часть времени сидит дома и выходит только тогда, когда нам с Сиенной удается ее вытащить. Сонни, тот вообще за все время учебы был в библиотеке всего один раз — когда требовалось срочно зазубрить что-то перед экзаменами. Мы с Чейсом мчимся обратно в кампус, не останавливаясь, чтобы перекинуться словом со знакомыми. Лекция Сонни вот-вот закончится, и тогда мы его упустим. Проносимся мимо приятелей, коротко махнув им рукой, но сейчас мне плевать на грубость. Нервы у меня натянуты, как струны, и я не успокоюсь, пока не увижу Сонни или не получу от него хоть какое-нибудь сообщение. Впереди уже маячит математический корпус. — Пожалуйста, будь там, будь там! — бормочу я, стараясь подавить жгучее волнение. — Лайла, я уверен, что с ним все хорошо, — говорит Чейс. Его глаза темнеют от волнения, он смотрит на меня, как на хрупкого, беззащитного ребенка. Такой он меня еще никогда не видел, и я не хочу, чтобы увидел. Незачем ему знать, какой я была раньше, это может его отпугнуть. И вообще он и без того очень заботлив. — Я просто волнуюсь за друга, — говорю я, выдавливая из себя самую безмятежную улыбку, на какую только способна. — Меня бесит, что я не знаю, в порядке ли он. Наверное, ты прав, он сейчас сидит в аудитории, свесив голову над конспектом, и пытается побороть худшее похмелье в своей жизни. Я сама себе не верю. Думаю, и Чейс тоже, — улыбка у него вялая и неубедительная. Чейс берет меня за руку. Уцепившись за него, заглядываю в широкое окно аудитории. В горле так пересохло, что, кажется, еще чуть-чуть, и я задохнусь. — Его здесь нет, — шепчу я. Все три ряда заполнены студентами, которые слушают лекцию. Но Сонни среди них нет. — Ты уверен, что это аудитория Сонни? — Да, я как-то заходил сюда вместе с ним, — говорит Чейс. — Смотри, одно сиденье пустое. — И что теперь делать? — Идти к охране студгородка, — тихо отвечает Чейс. — Пошли.