— Ага, у тебя что-то случилось? Голос странный. — Нужно поговорить! — вместо ответа признаюсь я. Мужчина задумчиво вздыхает. Я радуюсь короткой передышке. Приходится опереться на ближайший фонарный столб. — Давай через пол часа в Квинси? — наконец, предлагает Олег. — Прости, раньше никак. Это самое ближайшее от меня заведение. Или ты пешком? — На машине! — я сразу нахожу глазами закусочную на противоположной стороне. До неё максимум двести метров. — Буду ждать там. — Отлично, тогда до встречи! Я медленно ковыляю через тротуар, но застываю у бордюра. Прежде, чем перескочить через дорогу, внимательно гляжу по сторонам снова и снова. Сердце колотится как бешеное. Меня одолевает страх, что нападавший попробует закончить начатое. Но не прямо же у полицейской части… Перебегаю через пешеходный переход с такой скоростью, словно за мной гонится стая диких слонов. Страх незаметно вытесняет слабость и дурноту. Теперь я быстрым шагом направляюсь к закусочной. Внутри становится немного спокойнее. Я оглядываюсь по сторонам и отмечаю, что это очень маленькое заведение. Чаще всего покупатели берут еду на вынос. Но есть и несколько маленьких столиков. Подхожу к витрине и делаю вид, что выбираю будущий заказ. Вижу разнообразные салаты, картофельное пюре, котлеты, отбивные. С другой стороны от кассы замечаю пирожки, сырники, пончики и чизкейки. Небогатый выбор напитков красуется на плакате позади сотрудницы закусочной. Есть совсем не хочется, но заказываю двойной эспрессо и сырник. Жду у кассы, пока делается заказ. Непроизвольно посматриваю на окна, словно ожидаю увидеть виновника моего страха. Стараюсь дышать через нос и делать глубокие вдохи, пока насыщенный кофейный аромат заполняет лёгкие. Через десять минут занимаю первый попавшийся столик с готовым заказом. Задумчиво ковыряюсь вилкой в тарелке. Охота позвонить Алисе и узнать как прошёл первый день в школе. Но опасаюсь, что голос выдаст моё состояние. В итоге, просидев над дымящимся стаканом ещё какое-то время, всё же набираю номер. Важно переключиться на что-то хорошее хотя бы на пару минут. Алиса, судя по всему, рада моему звонку. Следующие пятнадцать минут я слушаю рассказ об этом дне, насыщенный красками и сравнениями. Она хвастается, как успели соскучиться подруги. Но угодила прямо на контрольную по математике. Правда, учительница разрешила в этот раз не писать, поскольку тема новая. Радует, что пока обходимся без двоек. Спрашиваю про отца и слышу только хорошее. Игорь обещал сегодня сводить её в кинотеатр. А потом купят целое ведро мороженого и будут объедаться дома под видеоигры. Я не возражаю, но напоминаю про уроки. Оказывается, Игорь чуть ли не сам выполнил за неё домашнее задание, чтобы скорее освободить время для отдыха. Алиса рассказывает об этом с таким восторгом, что мне не хочется душнить. Ладно, пусть по-максимуму развлекаются, пока меня нет. Тем более, завтра у Алисы танцы: успеет провести время с пользой. Когда успеваем наговориться, желаю ей отлично провести время, не забыв добавить, что люблю. Убираю мобильник в сумку и при этом замечаю, что страх отступил. Разговор с Алисой помог мне взять себя в руки. Это единственное, что кажется мне настоящим: слышать её голос, который отзывается в самом сердце. В закусочную пару раз заходят незнакомые люди, чтобы взять с собой чего-нибудь перекусить. Но я уже не пугаюсь и почти не обращаю внимания. Это прогресс. Олег приходит, когда мой кофе уже остывает. Я не могу скрыть облегчение. Улыбаюсь в ответ на приветливую улыбку. Рабочая форма сразу приковывает взгляд, но только не сотрудницы. Видимо, полицейские не редко сюда заходят. Олег берёт по-быстрому кофе и падает на противоположный стул. — Привет, незнакомка! — в привычной манере произносит он и делает добротный глоток. Видимо, это прозвище скоро ко мне приестся. — Так о чём ты хотела поговорить? Переходит сразу к делу. Значит, у нас не так много времени. Наклоняюсь ближе к нему. Не уверена, что о таких вещах стоит здесь говорить. Радует, что посетители не задерживаются. — Примерно час назад меня пытались сбить насмерть! — сухо выкладываю я, приняв решение не ходить вокруг да около. Странно, но сейчас, когда я говорю об этом вслух, происшествие уже не кажется таким уж страшным. Олег попёрхивается напитком и судорожно кашляет. — Прости, что? — осипшим голосом переспрашивает он. Я вкратце описываю недавние события. Знаю, что ему не понравится, чем я занималась. Вижу это в рассерженных голубых глазах, в которых отражаются блики от люстр. Прямой нос морщится от напряжения. — Какого чёрта, Лера? — сердится одноклассник. — Я же просил… — А я не послушалась! — перебиваю я. — Полагаю, у нас нет времени на споры. Много работы? Он отводит взгляд, скрывая промелькнувшие эмоции. Что это, беспокойство? Неужели его правда волнует моя безопасность? Я смотрю на свой стаканчик с кофе. Глупо так думать. Всё-таки не поленился прийти вчера рано утром, проведать, предупредить… — Почему не написала заявление на этого урода? — проигнорировав, спрашивает Олег. Чисто для галочки: сам знает почему. Но я всё равно отвечаю: — И что это даст? Следаки год не могут найти преступника! Моё заявление просто затеряется среди бумажек. Хотя, возможно, моя жертва даст смачный толчок, и они начнут хоть что-то делать. — Не говори так! — бесцветным тоном просит собеседник. Я так и не понимаю, что конкретно его задело: дурные высказывания о коллегах или шутка про мою смерть. В любом случае я лишь пожимаю плечами. Судорожно сжимаю стаканчик и незаметно для самой себя выплёскиваю часть кофе на прохладную столешницу. — Лучше скажи: чёрный ниссан альмера, тонированные стёкла — знакомо? Фигурировал в деле Миланы Солнцевой? Внимательно слежу за реакцией, всматриваясь в лицо с оливковым оттенком кожи. Стараюсь не упустить ни одну деталь, ни малейшую перемену в поведении. — Лера… — Отвечай! — мой голос полон наглости и решительности. Чувствую, что копался в деле. Пусть не пытается увильнуть. Я устала быть терпеливой и понимающей: не после того, как меня чуть не переехал автомобиль. Не могу теперь думать о ком-то другом. Путь не отвечает, но я хотя бы попытаюсь добиться правды. Олег кладёт на столешницу руки, сцепив длинные пальцы. Выглядывает на меня исподлобья. — Ты права! — наконец, уступает он. — Похожее описание указано в отчёте. Я победно выпрямляюсь. Подо мной скрипят ножки стула. — Тогда какого хрена? — вопрошаю я. — Есть характеристика машины, есть показания свидетеля. Почему виновника не поймали? — Не тебе задавать подобные вопросы! И точно не в мой адрес! — раздражается одноклассник. — У нас тут не интервью! Я вообще не имею права обсуждать с тобой подобные вопросы. Считай, подловила и сама догадалась. Теперь лучше сбавь обороты! Я примирительно киваю, но пыл не угасает. Поэтому стараюсь надавить на жалость. — Олег, меня ведь правда могли убить! — напоминаю я с холодным расчётом. — Тебе не кажется, что я заслуживаю знать хоть какую-то информацию? Ты сам знаешь, что заявлять бессмысленно. И я не могу доверять никому из отдела. Ты единственный, кому я хочу довериться. Пожалуйста… В моём голосе столько мольбы и горечи, что он тяжело вздыхает. Каким-то странным образом я могу воздействовать на него и активно этим пользуюсь. — Насчёт машины, — приглушённым голосом поясняет Олег. — Скорей всего, затруднение состоит в отсутствии точных характеристик. Свидетельница не могла дать развёрнутое описание. Даже про тонированные окна в отчёте нет ни слова. — он внезапно прокашливается, словно не может решить, стоит ли добавлять что-то ещё. Но всё же решает посвятить. — Я расспрашивал об этом деле начальство — отнекиваются. Говорят, дело заморожено за недостатком улик. Пока я обдумываю его слова, он добавляет: — Если напишешь заявление, это правда может помочь! Отыщут преступника по горячим следам. Вдруг это действительно тот самый? Не хочу рассуждать о подобных вещах вслух, но непроизвольно начинаю язвить: — Правда веришь, что твоё начальство его не покрывает? Ожидаю праведного гнева, но получаю молчание. Олег безразлично отпивает из стаканчика. Потом неспешно ставит его на стол. Проглатывает так громко, что я отчётливо слышу. Затем обращается ко мне: — У тебя нет оснований так думать! — У меня нет оснований доверять кому-то в этом городе! — упрямо откидываюсь на спинку стула и скрещиваю руки. — Надоело говорить об одном и том же! Я просто хотела рассказать. И если меня всё-таки прикончат, ты будешь знать кого искать! — Это не смешно, Лера! — осаживает меня Олег. — Не стоит с этим шутить! Если обратишься в отдел, я могу попробовать убедить начальство приставить к тебе патруль. Они арестуют преступника, если он попытается вновь навредить тебе. Чёрт, я лично вызовусь тебя охранять! Его обеспокоенность трогает меня, и я отвожу взгляд, скрывая лёгкий румянец. Не знаю, как у него это получается, но рядом с ним я постепенно теряю прежнюю уверенность. Хочется поверить, что кто-то и правда может меня защитить. Но потом я напоминаю себе, что это будет лишь тормозить меня в достижении заветной цели. Поэтому делаю всё, чтобы негласно продемонстрировать независимость. — Охрана больше пригодится Оле Стронциевой! — вздыхаю я. — Она может пострадать из-за меня. — Ты тоже можешь пострадать, если не перестанешь лезть в это дело! — бархатный голос становится жёстче и наполняется силой. Но почему-то меня больше не бесит его упрямство. Наоборот, внезапно осознаю одну пугающую вещь. — Как и ты! — шепчу я. — Замкнутый круг. Или хочешь, чтобы я позволила тебе рисковать своей жизнью? — Это моя работа! — цедит сквозь зубы Олег, явно теряя терпение. — Позаботься лучше о себе, Лера! Эта статья тоже своего рода моя работа. Я возложила на свои плечи обязанность осветить это дело и обязана довести это до конца. Из тупика нам явно не выйти, поэтому я залпом допиваю холодный эспрессо и тяжело выдыхаю. — Раз это твоя работа, то постарайся ничего не запороть! — сухо роняю напоследок я. — Поймай подонка до того, как он успеет добраться до меня. Буду очень благодарна! Бросив последний взгляд на сжатые от напряжения мужские пальцы, покидаю закусочную. Почему-то у меня остался неприятный осадок. Сама не знаю чего хотела добиться этой встречей. Предупредить, что на меня совершили покушение? Или выяснить побольше деталей? Стоило тогда рассказать и об угрозах, и о том, что за мной давно следят. Нет, пожалуй, я не до такой степени доверяю Олегу! Всё, что могла рассказать, я уже выложила. Возвращаюсь домой в смутных ощущениях. Всю дорогу постоянно гляжу в зеркало заднего вида, чтобы не пропустить возможную слежку. Подъезжая к Роще, заставляю себя перестать излишне паниковать. В конце концов, неизвестные и так знают мой адрес. Только бы не попытались навредить родителям… Мрачно размышляю, как поход в полицейский участок может повлиять на их следующий шаг. Что если теперь они захотят как-то отплатить? На всякий случай спешу поскорее добраться до дома, чтобы проведать родителей. К счастью, с ними всё хорошо, но лица у обоих обеспокоенные. Услышав мои шаги в прихожей, оба выходят встречать. — Тебя долго не было! — подмечает мама, и я сразу улавливаю скрытый контекст. Мол, мы уже начали опасаться, что с тобой что-то случилось. Почти. Мам, что-то и правда могло случиться. Неожиданно мне хочется разрыдаться и обнять её. Хочу услышать успокаивающее баюканье, в которое преобразуется её дивное пение. Как в детстве, когда я чего-то боялась или получала ссадины. Мама усаживала меня к себе на колени, крепко обнимала и начинала тихо петь, поглаживая мои волосы. И сейчас я так отчаянно хочу вновь ощутить прежнее чувство безопасности. Тогда я точно знала, кто может меня защитить, и с кем мне будет спокойно. Но я сдерживаю себя. Теперь подобная поддержка стала непозволительной роскошью. Я хочу показать свой страх. Снова и снова убеждать их уехать. Но не могу. Уже привыкла быть постоянно сильной. С тоской понимаю, что больше так не могу. Пора уезжать. Подожду до завтра, заеду ещё раз к семье Солнцевых за недостающими материалами для статьи, расскажу о том, что удалось выяснить. Буду писать издалека. При необходимости буду уточнять детали по телефону. — Завтра еду домой! — сообщаю я сдавленным голосом. Надеюсь, это поможет убрать мишени с их спин. Но тут я думаю о том, какие последствия могут возникнуть после публикации статьи. Может, всё-таки не стоит рисковать… Моя новость их шокирует. — А как же машина? — удивляется папа.