Часть 7 из 31 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— В Мортиморе и не такое бывает! — хихикаю я. — Здесь голубей любят, подкармливают чуть ли не все в городе. Вот и расплодились всякие разные.
— А давай дома тоже их кормить! Чтобы всякие разные были!
— Если захочешь! — соглашаюсь я. Не говорю о том сколько от них может быть вреда. — Но если за дело возьмутся и другие люди, то эффект настанет быстрее.
На мгновение её лицо приобретает задумчивый вид, от которого я едва сдерживаю улыбку.
— А ты напиши об этом в своём журнале! — осеняет Алису. — Тогда все узнают и помогут!
Какое-то время мы гуляем по Площади, разговаривая на различные темы. Я почти не думаю о Германе, о работе и своих теориях. На душе непривычно спокойно и хорошо. Солнце уже минует полукруг, окрашивая облака в золотистый цвет. Время постепенно клонится к вечеру.
Проголодавшись, решаем заглянуть в кафе. Я привожу дочь в "Меридию", в котором была уже не единожды десять лет назад. Приятно чувствовать эту постоянность, когда всякую ностальгию можно унять, сходив в некогда любимое место.
Обстановка кажется смутно знакомой. Я уже и сама точно не помню. Стиль кантри с преобладанием отделки из тёмного дерева. Текстильные обои, мягкая цветовая гамма, ковры с орнаментом, лепнина на потолке, резные столики. Нас будто переносит в эпоху старины. Я чувствую лаконичность и уют. Прекрасно понимаю, что хотел донести владелец заведения.
Всё ещё находясь под впечатлением, предлагаю Алисе выбрать столик. Посетителей немного: заняты всего три столика. Так что есть где разгуляться. И дочка выбирает столик возле стены, украшенной модульными картинками, выдерживающими стиль помещения.
Через пару минут нам приносят меню и оставляют, чтобы спокойно просмотреть ассортимент блюд. Я критично листаю плотные страницы, где под каждым названием прилагается и аппетитная картинка для наглядности. Ничего мудрёного: только привычные знакомые блюда.
— Выбрала уже что-нибудь? — спрашиваю я. На всякий случай просматриваю цены: мало ли. К счастью, вполне приемлемо. Кошелёк к концу посиделок останется доволен.
— Да, хочу вот это! — Алиса тычет пальцем в клубничный чизкейк. — И ещё коктейль.
Конечно, мне хотелось бы, чтобы она поела что-то более существенное вроде супа или мясного блюда. Но обещание закон! Поэтому делаю заказ, когда возврашается официантка. Для себя заказываю жаркое из томлённой курицы и чай с мятой. Мало ли, вдруг получится уговорить Алису съесть хоть пару ложек. А если нет, не страшно. Сегодня особенный день для нас обеих, так что можно забить на правила.
Пока ждём заказ, Алиса с интересом рассматривает картины. Меня радует, что сегодня она даже не вспоминает про свой телефон. Мы будто негласно решили посвятить это время друг другу и оторваться от всего приземлённого.
Позади меня хлопает дверь. В кафе заходит высокий мужчина в полицейской форме. Бронзовые волосы аккуратно вьются, делая его похожим на ангела. Я на мгновение пугаюсь. Вдруг патологоанатом решился впутать полицию? Но быстро успокаиваю себя. Едва ли в морге ведётся видеонаблюдение, а иначе мою причастность не доказать. Да и откуда им знать, где меня искать. Я сохранила свою личность в тайне.
Полицейский проходит к стойке, даже не взглянув в нашу сторону. Но на всякий случай я отворачиваюсь. Осторожность лишней не будет.
Алисе быстро надоедает ожидание. Мы начинаем обсуждать танцевальный кружок, куда она ходит. Она рассказывает о музыкальном конкурсе, в котором хочет участвовать. В качестве приза победитель получит грамоту и билеты в аквапарк. Я охотно поддерживаю её стремления. Главное, что нравится. Да и с её уровнем и хорошей подготовкой есть вполне реальные шансы победить.
Наконец, нам приносят заказ. Пока официантка ловким движением рук расставляет на столе красивые тарелки, я невольно оборачиваюсь на стойку. Мужчина, видимо, зашёл только за кофе. Перед ним уже ожидает стаканчик из биоразлагаемого материала. Из отверстия в крышке струится пар.
Мужчина вываливает на стол бумажную купюру, забирает свой кофе и направляется к выходу. На мгновение наши взгляды встречаются, и я отворачиваюсь, чтобы не показаться бестактной. Моё внимание тут же увлекает бесподобный аромат горячего жаркое. Оно настолько прекрасно, что живот жалобно скулит и расходится в громком урчании.
Когда я запихиваю в рот уже четвёртую ложку, над ухом раздаётся мужской бархатный голос:
— Приятного аппетита! Прости… ты ведь Лера? Лера Арсенева?
В смятении оборачиваюсь и едва не давлюсь горячей картошкой. На меня с высоты взирают задумчивые голубые глаза. На мгновение они овладевают моими мыслями. А потом я вдруг представляю, как сижу сейчас с набитым ртом, давясь божественным жаркое, и растерянно хлопаю ресницами. Становится как-то неловко. Но я уверенно прожёвываю и проглатываю. Только затем отвечаю:
— Да, а мы разве знакомы?
Полицейский улыбается уголком рта, и это делает его невероятно привлекательным в моих глазах. Я силюсь узнать ровные черты лица и эти бронзовые кудри. Но пока глухо.
— Олег Китов! — подсказывает он, лаская слух своим бархатным голосом. — Мы учились вместе с пятого класса.
А, точно, кажется, теперь припоминаю. В памяти вспыхивает слегка веснушчатое и несуразное лицо долговязого мальчишки. Он всегда задирал нас с Германом, особенно в старших классах. Иногда невинные подколы, но бывали и оскорбительные шутки. Тогда у него не было границ.
Сейчас я едва узнаю его. Похорошел и возмужал — можно смело печатать на обложке модных журналов на радость женщинам. Возможно, поумнел. Но неприятный осадок остался.
— Точно! — хмыкаю я, сжимая под столом пальцы. — Тебя прям не узнать!
— Тебя, кстати, тоже! — с интересом подмечает Олег. — Ты изменилась в лучшую сторону. До последнего сомневался, что это ты.
— А ты у нас, значит, стал полицейским! — констатирую я, выражая этими словами своё мнение как о нём, так и о выбранной профессии. Как бы не имею ничего против, но отношусь с осторожностью.
— Служу во благо города! — в шутливой манере отчеканивает он и горделиво выпрямляется. Затем голубые глаза обращают внимание на Алису. — А это, значит?
— Моя дочь Алиса! — нехотя представляю я, размышляя как бы скорее покончить со всеми формальностями и спровадить его отсюда.
— А, значит, ты замужем?
Чувствую разочарование в его голосе, и мне становится смешно: неужели планировал подкатить? И это к девочке, которую никогда по-настоящему не замечал. В принципе, как и я его.
— Папа не живёт с нами! — вдруг вмешивается в разговор Алиса. Ей вроде бы нравится дядя полицейский, но я предпочла бы прикинуться замужней.
— Вот как! — в голосе мужчины вновь скользит интерес.
— Да, они с мамой давно не вместе.
Она закапывает меня всё глубже, и я уже не знаю куда деться от всей это неловкости.
— Так, может, как-нибудь встретимся, Лера? — предлагает Олег, пока я не успеваю выдумать какую-нибудь отговорку. — Надолго в городе?
И вот он, мой шанс!
— Нет, знаешь, приехали на несколько дней по семейным обстоятельствам! — принимаю решение не говорить о Германе, вдруг ему неизвестно об этом. Вряд ли, конечно. Но не хочу это обсуждать. — Время не подходящее. Давай как-нибудь в другой раз, если доведётся приехать.
— Понятно.
Олег достаёт из кармана ручку и блокнот. Наспех чиркает и протягивает вырванный лист с небрежными цифрами:
— Вот мой номер, вдруг передумаешь.
Я киваю и сую листок в карман пальто, лишь бы только отстал. Разумеется, не собираюсь звонить, но иметь при себе контактные данные полицейского вполне неплохо. Вдруг пригодится.
— Удачного дня, девчонки! — игриво подмигнув, мужчина покидает заведение.
Наконец, могу насладиться едой, но аппетит уже не звериный. Алиса задаёт вопросы о моём однокласснике. Я отвечаю поверхностно: сама ничего не знаю, кроме того, что видела глазами. Да и он меня мало интересует.
И всё же эта встреча смывает всю беззаботную радость от сегодняшнего дня. Невольно поддаюсь мрачным размышлениям о своей жизни, прошлом. Вспоминаю не самые приятные моменты из школы, отчёт о вскрытии, заплаканные глаза Елизаветы Аркадьевны. Пытаюсь представить, каково было бы мне на её месте. Знаю: я бы не остановилась. До последнего искала бы правду. Это не могло вернуть погибшего ребёнка, но зато принесло бы хоть какое-то облегчение, если узнать причины. Реальные причины.
Я смотрю на дочь, слушаю её в пол уха, а сама скрепя сердце думаю о той боли, что испытывают родители Германа. Это так грустно и неправильно. Может, стоит рассказать им о своих догадках? Или лучше не сыпать соль на рану?
Вечер пролетает как в тумане. Возвращаемся домой не слишком поздно. И я решаю заехать потом к Мартыновым. Если не рассказать о деталях вскрытия, так хоть поддержу. Родителям говорю, что собираюсь в магазин.
Всю дорогу меня терзают смутные чувства. Солнце незаметно скрывается за плотными облаками, словно подражает моему настроению. Старенькое здание встречает меня неестественной вязкостью, в которой утопаю, стоит только бросить взгляд на пятиэтажный дом. Он такой же, как и другие дома на этой улице, но кажется для меня слишком огромным и недосягаемым.
По пути к входной двери замечаю нескольких ворон на детской площадке с гладкими чёрными перьями. Они сидят на верхней перекладине качелей, на ветке дерева. Одна спустилась к песочнице. От их протяжного карканья становится не по себе. А слишком осмысленный взгляд будто прикован ко мне. Вероятно, на фоне стресса начинаю придумывать всякое.
В дверях по инерции здороваюсь со спешащим куда-то жильцом, даже не посмотрев в его сторону. Запомнился только тянущийся вслед за ним по подъезду запах табака. Отмечаю громкий писк домофона: в прошлый раз он был отключён.
Через несколько минут я уже звоню в нужную дверь. Ждать приходится долго. Уже начинаю думать, что никого нет дома. Но вот доносятся знакомые приглушённые шаги, щёлкает дверной замок. В дверном проёме образуется щель. Я уверена, что Елизавета Аркадьевна осмотрительно посмотрела в глазок перед тем, как открывать дверь. Поэтому задаюсь вопросом почему она так сторонится.
— Здравствуйте, Елизавета Аркадьевна! — повторяю я те же самые слова, которые говорила в день поминок.
Щель становится немного шире, и теперь я вижу её глаза: не такие опухшие, но полные всё того же опустошения.
— Здравствуй, Лера! — сдержанно отвечает она в ответ на любезность. Больше ничего не добавляет.
Чувствую, как растёт напряжение. Мне явно не рады, но хочу попытаться что-то сделать. Не знаю что, да и зачем вообще приехала к людям, которые давно стали мне чужими. Наверное, просто мне не наплевать. И хочу, чтобы она тоже это знала.
— Простите, что пришла без предупреждения, — неуверенно бормочу я, — только хотела узнать, как у вас дела.
Чёрт, как же глупо это звучит! Как могут быть дела у людей, которые меньше недели назад потеряли единственного сына? Это понятно по глазам и безжизненной бледности на лице. На этот вопрос можно даже не отвечать.
Мать Германа тяжело вздыхает.
— Чай будешь? — сдержанно спрашивает она.
Я киваю, и она пропускает меня внутрь. Внутри квартиры ощущаю непривычный холод, пробирающий до костей. При этом явно не проветривали: стойкий запах перегара и сигаретного дыма явственно чувствуется прямо с порога.
Аккуратно скидываю обувь, пальто нехотя вешаю на крючок к двум курткам. Елизавета Аркадьевна ведёт меня на кухню. Меньше площадью, чем у моих родителей, но вполне уютно. Было когда-то.
Сажусь на старый деревянный табурет и неловко наблюдаю, как женщина ставит на огонь почерневший от накипи чайник. Все движения неторопливы и лишены осмысленности. Она будто делает всё на автомате, а мыслями далеко отсюда.
Бросаю короткий взгляд на стол, накрытый старой клеёнкой с изображением натюрморта. Края уже облезли и потрескались. На ней много крошек, какое-то липкое пятно: скорей всего, от кофе. Подавляю желание схватить тряпку и протереть стол. Понимаю, пока Елизавете Аркадьевне не до уборки.
Пока ждём закипания чайника, обе молчим. Кажется, проходит целая вечность. Но вот я слышу долгожданный свист. Потом слушаю, как она наливает горячую воду в две кружки, предварительно опустив чайные пакетики. Затем размешивает сахар. Неспешно ставит передо мной кружку и садится с другой стороны стола. Свою кружку оставляет рядом, но не спешит пить чай.
Я делаю неуверенный глоток и едва не обжигаю рот. Зато поможет согреться. Елизавета Аркадьевна предлагает пряники, а сама отстранённо глядит в пол. На вкус пряники уже дубовые: не откусить. Но по свежести наверняка были очень вкусными: шоколадные.
— А где Сергей Андреевич? — интересуюсь я, чтобы хоть как-то скрасить неловкость. Не могу избавиться от чувства, что меня не замечают.
Женщина переводит на меня растерянный взгляд, словно не расслышала вопрос или пропустила мимо ушей. Отвечает неуверенно, будто и сама не знает.