— А про пистолет говорил? — угрожающе навис над ним Тифон. — Нет. Про пистолет не говорил. Я вообще про него забыл. — Так, сейчас пойдем с тобой к церкви, и я таких люлей навешаю вашему долбанному Фёдору, что он тоже про всё забудет. Или нет. Ты сам навешаешь. При мне! — Я? Ты что? — испугался Дятел. — Я — нет. Так нельзя. Он же инвалид. Но возмутиться я могу. Подойду и выскажу всё! После чего Трифонов с Дятлом действительно отправились к церкви, однако Фёдора там не нашли и вернулись ни с чем, так и не восстановив справедливость. Глава 21 Вита После того, как Ярослав уже купил билеты на теплоход, неожиданно позвонила Полина. — Хочешь сходить на концерт «Бездушной твари»? Ребята про тебя спрашивали. — Нет, спасибо, — к счастью, сочинять ничего не потребовалось. — Я на теплоходе поеду по Золотому кольцу. На три дня. — Молодец. Познавательная экскурсия, — в её голосе послышалась насмешка. — С родителями? — Нет, с друзьями. — Ого! Заманчиво. И что Артём отпустил? — В смысле? — Ой, ну что ты его не знаешь? Он же ненормальный. Его отец точно такой же был. Елену Игоревну, мать Артёма, даже по магазинам одну не отпускал. Присматривал вечно, — Полина рассмеялась. — Ну, в твоем случае, он сам виноват. Нечего было уезжать. Правда? Я замешкалась с ответом, и она тут же догадалась. — Он не знает? Вот и правильно. Полностью поддерживаю. А то не видать тебе никакого теплохода. Это, кстати, ещё одна совершенно невыносимая его черта. Желаю хорошо отдохнуть. Мы идём по длинному слабо освещенному подземному переходу. Впереди, возле другого выхода стоит человек. Нищий или бомж. — Ребятки, а у вас денежки какой нет? Артём вытаскивает двумя пальцами из переднего кармана стопку денег и не глядя, суёт ему сто рублей. — Вот, спасибо, — бомж мнет бумажку в кулаке. — Вы не думайте, я вам сейчас всё отработаю. По-честному. — Не нужно, — морщится Артём. Поднимаемся по лестнице на другую сторону шоссе. Мужик догоняет, дергает меня за рукав и кивает на подсвечивающийся особняк. — Вон, тот дом. Видите? Дом купца Игумнова. Он был очень богатым человеком, совладельцем Ярославской мануфактуры, имел в Сибири золотые прииски. — Чего ты хочешь? — неодобрительно косится на него Артём. — Это его московская резиденция, — продолжает бомж. — Дом в виде сказочного дворца. Голландский кирпич, кафель из фарфора — все дела. Игумнов нанял ярославского зодчего, как его… На «П» как-то… Чёрт! Сейчас вспомню. — Ладно, свободен, — пытается отделаться от него Артём. Но мужик не отстает. — Короче тот парень выстроил эту красотень, а Игумнов взял и не заплатил ему. И тогда… Тогда бедный зодчий проклял дом, а затем покончил с собой. Спустя время Игумнов поселил здесь свою женщину, у которой бывал наездами. И вот однажды, возвратившись не вовремя, он застукал её с любовником. В общем, не долго думая, любовника выгнал, а её замуровал в стене заживо, — мужик таинственно замирает. — И теперь в этом доме по ночам часто видят красивую грустную женщину в белом. — Кошмар какой, — шутливо ужасаюсь я. — А что? — Артём крепко сжимает моё плечо. — И правильно сделал. Я бы тоже замуровал. — Это жестоко, — мне немного смешно, но он серьёзно смотрит мне в глаза. — Измена — тоже жестоко. Это предательство. За него люди на девятый круг ада попадают. — Всё, что делается из любви, всегда за гранью добра и зла[1], — многозначительно сообщает бомж, обрадовавшись, что мы обратили на его историю внимание. — Откуда вы всё это знаете? — удивляюсь я. — Тут постоянно туристов водят, — бомж довольно щурится. — Я и на английском, если хотите могу. — Не надо на английском, — Артём дает ему ещё сто рублей, чтобы отвязался и поворачивается ко мне. — Теперь, если что, буду знать, что с тобой делать. Всё утро, пока я собиралась на теплоход, мама ходила за мной и твердила: «Не забудь зарядить телефон, не забудь зарядить телефон». Я пыталась объяснить, что семидесяти процентов мне хватит до конца дня, но с мамой это бесполезно. Пришлось всё-таки вытащить его из сумки и поставить заряжаться, а через пять минут, мама закричала: «Вита, за тобой приехали», я выглянула в окно — и правда: Ярослав как раз вышел из такси. Чтобы не заставлять Ангелину Васильевну ждать, я схватила вещи и выскочила из квартиры, вспомнив о том, что телефон остался на зарядке, только минут через пятнадцать, после того, как отъехали. На теплоходе я плавала впервые. Он был большой, белый и прекрасный. Ярослав тоже весь в белом, как настоящий капитан корабля, помог нам с Ангелиной Васильевной подняться на борт и забрал вещи, чтобы отнести в каюту, а мы остались на палубе — посмотреть, как теплоход, издав прощальный гудок, отчалит от причала. Медленно поплыли здания, деревья, мосты, волны переливались и качались. Качались и переливались. В едином размеренном, идеальном ритме. В плавном, монотонном, неторопливом ритме. Качались и качались. От искрящейся воды веяло свежестью, которой в городе уже не было вторую неделю, а берега всё качались и качались. В машине меня тоже иногда укачивало, но редко, только когда папа долго стоял в пробке и от раздражения начинал быстро разгоняться и резко тормозить, так что о своей морской болезни я понятия не имела. К счастью, Ярослав быстро сообразил, что происходит и проводил меня в каюту, откуда я потом вышла всего два раза: на следующий день в Ярославле и уже по прибытию, в Москве. Так плохо мне в жизни не было. Меня тошнило и тошнило, даже когда в желудке совсем ничего не осталось, а от тех таблеток, что дала Ангелина Васильевна я постоянно спала и только это немного облегчало мучения. Время от времени ко мне приходил Ярослав, извинялся, что уговорил на эту поездку и пытался отвлечь. Приносил еду, рассказывал какие-то истории, показывал фотки и вообще вел себя очень достойно. Но всё это происходило как в тумане, как в продолжающемся осознанном сне, над которым я потеряла контроль. Ангелина Васильевна тоже заходила, сидела и тоже извинялась. Так что мне приходилось извиняться в ответ за то, что порчу им поездку. В таком же тумане остался и наш с ней разговор, точнее её монолог с перерывами на мои отлучки в санузел. Она пришла, пододвинула стул к моей койке и объявила, что знает о нашем с Ярославом сговоре. Что поняла это сразу, как только я появилась у них, потому что отлично запомнила меня в том кафе, и сама показала Ярославу. И что ей понятно, что между нами нет никаких чувств, ведь, когда влюбленные смотрят друг другу в глаза, их дыхание и сердцебиение синхронизируется, а у нас с ним ничего такого нет. Поэтому она серьёзно поговорила с Ярославом, и он обещал сделать всё, чтобы «завоевать моё сердце», ведь надежная женщина — главная опора в жизни мужчины. Всё это шло каким-то далеким фоном, словно радио, вещающее на заднем плане о международных событиях. Из-за отсутствия окон и постоянного сна, я совершенно терялась во времени, не понимая утро сейчас или вечер и сколько дней мы плывем. А причалили к берегу, на экскурсию Ярослав и не пошел, и пока остальные гуляли по городу, сидел со мной в тени на скамейке, развлекал разговорами и приносил воду. Почти всё время мне снилось одно и тоже, прокручиваясь бесконечно повторяющимся кошмаром. Обычно начиналось всё спокойно. Я находилась в каких-то гостях. То это была квартира Полины, то Зои, то Ярослава, то Анастасии Фёдоровны, то просто что-то совсем незнакомое. Всякий раз, в квартиру кто-то звонил, и я должна была открыть дверь. Но на ней оказывалось множество замков, цепочек и затворов, и я долго-долго возилась, а, когда они уже все были отперты, смотрела в глазок, и передо мной появлялись уродливые, ещё более ужасные, чем в жизни, лица Хари и Гашиша. В панике я пыталась снова запереть дверь, но они распахивали её и врывались в квартиру. Тогда я бежала и пряталась под кроватью, доставала телефон и начинала звонить Артёму. Он отвечал, но в этот момент у меня что-то случалось с речью. Я звала его на помощь, точнее пыталась позвать, но не могла произнести ни одного членораздельного слова. Только что-то мычала. А он всё спрашивал «кто это?». Иногда за дверью вместо Гашиша стоял Ярослав. И от него я тоже пыталась спрятаться, но никак не могла сдвинуться с места. Тогда он доставал ошейник и поводок Ланы, надевал на меня и выводил на улицу. Вёл за собой куда-то далеко-далеко и потом привязав к столбику возле магазина, уходил. Но порой, в квартире появлялся Артём. Проходил мимо меня и не замечал. Шел, заглядывал во все комнаты, разговаривал с теми, кто там был и у всех спрашивал обо мне. А я бежала сзади и кричала, что я здесь, что вот она я. Но тщетно. И вдруг, в один момент он разворачивался и проходил через меня насквозь. Ужас от этого был ещё хуже, чем страх быть пойманной Гашишем или быть оставленной возле магазина. Это был необъяснимый, непомерный ужас, какой только бывает во снах, когда просыпаешься обессиленный, в холодном поту. Мне так хотелось, чтобы Артём спас меня из этого кошмара, что я готова была умолять его приехать за мной, но телефона у меня не было. В Москву вернулись днём. Ярослав привёз меня на такси и собирался проводить до двери квартиры, но я сказала, что доползти до первого этажа я в состоянии. — Мама от тебя в восторге, — в тысячный раз повторил он. Солнечный свет слепил, а земля под ногами всё ещё качалась. Рюкзак с вещами, казался невыносимо тяжёлым, а платье на мне висело, как на вешалке. Наверное, я похудела до сорокового размера. — Она велела заботиться я о тебе.