— Раннинг фру ве монсун, — подпел Костик за песней, заметив, что я прислушиваюсь. — Что это? — Что-то дико трогательное и девчачье, — он достал телефон. — И у тебя сейчас такое лицо, как будто ты хочешь признаться мне в любви. — Просто слушаю и пытаюсь вспомнить, кто поёт. — Жаль, — он посмотрел на то, что определил Шазам. — Ну? — Я тебе не скажу. Продолжай, пожалуйста, так смотреть… Хочу запомнить этот момент. То ве энд оф тайм… Джаст ми энд ю. — Короче, — я подошла к магнитофону, вытащила кассету и кинула в мешок. — Это был твой последний шазам. Ты прав. Нужно выбросить не только раскладушку, а всё. Всё-всё. Потому что до тех пор, пока ковыряешься в этом старье, ничего не изменится. И все эти вещи, шазамы, видео и фотки ни к чему хорошему не приведут. Всё, Амелин, будешь начинать новую жизнь. — Новую? Серьёзно? — он отбросил подушку и развеселился. — А что со старой делать? — Просто забудь. — Я так рад, что тебя встретил. Из всех голосов в моей голове, твой самый лучший. Весь день мы стаскивали с чердака вниз всевозможное барахло, а потом носили его на свалку за березняком, и к вечеру так упахались, что Амелин заснул ещё до ужина. Сказал: сейчас приду и пропал. Якушин подловил меня на крыльце после того, как поели. Он уже собрался идти гулять и от него сильно пахло Лёхиной туалетной водой. — Мне нужно с тобой серьёзно поговорить. — Может завтра? — я тоже очень устала. — На серьёзные разговоры сил нет. — Завтра я уеду. — Ха-ха. — Вижу ты уже обо всём подумала и всё решила. — Я подумала. Я очень долго думала об всём этом. Такой поворот противоречил всем сценариям и привычному ходу событий. Это я могла быть в него влюблена, но никак не он в меня. Ему вообще не стоило заговаривать о таком. Мне нравилось, что он уверенный, рассудительный и серьёзный, и если у него и могли возникнуть сложные безответные чувства, то их причиной должна была быть не я, а какая-нибудь высокомерная, не сумевшая оценить его по достоинству, стерва. — Помнишь, ты рассказывал, что поступил в мед, только после того, как твой отец сказал, что у тебя ничего с медициной не получится? Так вот, сейчас тоже самое: дело вовсе не во мне, а в твоём самолюбии. Тебя просто цепляет, что складывается не по-твоему. Немного подумав, он пожал плечами. — Может ты и права, но смысл от этого не меняется. — И ты так легко это говоришь? — А тебе нужно, чтобы я тут умирал? Этим тебя Костик покупает и шантажирует? Что он без тебя жить не сможет? — Якушин осуждающе смотрел сверху вниз. — На самом деле ты просто жалеешь его, а он держит тебя на коротком поводке своими выходками. Ты же добрая и не хочешь, чтобы с ним что-то случилось, а он этим пользуется и привязывает к себе. — Глупости какие. — Не глупее твоих слов про моё самолюбие. Вообще-то я хотел показать тебе кое-что, — Саша достал из кармана рубашки тот серебристый шарик, который нашёл на карьере, и положил мне на ладонь. — Узнаёшь? Сначала я никак не могла понять, что это такое, но постепенно начало доходить. — Ты уверен, что это оттуда? — Я сходил и проверил. — И он тебе разрешил? — Я просто зашёл, когда вас не было, и посмотрел. Трёх клёпок не хватает. — Он мог потерять их в любой другой день. Не обязательно тогда. Он же говорил, что бывает там. На крыльцо выскочил Лёха: — Ну всё, я готов. — Прекрати уже быть дурой, Тоня, — Саша спустился со ступеней. — Я серьёзно. Подумай ещё раз. Как следует. Больше я к тебе с этой темой не приду. Решай сама. В комнате Амелина было темно, пришлось включить свет. Он лежал на Милиной кровати и, обняв подушку, безмятежно спал. Волосы рассыпались на пол-лица и, если не смотреть на шрамы, просто не верилось, что человек с такой ангельски-невинной внешностью, может быть таким двуличным. Я переворошила барахло на стуле. Сначала попалась маска, я пульнула ею в него, но он не почувствовал. За ней выудила бандаж. Нескольких клёпок действительно не хватало, и они были в точности такими, как та, которую нашёл Саша. В очередной раз Якушин оказался прав. Амелин манипулировал мной, как хотел, а я простодушно повелась на весь этот трогательный пафос про «верь», «доверяй» и прочую ахинею, в которую мне так хотелось верить. Заговорил зубы, загипнотизировал, воспользовался тем, что я так прониклась к нему. И ведь поклялся же! — Просыпайся, гад, — я потрясла его за плечо. — Просыпайся. Во сне он перехватил мою руку и прижал к себе, так что пришлось ткнуть сильнее. — Быстро проснулся! Всё ещё пребывая между реальностью и сном, он распахнул глаза и мутно уставился на меня. — Это что? — я сунула ему под нос клёпку. — Что это? Он глупо захлопал ресницами. От расслабленности не осталось и следа, взгляд стал мрачный и глубокий, а улыбка просто ослепительной. — Значит, ты всё-таки был на карьере, когда Гриша упал? — Может и был. — Сволочь! — я замахнулась бандажом, и он, закрываясь, машинально вскинул руку. — Ты всё это время врал, что не имеешь к этому отношения, а я, как дура должна была верить? Сегодня утром клялся, что это не ты! — Я тебе не врал, и ты не дура. — Что значит не врал? — Ты спрашивала столкнул ли я его. Я снова замахнулась. — Козёл! Как ты мог не сказать сразу? Как я могу верить тебе после этого? — Только не это, Тоня. Верь мне. Пожалуйста. Плохо скрываемый глумливый тон выбесил окончательно, поэтому хлестанула его по-настоящему. Сильно и злостью. Но он словно не почувствовал: — Ты одна, кто мне верит. А человеку знаешь, как важно, чтобы в него кто-то верил? Я снова занесла руку, но ударить не успела, потому что он перехватил ремень бандажа и дернул на себя. Не удержавшись, я рухнула сверху. Он быстро перевернул меня на спину и зашептал в лицо. — Я тебя никогда не обманывал! — Но, Костя, так нельзя! Ты говоришь, будто ты Бог: «Просто верь мне и будет тебе счастье». — Согласен. Есть что-то схожее. Но мне можно не молиться, — он отодвинулся, отпуская меня. — В тебе, Тоня, тоже много такого, с чем ты не справляешься. Но ты мне нравишься такой. Именно такой. Понимаешь? И даже, если бы ты кого-то убила, то я всё равно был бы за тебя. — Я просто хочу знать правду! Я тупо хочу знать правду. Признайся ты мне сразу: да, я грохнул этого парня — было бы честно, но когда ты говоришь «верь», а потом Якушин находит эту штуку, то это отвратительно. Как ты не понимаешь? — я слезла с кровати. — Давай ты успокоишься, и утром я тебе всё расскажу. — Я не собираюсь ждать утра. Мне нужно знать сейчас. — Тогда ты должна кое-что сделать. — Что ещё?