Сейчас на свежую голову, в свете дня, это выглядело действительно некрасиво, и чтобы извиниться, слов не находилось. — Она написала заявление? — К счастью, не успела, но дело не в нём. Дело в тебе, — он так раскраснелся, что, казалось вот-вот вспыхнет. Волосы топорщились, и он то и дело утирал лицо рукавом. — Какая же ты, оказывается, жестокая и подлая! Я машинально подняла рюкзак и в каком-то тумане вышла на улицу. Оправдания мне не было никакого. Я сама была поражена низостью своего поступка. Но кто мог думать, что наутро Алёна вспомнит о нашем разговоре и примет всё за чистую монету? Что она решится пойти в полицию, и что у неё совсем нет мозгов? А может это у меня их нет? Не удивительно, что Амелина так колотило, я бы себя тоже возненавидела за подобное. Хорошо, что хоть Мила уехала. Даже перед ней я чувствовала стыд. Выходя за калитку, оглядываться я не стала, было страшно и больно. Дошла до шлагбаума, мимо проезжала машина. Окно приоткрылось, и я увидела Пинапа с девчонками. Поздоровались, спросили куда иду. Я сказала, что на автобус, и они подкинули меня до остановки. Устроившись в её вонючей тени, я прижалась к металлической стенке и так сидела, бог знает сколько времени, пропустив три автобуса, с каждой минутой ненавидя себя всё сильнее. Такое гадкое, омерзительное состояние, хоть под колёса кидайся. Всё это время я думала, что кругом столько злых, эгоистичных, чёрствых и тупых людей, которые ради своей выгоды, самоутверждения или просто развлечения, готовы сделать другим любую гадость, а в итоге сама оказалась ничуть не лучше. И то, что я не желала Миле зла, меня никак не могло оправдывать, ведь мало кто осознано стремится совершить зло. Не даром же дорога в ад вымощена благими намерениями. Но объяснять это Костику не имело смысла, он и сам об этом знал. Точно так же, как и то, что от человека, совершившего предательство, нужно срочно избавляться. Собаку, искусавшую человека пристреливают, потому что в следующий раз она снова так сделает. Я могла сразу кинуться к нему и умолять о помиловании, и он, вероятно, даже сдался бы, сказав: хорошо, уедешь завтра, но забыть такое невозможно. И простить тоже. Во всяком случае, я бы не смогла. Наверняка я завтра проснусь и пожалею, что не осталась и не поговорила с ним «разумно и трезво». Но невидимые часы уже звучали непрерывной сигнальной сиреной: ваше время вышло! Просто, как выяснилось, это не он не подходил мне, а я ему. Напротив меня остановилась машина. Водитель — сомнительного вида парень, опустил стекло: — Подкинуть? — Нет. — Могу прямо до Москвы. — Не нужно, спасибо. — Поехали, денег не возьму. — Я не еду. — Тогда давай просто знакомиться, — он открыл дверь и вышел. Я огляделась. Кругом никого. Только проносящиеся на приличной скорости машины. — Я больная. — В смысле? — Припадочная. Я скорчила рожу и эпилептично задергалась, из груди от сдерживаемого рыдания сами собой вырывались странные звуки. Парень постоял немного, посмотрел на мой истерический припадок и свалил. Но зато мозги снова зашевелились. И как я сразу не сообразила? Как я могла так легко уйти? Почему всё это время думала только о себе? Я же видела в каком он остался состоянии, а когда имеешь дело с человеком склонным к спонтанным суицидальным приступам, никогда нельзя забывать об этом. Телефон его был отключен. Я подхватила рюкзак и помчалась через свинарники назад. Пока бежала по полю, чуть ноги не переломала. Повсюду были раскиданы палки и детали от разобранных после праздника палаток. В одном месте провалилась ногой в яму из-под столба с лентами, сам же столб и вовсе лежал поперек дороги. Заскочила во двор, на всей его половине горел свет и очень громко играли Кемы — Famous Last Words, давно я этого у него не слышала. Дернула дверь, постучала. То, что он не открыл ничего не значило. Амелин никогда не открывал. Я отправилась во двор, прямиком к кухонному окну. Оно было раскрыто, а свет горел. Притащила пластиковый стул. Встал он неустойчиво, предательски качаясь под ногами, однако заглянуть внутрь всё же получилось. На обеденном столе лежали: раскрытая упаковка старых лезвий, какой-то пузырек, половина бутылки водки и дедов обрез с чердака. Полный набор. Чтобы влезть в окно, пришлось положить на стул так и оставшуюся валяться во двое пенопластовую коробку инкубатора. Пенопласт тут же захрустел под ногами, но, прежде, чем проломился, я успела подтянуться на локтях. Амелин лежал на Милиной кровати в том же в чем и приехал, даже кеды не снял. Просто лежал с закрытыми глазами, сложив руки на животе. — Я знаю, что ты придуриваешься. Типа ролёвка, да? — я подошла к кровати и ткнула его в бок. — Красавица и чудовище? Потом наклонилась, взяла руку. Она была тёплая и пульс прощупывался отлично. Частый и громкий. — Костя! — я шлёпнула его по плечу. — Твои приколы однообразны и предсказуемы. Давай поговорим. Без нервов и обид. Присела на край кровати. — Я не буду оправдываться, потому что действительно сказала это Алёне со зла. Специально. И мне хотелось, чтобы Миле тоже было плохо, за всё, что она говорила и делала. Я думала — это справедливо. Но я ошибалась. Не вмешайся она, и этот Гриша мог сам тебя убить. На её месте я бы поступила точно так же. Толкнула бы его, не задумываясь о последствиях. Так что сдавать Милу в полицию с моей стороны было подло во всех отношениях. Я внимательно посмотрела на его лицо. Ровное, спокойное, ангельское лицо, словно просто спит и не может слышать того, что я говорю. — Ты меня слышишь? Я снова потрясла его, шлёпнула по щеке, ещё раз потрясла, поцеловала, снова потрясла, проорала на ухо «подъем», но безрезультатно. И тут вдруг подумала, что, если он, например, выпил таблетки, то вполне мог просто уснуть. Смерть же не наступает сразу. Человек сначала засыпает и только потом останавливается сердце. Я заметалась. В таком случае, медлить было нельзя. Якушин говорил, что при отравлениях необходимо немедленно промыть желудок. Вылила водку из бутылки и наполнила её кипяченой водой. Потом вдруг спохватилась, что нужно вызвать скорую. Побежала выключать музыку, и только, когда наступила полнейшая тишина, он всё-таки подал голос: — Оставь. The World Is Ugly оставь. — Думаешь, я купилась на твою заезженную шутку? — прикусив губу, я запихнула дрожащие руки в задние карманы шорт. Музыку включать не стала. — Мне не до шуток. — Почему тогда не отвечал? — Не хотел с тобой разговаривать. И сейчас тоже не хочу. Поэтому не говори со мной и вообще уходи. Только песню верни. — Зачем ты там всё это выложил? На столе. Он демонстративно повернулся ко мне спиной. — Уходи, пожалуйста. — Поклянись, что ты не будешь ничего с собой делать. — Вот ещё. — До тех пор, пока не поклянешься, я не могу уйти. — Ты не можешь уйти, потому что я загадал это на Дереве желаний. Загадал, чтобы ты не могла от меня уйти, но теперь, когда я рассказал об этом — ты свободна. Желание больше не действует. — Не думала, что ты всерьёз веришь в это… — Вот, чего тебе сейчас надо? — он резко вскочил и сел, развернувшись ко мне. — Чего ты пришла? Специально хочешь ещё больше довести? — Поклянись! — Сегодня умирать я не собираюсь. По крайней мере физически. А морально ты меня сама прикончила. — И что не будет никакого селфхарма — пообещай. — А тебе-то что? Может, это единственное, что меня лечит? Может, только так я ещё спасаюсь от… от… от таких, как ты? Может, только поэтому я ещё жив. Может, даже я смогу забыть тебя. Может, даже к утру.