Идея вспыхнула яркой лампочкой над головой. Стоп-сигналы не сработали. Отложила яблоко в сторону, и взяла поднос в руки. — Отлично. Я отнесу. — Куда ты, шальная?! — испугалась тётя Вера. — Лёшка потом даст тебе «Кузькину мать», — но я уже вылетела из кухни. — Еська! Шла спешно, стараясь не попасться на глаза управляющего. В коридорах царила тишина. Притормозила возле комнаты Марка. Лишь бы там не было Алексея Олеговича, иначе моя вылазка накроется медным тазом. Толкнула дверь. — Тук-тук, — типо постучала я и просунула голову в образовавшуюся щель. Марк до этого смотревший в окно повернул голову на звук. В комнате полумрак, горит лишь ночник. Он один. Слава Богу! — Вы — неизменная грубиянка, Есения, — ворчливо уронил мужчина и слегка дрогнул губами в улыбке. Внутри потекла теплая жидкость при виде его спокойного умонастроя. По лицу мужчины поняла, что он рад меня видеть. Может быть даже беспокоился обо мне. Сейчас же! Не выдумывай! Быстро прошествовала к прикроватной тумбочке и расположила на ней поднос. — Всё же тебе тоже досталось? — разочарованные нотки в его голосе, напомнили о руке. — Прости. — Это ерунда, — посмотрела на мужчину. — Я за тебя больше испугалась. Зрелище не из приятных. Спасибо... Это был достойный поступок с твоей стороны. Марк усмехнулся: — Мы перешли на "ты"? — смотрит озорно. — Ты... Вы первый начали, — тоже улыбнулась. — У меня голова покалечена. — А у меня мозги, — шутя парировала я и вернулась к подносу. — Наш домомучитель отправил тебя сюда? — смотрит непонимающе. — Нет, я сама стащила поднос. — Тебе влетит, — слышу в голосе нотки сочувствия. — После тебя мне уже никто не страшен, — подмигнула ему, вызвав на смех. — Вот оно что! Ты ещё и экстрималка? — "Не так страшен черт, как его малюют", — присела на край кровати, взяв в руки тарелку с лазаньей и вилку. Марк тут же чуть подскочил и отодвинулся подальше. — Не говори только, что собираешься кормить меня из ложечки, как какого-то доходягу, — нахмурился он. — Ещё чего, — ответила в его манере и, демонстративно разделив пищу на кусочки, поставила всё на его колени. — Я намерена только подсобить. — Я и сам мог это сделать, — продолжал бубнить мужчина, втыкая вилку в лазанью. — Ты и кофе можешь сам себе сварить и принести, но просишь об этом прислугу. Ешь, давай и не выделывайся. Марк пораженно смотрел на мою невозмутимость, но сдался, покачав головой. Сунул кусок в рот. — В том углу ты так и не протерла, — улыбнулся Марк, прожевав первый кусочек. — А ты так и не сказал, кто изображен на картине, — ответила тем же. — И не скажу. Молча опустила веки и отвернулась, чтобы взглянуть на другие полотна. В полумраке комнаты они кажутся мистическими и наполненные сказкой. Рельефы, равномерно поглощающие как свет от ночника, так и тени. Эти картины отражение самого художника. Днём он — демон, готовый растерзать меня за любую оплошность, а вечером — простой мужчина способный спасти от насильника и улыбаться мне в саду при свете ночных светил. — Ты великолепно рисуешь, — эти слова сами слетели с губ, и я не лгала. — Спасибо, — просипел мужчина. — И какая именно пришлась тебе по душе? — Та, где нарисована я, — серьёзно посмотрела на него. Марк бросил в меня взор исподлобья. Фигура его слегка дернулась. Сомнений в принадлежности портрета больше не осталось. — Отдай её мне... Пожалуйста, — смотрю в изумрудные глаза на полном серьёзе. В темноте они чёрные и гипнотизирующие. — Она не закончена, — выдохнул мужчина и резким движением руки отставил тарелку на постель. — Всё равно, — пожала плечами. — Нет, — твердо качнул головой. — Такое убожество я не могу отдать... — Убожество? — переспросила эхом. — Не в том смысле. Еся, картина не окончена. Я не хочу такое отдавать. — А закончишь? — в надежде посмотрела на него. — Нет, — мотнул уверенно. В груди замаячили нотки отчаяния вперемешку с разочарованием. — Я рисую лишь пейзажи и натюрморты. А тут спонтанно вышло. Поэтому и стёр всё. Для подобного вида искусства нужна натурщица. — Натурщица? — задумчиво повторила. — Я не против, — не видела в этом ничего зазорного. Марк сканировал меня колючим взглядом, но смотрел, как на глупую. — Есения, — устало произнес он. — Девушка на картине была обнаженной. Этот факт вонзил нож в ребра. Во рту пересохло, а тело ослабло. Я потеряла дар речи. Смотреть в его магические глаза стало невероятно сложно. Щёки вспыхнули густым румянцем. Я поднялась с его постели и нервно вцепилась в поднос. — Вы поели? Могу уносить? — голос плохо слушался. Марк нахмурился, вновь ощутив былой барьер между нами. Брови сдвинулись к носу, на лице болезненная гримаса. — Унесите, — кивок со сталью в голосе. Наклонилась к нему, чтобы забрать с постели полупустую тарелку, но в этот момент, мужчина перехватил руку и приблизил меня к себе. Его лицо на уровне с моим. Почувствовала, как дыхание обожгло щеку. — Я рисую только то, что меня восхищает, Есения. На тот момент, ты стала вдохновением. Это не оскорбление и не посягательство на тебя, а обычное восхваление твоей красоты. За это мне не стыдно и тебе не должно быть. В образовавшейся тишине глоток воздуха прозвучал на всю комнату. Хватка была слабее, его парализующего взгляда. Мужской взор опустился ниже моих глаз. Полуприкрытые губы обветрились от учащенного дыхания. Его рука ушла с запястья и коснулась подбородка. Большой палец провёл дугу по контуру нижней губы. В членах полный паралич от гипнотизирующих глаз и касаний. Словно продала душу дьяволу. — Ты очень красивая, Есения, — мелкие уколы током, содрогнули всё тело. В этот миг лицо Марка сереет и магический взгляд становиться суровым. — Уйди, пожалуйста... Теплые руки исчезли с моего лица. Мужчина опустил голову, отстраняясь. Послушно сложила его посуду на поднос и поспешила выполнить просьбу. У дверей все же оглянулась. Марк не видит моего ухода, смотрит снова в окно. В понурой фигуре уловила явную печаль. Нет, он не обижен, его гложет что-то другое, и мне до безумия хотелось понять, что именно. — Я бы это сделала для тебя... Если ты попросишь, — выпалила, как можно громче. Марк вздрогнул, как от удара хлыстом и шокировано повернулся ко мне. — Просто попроси, — смело вздернула подбородок кверху. — Спокойной ночи, Марк. И, не дожидаясь ответа, который по-любому окажется колким, покинула его покои. У нас обоих есть время подумать, но сама четко понимала, что решение моё твёрдое, хоть переполненное своими фобиями. Я хочу, чтобы этот мужчина восхищался мной и дальше, перенося свои эмоции на холсты. Верю, что именно за этим занятием он настоящий. Хочу осязать его мысли и упиваться тем теплом, что испытываю при осознании всего этого. Глава 12. Пешая прогулка МАРК Её след давно простыл, но последние слова вихрем кружили в голове, проникали через сердце и скручивали желудок в узел. Как всё просто — попросить. Я должен всего лишь попросить её! А как? Подойти и сказать: "Прекращай тереть тут пыль и раздевайся, я сейчас буду тебя рисовать"? Глупее не придумаешь! Представил Есению обнаженной. Для меня. Сама. Мне можно смотреть, осязать через кисти. Представил, как девушка будет краснеть и часто дышать, нервничая. Нет, я не смогу. Не выдержу её так близко и откровенно, не имея возможности прикоснуться. Это хлеще и мучительней даже моего прошлого. Есения закрыта для меня, и пусть так останется.